У Франки зачесались ладони. Она вот-вот впадет в панику. Что может она ему ответить? Он прав. Каждым сказанным словом он подтверждает свою правоту.

— Мне очень жаль, — прошептала она и подумала, что, наверное, она — единственная в мире жена, которая извиняется, уличив мужа в неверности. — Я знаю, что для тебя я — сплошное разочарование.

Он окинул взглядом фигуру Франки, и она уловила в его глазах не презрение, а сочувствие — что, наверное, было еще хуже.

— Когда-то ты была другой, — сказал он, — и я был на самом деле влюблен в тебя. Ты нужна была мне, как воздух. Я думал, что все зависит от того, станешь ли ты моей.

— Что — все? — спросила она.

Он всплеснул руками.

— Абсолютно все. Счастье, полнота жизни. Все, что я знаю!

— У нас был хороший шанс, — тихо сказала Франка.

— Да, он, определенно, был, — равнодушно ответил Михаэль.

И Франка поняла: он настолько отдалился от нее, что ему уже не жаль упущенного шанса.

— Я бы ни за что не пришел к тебе, Хелин, если бы это не было так важно, — сказал Кевин.

Вид у него был взвинченный, бледный и невыспавшийся. Для необычно теплого апрельского дня он был слишком тепло одет: вельветовые брюки и синий шерстяной свитер. Он сильно потел; лицо влажно блестело, пряди темных волос липли ко лбу.

— Зачем ты все это на себя натянул? — спросила Хелин. — На улице настоящее лето!

— С утра я сильно замерз, но сейчас мне действительно жарко. Я даже не знаю… — Кевин нервно провел рукой по лицу, — может быть, у меня грипп.

— Выглядишь ты, во всяком случае, и правда плохо, — озабоченно произнесла Хелин, наливая Кевину чай. — Пей. Или ты хочешь чего-нибудь прохладительного?

— Нет, нет, я с удовольствием выпью чаю, — было видно, что Кевин едва ли замечает, что пьет. Руки его слегка дрожали.

— Да, так я ни за что не пришел бы к тебе, Хелин, если бы не крайняя нужда, — нервно заговорил он. — Конечно, ты думаешь, что такие большие деньги я никогда не смогу вернуть, но я клянусь, что…

— Об этом нет и речи, — попыталась успокоить его Хелин. — Я убеждена, что придет день, когда ты сможешь за все рассчитаться и…

— С процентами и с процентами на проценты!

— Нет вопросов. С друзей я не беру проценты. Нет, Кевин, меня просто тревожит твое состояние. Тебе постоянно нужно так много денег… Должно быть, ты слишком неразумно их тратишь.

— Теплица в Перель-Бэй обошлась мне в целое состояние. Мне приходится выплачивать более высокий банковский кредит, чем я рассчитывал. Теперь у меня проблемы с выплатой процентов.

— Как идут дела? — осторожно поинтересовалась Хелин.

Кевин пожал плечами.

— Идут. Теперь лучше. Но общее экономическое положение… ты же знаешь.

Хелин вздохнула. Конечно, времена нынче трудные. Теперь мало кому удается проворачивать такие выгодные дела, как во время бума восьмидесятых. Но все же она не могла уяснить, что происходило с Кевином.

— И сколько денег тебе нужно? — спросила она.

Они сидели в столовой, в сумраке, которым заканчивался чудесный весенний день. На стол падала зеленоватая тень растущей во дворе вишни. Они с Беатрис посадили это дерево сразу после войны: им хотелось сотворить что-нибудь живое, растущее, красивое. Тогда эта вишня была больше похожа на кривую палку от швабры.

— За жизнь, — сказала тогда Хелин, бросив последнюю лопату земли. Она откинула со лба растрепавшиеся пряди волос, и тут у нее началось такое головокружение, что пришлось сесть. Она тогда сильно ослабла от голода. При ее и без того хрупкой конституции она сильно страдала от скудного пищевого рациона. Она часто падала в обмороки, а стоявшая тогда жара добивала ее окончательно.

Деревце долго не хотело приниматься, и несмотря на то, что Хелин обильно его поливала, у нее было впечатление, что растение вот-вот погибнет. Но вдруг, когда Хелин уже потеряла всякую надежду, полузасохшее деревце начало поправляться, расправились повисшие листочки и даже — кто бы мог подумать! — на ветках расцвели два прекрасных белых цветка. «И какое оно теперь крепкое, наше дерево, — думала Хелин, — какое большое!»

Собственно, она хотела напоить Кевина чаем в саду, под вишней, но он попросил, чтобы она поговорила с ним в доме, и она сразу поняла, что речь снова пойдет о деньгах.

— Мне нужна тысяча фунтов, — сказал Кевин.

У Хелин перехватило дыхание.

— Это очень большие деньги!

— Вообще-то, тысяча двести было бы еще лучше. С ними я на какое-то время выкручусь.

— Тебе не кажется, что теплицы можно покупать и дешевле?

— Если что-то делаешь, то надо делать прилично и основательно, — Кевин беспомощно поднял руки. — Я понимаю, что веду себя отвратительно. Ты наверняка чувствуешь себя ограбленной и думаешь, что я тебя просто использую. Но мне больше не к кому обратиться. Ты — единственная.

Как обычно, тактика Кевина польстила Хелин — его расчет был ей, конечно, ясен, как день — он возвышал ее в собственных глазах, как единственный источник спасения и надежды. Ей было хорошо оттого, что ею беззастенчиво пользовались; несмотря на то, что она уже стара, немощна и никому, собственно, не нужна. Кевин превосходно все это понимал и использовал к своей выгоде. При этом Хелин была убеждена, что он и на самом деле хорошо к ней относится. Она заменила ему мать, бабушку и старшую сестру. Других родственников и близких у Кевина не было. Он клятвенно заверял Хелин, что если бы не она, он бы чувствовал себя еще более покинутым и одиноким.

— Я сейчас поднимусь к себе и принесу чек, — сказала Хелин и легко встала со стула, заметив, как напряжение исчезло с лица Кевина. Наверняка, он боялся, что на этот раз Хелин ему откажет. Поднимаясь по лестнице, Хелин думала, сколько всего денег он ей должен. Выходило что-то около десяти тысяч фунтов.

Спускаясь в столовую, Хелин столкнулась с Беатрис, только что вернувшейся из сада. Беатрис была в рабочих рукавицах, а волосы были подвязаны шелковой косынкой. Хелин была хорошо знакома эта косынка, она купила ее в Париже и подарила Беатрис. Вещица стоила целое состояние, а теперь Беатрис подвязывает ею волосы, чтобы они не падали ей на лоб во время работы.

«При каждом удобном случае, — подумалось Хелин, — при каждом удобном случае она показывает мне, как мало я для нее значу!»

— Я видела в столовой Кевина, — сказала Беатрис. — К кому он пришел — к тебе или ко мне?

— Ко мне, — ответила Хелин. Она хотела было спрятать за спину чек, но было поздно, Беатрис его уже увидела.

— Ты опять даешь ему деньги! Еще и трех недель не прошло с тех пор, как он был здесь в прошлый раз. Приходил он и в начале февраля, и…

— Ничего страшного. У меня достаточно денег.

— Я, наверное, никогда не смогу понять, — сказала Беатрис, — как тебе это удается — нести такие расходы. У тебя не такая уж большая пенсия. Должно быть, тебе приходится сильно экономить и во всем себя ограничивать — и все это только ради того, чтобы выбрасывать деньги на Кевина.

— Я не выбрасываю деньги. Что мне, старухе, делать с большими деньгами? Я считаю, что будет умно помогать молодому человеку, которому надо строить жизнь.

— Кевин ее давно построил. То, что он до сих пор постоянно нуждается в деньгах, говорит о том, что он живет не по средствам.

— Он купил теплицы в Перель-Бэй.

— Это было еще в прошлом году. Эти драгоценные теплицы я однажды видела. Судя по тому, что он все время трясет из тебя деньги, их покупка была просто страшным расточительством.

— Мне всегда казалось, что ты любишь Кевина.

— Конечно, я люблю Кевина, но он не умеет обращаться с деньгами. Неважно, идет ли речь о теплицах или о чем-то другом. Он никогда не может правильно рассчитать расходы. Он вообще как бездонная бочка.

— С моими деньгами, — помолчав, сказала Хелин, — я могу делать все, что мне угодно.

Беатрис подняла руки.