В общем пока все развивалось в соответствии с планом Даллеса — Биссела, предусматривавшим использование в определенных условиях такого прикрывающего заявления. Но вскоре версия о «пропавшем» самолете разведки погоды потерпела крах.

В заявлении от 7 мая Советское правительство разоблачило лживость американской официальной версии, не выдержавшей сопоставления с фактами. Сообщив, что самолет «Локхид У-2» сбит в районе Свердловска, а задержанный летчик признался в шпионской деятельности, оно привело факты, неопровержимо доказывающие предумышленный характер нарушения воздушного пространства СССР американским самолетом, а также разведывательные цели его полета, несовместимые с элементарными требованиями поддержания нормальных отношений между государствами в мирное время4.

Припертый к стене фактами и доказательствами, госдепартамент США вынужден был изменить тактику. В новом заявлении от 7 мая он признал, что самолет «Локхид У-2» был направлен в пределы Советского Союза в целях сбора военных разведывательных данных, оговорив, однако, что «вашингтонские власти разрешения на такой полет не давали».

В преддверии президентских выборов заявление госдепартамента оказалось весьма опрометчивым. Демократы получали возможность на этом примере продемонстрировать американским избирателям полную неподотчетность государственных учреждений президенту-республиканцу и отсутствие какого-либо контроля с его стороны их деятельности. Перед Эйзенхауэром и республиканскими лидерами стояла сложная дилемма: если признать, что полет У-2 был осуществлен без ведома президента, серьезно подрывался не только авторитет Эйзенхауэра и его администрации, но и ставились под угрозу шансы республиканцев на победу в ходе предстоявших президентских выборов. Если признать, что президент санкционировал полет самолета-шпиона, предстоявшие через несколько дней переговоры на высшем уровне в Париже могли сорваться, а как раз перед выборами Эйзенхауэр никак не хотел, чтобы возникали сомнения в искренности шагов его администрации к ослаблению международной напряженности, на которые, казалось, она была готова пойти 5. Но верх одержала агрессивная линия военно-промышленного комплекса, заинтересованного в гонке вооружений и всячески препятствовавшего оздоровлению международного климата. 9 мая от имени американского правительства с заявлением выступил государственный секретарь Кристиан Гертер. В этом беспрецедентном в истории международных отношений заявлении цинично сообщалось, что в соответствии с Законом 1947 г. о национальной безопасности президент Эйзенхауэр с момента образования своего правительства ввел в действие директивы о проведении в широких масштабах разведывательной деятельности против Советского Союза. На основе этих директив, как указал Гертер, была разработана программа, включающая «широкое наблюдение с воздуха путем проникновения» разведывательных самолетов США в воздушное пространство СССР6.

Заявление государственного секретаря подтвердил 11 мая сам президент Эйзенхауэр [То, что вся программа полетов У-2 осуществлялась под его контролем, Эйзенхауэр признал и в беседе с Шерманом Адамсом, главой аппарата Белого дома, посетившим президента вскоре после инцидента с У-2. «Я лично рассматривал каждый такой полет,— объяснял тогда Эйзенхауэр.— Когда мне принесли план данного полета над Россией, я утвердил его вместе с другими, намеченными разведкой» 7 Единственное, что огорчило президента, как признает он спустя пять лет в своих мемуарах, так это — допущенная администрацией опрометчивость, связанная с обнародованием заявлений «прикрытия». «Наша крупнейшая ошибка, конечно, выпуск преждевременного и плохо продуманного заявления с целью скрыть истинное положение. Я лично сожалею, что меня уговорили сделать это!»]. Он признал, что шпионские полеты американских самолетов над территорией СССР проводились с его ведома и одобрения и что такие полеты были и остаются элементом «рассчитанной политики» США. Американское правительство подтвердило это и в ноте Советскому правительству от 12 мая8. За этим, как по команде, последовала целая серия провокационных, угрожающих речей государственных деятелей США. Всячески оправдывая агрессивную шпионскую акцию, они настаивали на том, что США необходима «постоянно действующая программа» разведывательной деятельности. Вице-президент Никсон признал, что он лично одобрил задание Пауэрса.

За истекшие два десятилетия стали достоянием гласности новые свидетельства о прямой причастности администрации Эйзенхауэра к этой ставившей под прямую угрозу всеобщий мир провокации.

Вот что поведал американскому читателю о закулисной стороне событий тех лет тогдашний генеральный инспектор ЦРУ JI. Киркпатрик: «1 мая мы узнали, что в районе Свердловска, в России, сбит самолет У-2. Это известие вызвало невиданный переполох в Вашингтоне. Я не участвовал в большинстве заседаний и обсуждений, проходивших в связи с данным событием, но хорошо помню, как, сидя в кабинете Ал- лена Даллеса, я слушал Дика Биссела, уверявшего нас, что пилот не мог уцелеть и поэтому Соединенные Штаты должны держаться за версию прикрытия. Суть ее: самолет метеорологической разведки вылетел из Турции и потерял ориентировку. Это, безусловно, было началом трагедии: правительство США сделало именно то, чего делать не следовало. Аллен Даллес сказал мне, что он предлагал президенту принять его отставку, чтобы была возможность переложить на него всю ответственность. Эйзенхауэр отверг это предложение. Он считал, что не следует давать пищу тем, кто утверждает, будто государственные органы могут проводить такую деятельность, о которой президент не имеет представления. Поэтому он был вынужден признать, что сам санкционировал полет»

Между тем подробности инцидента с самолетом У-2 получали все более широкую огласку Ряд важных вопросов вызвал особую озабоченность в кругах мировой и американской общественности. Почему приказ с полете У-2 над Советским Союзом был отдан перед самым со вещанием в верхах? Почему после того, как шпионский само лет был сбит, правительство опубликовало «ряд лживых и противоречивых заявлений»? Почему, наконец, министр обороны, находившийся в Париже с Эйзенхауэром, накануне совещания приказал американским вооруженным силам в( всем мире находиться в состоянии боевой готовности?

27 мая 1960 г. сенатская комиссия по иностранным делам приступила к расследованию событий, приведших к срыву совещания на высшем уровне. Расследование было начато под давлением американского общественного мнения. Как отмечала зарубежная печать, американцы были потрясены, разочарованы и сбиты с толку провалом совещания в верхах по вине Соединенных Штатов. К этому добавлялось чувство унижения и стыда, которое испытала общественность страны в связи с тем, что правительство США, выражаясь словами американского публициста Джеймса Уорбурга, было «с позором уличено перед всем миром в наглой лжи».

Лидеры конгресса, как демократы, так и республиканцы, поначалу пытались противодействовать давлению общественности, выступая против расследования и призывая американцев «не выносить сор из избы» и продемонстрировать миру свое «национальное единство» 10. Но требования ряда сенаторов и конгрессменов, а также американской общественности расследовать происшедшее были столь настойчивы и решительны, что 24 мая сенатская комиссия по иностранным делам высказалась за разбирательство. Обсуждение должно было происходить при закрытых дверях, и обнародованию подлежали лишь стенографические отчеты, прошедшие цензуру. Первым предполагалось заслушать государственного секретаря Кристиана Гертера, а затем должны были быть вызваны директор ЦРУ Аллен Даллес и министр обороны Томас Гейтс. Большинство членов комиссии, состоявшей из 11 демократов и 5 республиканцев, хотели ограничить рамки обсуждения, сделать его максимально кратким и поверхностным, чтобы оно по возможности закончилось реабилитацией правительства. Однако три члена комиссии — У. Морзе, Д. Кеннеди и Г. Хэмфри — открыто выражали опасения по поводу политики, проводимой правительством Эйзенхауэра; был здесь, разумеется, и расчет на то, чтобы нажить политический капитал и подорвать позиции республиканцев в избирательной кампании.