Она с поразительным спокойствием реагировала на все вопросы, заданные ей полицейским. Беатрис рассказала, что вечером Хелин ужинала у Кевина в Тортевале, откуда уехала на такси около половины одиннадцатого. Торопливо записывавший ее слова полицейский насторожился, когда услышал, что таксист высадил Хелин, не доезжая до дома.

— На этих ста метрах она и встретилась со своим убийцей, — заметил он.

— Она шла по дороге, которая проходит вдоль восточной стороны нашей усадьбы и ведет к тропинке в скалах, — сказала Беатрис, то есть по дороге, на которой…

— Да. На которой и находится место преступления.

— Как вы думаете, ее убили на том месте, где мы ее нашли? — спросила Беатрис. — Или еще на улице? Ее могли потом…

Полицейский отрицательно покачал головой.

— Поиск следов продолжается, но, судя по тому, что я видел, могу сказать, что ее убили именно там, где вы ее увидели. Нигде больше нет следов крови, и не похоже, что ее откуда-то волокли.

— Да, конечно, — согласилась Беатрис и снова немного побледнела.

— Мне надо знать, где вы обе были сегодня вечером, — сказал полицейский и обернулся к Франке. — Вы провели этот вечер вместе?

— Нет, — ответила Франка и рассказала об ужине с мужем в «Старинном борделе».

— Но ваш муж не живет здесь? — въедливо поинтересовался полицейский.

Франка покачала головой.

— Он живет в гостинице «Шале» у бухты Фермейн.

— Ага, и он не проводил вас до дома?

— Нет, я сама приехала на машине.

— Миссис Шэй была дома, когда вы приехали?

— Она сидела в машине, стоявшей на подъездной дорожке.

Полицейский посмотрел на Беатрис.

— Значит, вы сами только что приехали? Или вы собирались куда-то уезжать?

— Я просидела в машине около получаса, — ответила Беатрис, — я просто сидела в машине и думала.

Полицейский удивленно воззрился на Беатрис.

— Вы полчаса сидели в машине и думали? Но почему вы не шли в дом?

Беатрис в ответ пожала плечами.

— Не было желания. Мне это даже в голову не приходило. Я совершенно забыла о времени. Если бы не приехала Франка, я бы, наверное, еще долго сидела в машине.

— Очень странно, — пробормотал полицейский и, покачав головой, что-то записал в свой блокнот.

Франка не видела ничего странного в том, что человек может, забыв о времени, сидеть в машине и думать, если этого человека обуревают какие-то тяжелые проблемы, но едва ли это можно было донести до простой души полицейского.

— Возможно ли, что вы приехали сюда раньше, чем было совершенно преступление?

Беатрис задумалась, но тут в разговор вмешалась Франка.

— Нет, я была здесь приблизительно, в двадцать минут первого. Если Беатрис находилась во дворе уже полчаса, то, значит, приехала она примерно без четверти двенадцать. Хелин села в такси в Тортевале в половине одиннадцатого. Следовательно, она была здесь в одиннадцать, то есть, на три четверти часа раньше, чем Беатрис.

— Может быть, таксист поможет более точно установить время, — сказал полицейский. — К тому же мне кажется, что миссис Шэй не вполне уверена, сколько времени она просидела в машине — полчаса, час или полтора. Она же сама говорит, что забыла о времени.

— Я думаю, что до половины двенадцатого я пробыла на Плейнмонте, — сказала Беатрис, — но, конечно, я могу и ошибиться.

— Что вы искали ночью на мысе Плейнмонт? — по виду полицейского было ясно, что поведение Беатрис представляется ему все более и более странным.

— Я приехала туда еще вечером, — Беатрис принялась отвечать на вопрос. — Немного погуляла, полюбовалась заходом солнца, а потом посидела в машине.

Полицейский вскинул брови.

— Насколько я понимаю, весь вечер и половину ночи вы просидели в машине? Сначала на мысе Плейнмонт, а потом здесь? Мне это кажется очень странным. Вас в это время занимали какие-то очень тяжелые проблемы?

— Да, — коротко ответила Беатрис. По выражению ее лица было ясно, что большего полицейский сейчас от нее не добьется.

— То есть к моменту совершения преступления вы могли быть здесь?

— Если преступление было совершено до одиннадцати часов, то нет. С Плейнмонта я уехала не раньше одиннадцати.

Он что-то записал в блокнот и посмотрел на Беатрис. Лицо его стало холоднее и жестче.

— Кто-нибудь может подтвердить ваши показания? — спросил он.

Беатрис отрицательно покачала головой.

— Нет.

Полицейский закрыл блокнот.

— Пока у меня больше нет вопросов.

«Но оставайтесь в нашем распоряжении», — подумала Франка.

— Но оставайтесь в нашем распоряжении, — сказал он.

Алан медленно положил трубку на телефон и посмотрел на аппарат так, словно видел его впервые. Новость подействовала на него ошеломляюще. Он ощущал свою полную беспомощность.

— Боже мой, — пробормотал Алан. Он подошел к серванту, достал бутылку шерри, откупорил ее, налил стакан и залпом осушил его. Потом он открыл бутылку виски. Для такого потрясения одного шерри было мало. К тому же было уже шесть вечера, а в это время можно позволить себе и кое-что покрепче. Он сделал глоток, почувствовал, как виски обожгло горло. Какое приятное жжение! «Сейчас жизнь станет чуть-чуть легче», — подумал он, и в этот момент позвонили в дверь.

Он задумался, стоит ли открывать. У него не было ни малейшего желания это делать. Он хотел остаться наедине со своим ужасом и со своим виски.

«Меня просто нет дома, — подумал он. День был очень тяжелый и напряженный. Накопилась масса неприятных дел. Спасался он лишь джином и виски. За три дня он совершенно раскис. Он пил весь понедельник, весь вторник и половину среды. Вечером в среду его несколько часов рвало, и он пришел в ужас от вида небритого, неопрятного человека, взглянувшего на него из зеркала. Руки его сильно дрожали.

«Развалина, — подумал он, — я выгляжу, как старая, никуда не годная развалина».

Несколько раз звонил телефон, но он не подходил к аппарату. Он сильно сомневался, что сможет выдавить из себя хотя бы одно членораздельное предложение. В конце запоя он был в состоянии лишь мычать. Он хотел испытать себя и сказать пару слов своему отражению в зеркале, но не решился даже на это. Его потряс уже один внешний вид, слышать к тому же и голос было бы и вовсе невыносимо.

Поздно вечером его еще раз вырвало, и он настолько ослаб, что с трудом выполз из ванной на четвереньках. Опять звонил телефон. Кто-то, видимо, очень хотел с ним поговорить. Наверное, Беатрис. Он смутно помнил, что говорил с ней в понедельник. Он был тогда сильно пьян, и мать, вероятно, сильно возбудилась по этому поводу. У него не было ни малейшего желания и сил отвечать на ее упреки и вопли, как он их называл.

Он лег в кровать, ожидая, что переутомление поможет ему заснуть, но — к своему удивлению — уснуть он не смог из-за какого-то странного беспокойства. Он ворочался с боку на бок, испытывая страстное желание глотнуть еще виски. От этого пройдет дрожь, успокоится сердцебиение, он обретет, наконец, покой… Но он не остановится на одном глотке, он отчетливо это понимал, сознавая опасность такого глотка. «Если я завтра хочу попасть, наконец, на работу, — в отчаянии думал он, — то мне ни в коем случае нельзя пить. Все начнется сначала. Одиночество и пьянство».

Он и сегодня утром выглядел ужасно, но, приняв душ, вымыв голову и уложив волосы феном, выпив две чашки крепчайшего кофе, он мог рискнуть показаться на людях. Он надел один из своих лучших костюмов и принял две таблетки аспирина.

На работе секретарша сказала, что у них возникли проблемы из-за пропущенных за предыдущие три дня встреч. Алан кивнул. Он и сам это знал; такое случалось всегда, когда он срывался в запой. Пока это не создавало неразрешимых проблем, но он сознавал, что дальше так продолжаться не может.

— Если позвонит моя мать, — сказал он секретарше, — то не соединяйте меня с ней. Скажите, что у меня важная встреча.

Секретарша кивнула. Она и сама это знала. После срывов шеф никогда не разговаривал с матерью. Вероятно, пожилая дама могла наговорить ему массу неприятных вещей.