Маколей закрыл глаза, пытаясь заснуть, что в последнее время удавалось ему с трудом. Скорей всего, потому, что он слишком много пьет, рассудил Кейн, однако истинная причина была ему хорошо ясна. Сна его лишали мысли об этой девушке. Она проникла в его кровь, огнем растекалась по жилам. Она поселилась в его душе, пленила сердце. Он не может отступиться от нее.

Маколей закинул руки за голову и уставился в темный потолок. Безмолвная ночь окутала город. Огни в сапуне давно погасли.

Так что же пригнало его сюда — страсть? Конечно, она красива. Безумно красива. Классической красотой. Но ведь у него и прежде не было недостатка в прелестных женщинах, и они доставляли гораздо меньше хлопот.

Мысли его блуждали в поисках ответа. В памяти невольно всплыл эпизод из детства. На ферме в Джорджии у них жила собака, безобразная дворняжка, сплошь покрытая рубцами, шрамами; все считали, что Бог скроил это уродливое существо из отходов более статных и изящных пород. Несчастный песик появился в их жизни неожиданно: однажды притащился к ним на двор, изможденный от голода, весь покусанный в какой-то драке. Мать сжалилась над бедным созданием, взяла песика в дом и выхаживала его, пока тот не поправился. Он прожил у них двенадцать лет, повсюду тенью следуя за матерью: весело трусил подле нее, когда она, повесив на руку сплетенную из ивовых прутьев корзину, шла на рынок, а, состарившись, мирно дремал у очага, пока она стряпала. Как-то утром (самому Маколею тогда было девять лет), завтракая овсяной кашей и наблюдая, как мать потчует уродца картофелем со свиным салом, маленький Маколей, никогда не сомневавшийся в правильности своих суждений, дерзко поинтересовался:

— Ну что ты носишься с этим убогим созданием, мама? На него даже смотреть страшно.

И тогда мать, подойдя к сыну, погладила нежное мальчишеское лицо и, заключив в ладонь его подбородок, сказала, с нежностью глядя на свое дитя:

— Коли, запомни раз и навсегда: нет красивее лица, чем то, которое любишь.

Это воспоминание жгучим пламенем опалило все его существо. Так, значит, он любит Кристал? И потому приехал сюда? Да нет, вряд ли. Девушка, конечно, ему правится, и, разумеется, он страстно желает ее. Но о любви говорить еще рано. Он так мало знает о ней. Единственное, что ему известно…

И опять сознание затуманили воспоминания, на этот раз о войне. Воображение заполонили непрошеные картины. На костылях ковыляют армии истощенных мальчишек. Лица у всех, как у его брата, — обреченные, но не безжизненные, с огнем войны в глазах. Потому что их омерзительный, отталкивающий вид не шел ни в какое сравнение с той мерзостью и пакостью, свидетелями и участниками которых им довелось стать.

Их призрачные силуэты, сотни оборванных искалеченных призраков, невидимым строем тащились через его комнату. Это были мальчишки, юнцы, которым обманом внушали, что зрелость обретается только в войне. Маколей прошептал в темноту пришедшие на ум строчки, написанные одним верным конфедератом:

Он дважды повторил последнюю строчку, чувствуя, как внутри все сжимается от тоски и горьких воспоминаний. И тут он понял, что привело его в Нобл. В этой девушке есть некая особенность, в других женщинах встречающаяся крайне редко. И поэтому, увидев ее однажды, он уже не в силах отвести взор.

Ее глаза тоже горят огнем войны.

— Айви, ты так говоришь только потому, что сегодня вечером приедет Жерико. Тебе не кажется, что ты чересчур задаешься, когда он околачивается здесь по вторникам? Впрочем, мне наплевать. Меня вполне устроят двое-трое симпатичных молодых ковбоев, а Жерико и всех прочих можешь забирать себе. — Диксиана, чью наготу скрывали лишь панталоны, сорочка и корсет, повалилась на кровать и стала внимательно разглядывать свои остро отточенные ноготки.

— Оставь нас с Жерико в покое. — Айви, сидя на деревянной лавке, рассматривала свое лицо в тусклое ручное зеркальце в позолоченной оправе. Кристал, стоя у нее за спиной, заплетала густые темные волосы Айви и укладывала на затылке в лучок.

По социальному положению и воспитанию Кристал от этих девушек отделяла огромная пропасть, и временами она особенно остро ощущала разницу между ними, но, в принципе, здесь это казалось несущественным. Каждая из них пришла в Нобл своей дорогой, однако все трое были одинокие женщины, борющиеся за выживание в жестоком и безжалостном мире. Если задуматься, что общего у нее с такими девушками, как Диксиана и Айви? Однако она без труда ладила с ними.

— И что вы вечно ссоритесь? — спросила Кристал, туго стягивая волосы на висках Айви. — Диксиана, мне иногда кажется, что ты завидуешь Жерико с Айви.

— Завидую? — Диксиана приподнялась на кровати, обнажив немалую часть своей пышной груди. — Чему тут завидовать? Да Жерико… — Не договорив фразы, она громко расхохоталась. — Ну тебя! Болтаешь всякую чушь! За дурочку меня принимаешь, что ли?

Кристал заколола еще несколько локонов на голове Айви.

— Может, Жерико и не в твоем вкусе, но тебе завидно, что он такой внимательный к Айви. Признайся, Дикси, ты ведь хочешь, чтобы у тебя был настоящий, обходительный кавалер, не меньше старой мисс Блум, которая только и грезит, когда Ян Петерсон постучится к ней в дом с букетом фиалок.

Диксиана вновь упала на спину и уставилась взглядом в потолок, выстланный не покрытыми лаком деревянными досками. Спальни девушек не отличались роскошью. По сравнению с залом салуна, где стены были обиты парусиной, что придавало им опрятный оштукатуренный вид, помещения верхнего этажа были отделаны просто, без излишеств и, как ни странно, выглядели даже уютнее.

— Я вовсе не похожа на Сару Блум, эту старую деву. — Дикси вздохнула. На ее миловидном личике в форме сердечка появилось отсутствующее меланхолическое выражение. — К тому же у меня однажды был ухажер. Мы познакомились в Ларами. — Она понизила голос, словно произносила молитву. — О, он был такой красавчик. Ноги мускулистые, словно отлиты из металла, а лицо ангельское. — Диксиана вытянула вверх руки, будто где-то под потолком находился ее кавалер.

— И что же произошло, Дикси?

Диксиана передернула плечами. Будь она другой по складу характера, у нее, наверное, на глазах выступили бы слезы.

— Он пообещал жениться на мне. Я вместе с ним отправилась в Нобл. Мы думали, что здесь еще ведется Добыча серебра, а он хотел разбогатеть. Но с серебром ничего не получилось, и за день до свадьбы он исчез. О, я не огорчена тем, что он не женился на мне. — Лицо Диксианы посуровело. — Я ведь не из тех женщин, которые бывают счастливы, только когда вокруг них вьется орава сопляков, цепляясь за материи подол. Но почему он не забрал меня с собой в Ларами? Почему бросил здесь, одну, без денег? В общем-то, поступок его вполне объясним. В Ларами столько девушек… и у них такие нежные лица. — Диксиана провела пальцами по своему лицу, как бы разглаживая противные морщины. Она однажды сказала им, что двадцать восемь лет, но девушки полагали, что Диксиана утаила годков десять.

— Дикси, — прошептала Айви, развернувшись на лавке. — Прости, что я запрещала тебе брать мою ленту для волос. Жерико уже достаточно на нее насмотрелся. Носи, если хочешь. Она будет прекрасно сочетаться с твоим сиреневым платьем — гораздо лучше, чем с моим желтым.

— Может, он еще вернется, Дикси. Может быть, он и сам не понимал, что делает, — добавила Кристал, желая утешить Диксиану, — наверное, потому, что та умела скрывать свои душевные переживания.

— Не вернется. Он беспутный ковбой. Такие не возвращаются. — Диксиана глухо хохотнула. — Они, если не считать смазливой внешности — только тем хороши, что их всюду пруд пруди. Ох уж эти мне лапочки-ковбои, сама любезность — так и стелются перед тобой, в любви клянутся. Ты для них прямо и мать родная, и сестра, и возлюбленная — все в одном лице!