Кристал подбежала к Маколею. Ее дядя, согнувшись, пытался расцепить вагоны. Болдуин Дидье, обладая грузной комплекцией, не отличался проворством. Он привык, чтобы за ним ухаживали слуги, официанты, но ради свободы даже он не гнушался физическим трудом. И сейчас, расцепляя вагоны, Дидье трудился изо всех сил. Он уже наполовину вытащил соединительный штифт.

— Не смей! — крикнул ему Кейн с перекошенным, от ужаса лицом. Поезд мчался с бешеной скоростью; расцепленные на полном ходу вагоны могли сойти с рельсов.

— До свидания, Кристал. Мы еще встретимся. — Дидье вытащил штифт и, сжимая его в своей черной, вымазанной в масле ладони, громко захохотал. И вдруг потерял равновесие. Он вцепился в поручень следующего вагона, но тонкий металл прогнулся под тяжестью его тела, словно проволока. Дидье тянул и тянул поручень на себя, пока пальцы не разжались сами собой. Багажный вагон, хотя и отцепленный от состава, продолжал по инерции стремительно катиться за поездом. Кристал казалось, что Дидье падает очень медленно. Он пронзительно закричал. Девушка уткнулась головой в грудь Кейна. Раздался громкий, неприятно режущий ухо хлопок плюхнувшегося на рельсы тела, затем наступила тишина: багажный вагон остановился. Остальной состав по-прежнему мчался вперед, так как Роуллинз, по-видимому, еще не оповестил проводника.

— Черт!

После оглушительного громыхания поезда тишина, окутавшая прерию, внушала суеверный страх. Багажный вагон, словно домик, неподвижно восседал на рельсах.

— Черт! — опять выругался Кейн, отстраняя от себя Кристал.

— В чем дело? — спросила девушка, отирая мокрые от слез щеки. Ей все еще не верилось, что Дидье погиб. Но он был мертв. Его тело, напоминавшее серый полосатый валун, лежало на краю железнодорожного полотна.

— Теперь уж он ни в чем не сознается, у нас нет доказательств. Я предчувствовал, что произойдет нечто подобное. Я обязан был взять его живым.

— И сам бы тогда погиб.

— Ладно. Пора идти. Когда Роуллинз остановит поезд и явится сюда за нами, нас тут Быть не должно. Без признания Дидье тебе не оправдаться. Тебя увезут в Нью-Йорк, отнимут у меня…

— Что это за шум? — Кристал с тревогой глянула в угол вагона. Груда мешков с почтой ходила ходуном — так барахтается угодившая под шаль кошка,

Кейн начал разбрасывать мешки. Под ними, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту лежал представитель мебельной фирмы «Патерсон» господин Генри Гласси. Он смущенно взирал снизу вверх на своих спасителей, потому что второй раз в своей жизни предстал в нижнем белье перед той же дамой.

— Вы живы, слава Богу, — прошептала Кристал, приблизившись к торговцу. Она помогла Кейну распутать веревки. Когда вытащили кляп, Гласси несколько раз выругался.

— Я вам так сочувствую, мисс ван Ален. Ваш дядя — сущий дьявол. Во сто крат хуже Кайнсона.

— Генри, за тобой придут. А нам нужно бежать. Л Кейн помог торговцу подняться с пола, затем взял Кристал за руку. Выглянув из вагона, он увидел, что поезд остановился в нескольких милях от них, при въезде на мост через Биг-Кримлоу-Крик.

— Значит, Кейн, вы все-таки решили отказаться от нормальной жизни, да? Ради мисс ван Ален?

— А разве у меня есть выбор? — резко отозвался Кейн, внимательно всматриваясь в бескрайнюю ширь, словно выискивал пути к бегству.

— О, у вас масса вариантов, — хмыкнул мистер Гласси. — И для начала я предложил бы вам жениться на Кристал. Вы как-то уж очень небрежно обращаетесь с этой девушкой, а она занимает довольно высокое положение в обществе.

— Она лишится всякого положения, если ее опять упекут в лечебницу. Прошу прощения, Гласси, но нам нужно бежать.

Кейн потянул Кристал за собой. Девушка оглянулась на торговца, безмолвно прощаясь с ним. Генри Гласси расхохотался,

— Вряд ли зять этой женщины обрадуется вашему скоропалительному решению пуститься в бега с сестренкой его жены. Хочу сообщить вам, Кейн, что у вас нет причин так поступать. Я ведь лежал под мешками и все слышал. Вы говорите, что у вас нет признания Дидье. Однако вы глубоко заблуждаетесь. Признание имеется. Я слышал, как Дидье признался в содеянном преступлении, слышал его исповедь от слова до слова, и дам на суде соответствующие показания. Так что считайте, Кристабель ван Ален с этого момента обрела полную свободу.

Кейн застыл на месте, как бы пытаясь осмыслить сказанное Гласси. Затем вдруг он издал громкий клич солдат армии южан и, словно тряпичную куклу, подхватил Кристал на руки.

Девушка, потрясенная неожиданным поворотом в своей судьбе, пребывала в тупом оцепенении. Она свободна.

Свободна.

Манхэттен. За четыре года этот район Нью-Йорка сильно изменился. Кристал покинула город, в котором самыми высокими постройками были церковные колокольни. За время ее отсутствия здесь выросли административные здания и магазины в шесть этажей и выше. Стали ходить поезда наземной железной дороги, которую соорудили, чтобы разгрузить уличное движение; экипажей и омнибусов становилось все больше, и на улицах постоянно возникали заторы. Сельскохозяйственные угодья к северу от Центрального парка разровняли для возведения особняков. Поговаривали даже, будто скоро начнется строительство — чего бы вы думали? — многоквартирного дома для богатых; в планах архитекторов ему отводилась площадь на западной окраине парка, в местности, до сей поры необитаемой и потому в народе шутливо именуемой Дакотой.

Да, город изменился. Изменилась и она сама. Кристабель ван Ален вернулась на родину, но вернее было бы сказать, что на родину вернулась ее телесная оболочка. А сама она в существе своем давно перестала быть той девочкой, которую знали когда-то родные и знакомые. Но с «другой стороны… взгляд Кристал скользнул по Маколею, молчаливо сидевшему подле нее в наемном экипаже. Она вовсе не желает вновь, становиться той девочкой, не желает вновь испытать перенесенную боль. К тому же, если бы ей не пришлось скрываться от дяди, она никогда не встретила бы Маколея. Свою любовь. Свое спасение.

— Ты такой тихий, любовь моя, — шепотом обратилась она к Кейну, сжав его руку.

— Ты, должно быть, взволнована? Столько лет провела вдали от дома. — Он улыбнулся девушке, но глаза его оставались непроницаемыми. Маколей что-то скрывает от нее, подумала Кристал. С тех самых пор, как они прибыли на Центральный вокзал, он почти все время молчит, как на похоронах. Она хотела, чтобы Маколей поделился с ней своими тревогами.

— Все так изменилось. Город быстро разрастается. Я с трудом соображаю, где нахожусь. — Кристал выглянула в окошко. В поднебесье, словно бельевые веревки, переплетаются телеграфные провода, тротуары усеяны железными крышками угольных желобов, и даже аллеи мощеные. Современный город.

— Кристал.

Девушка обратила к Кейну свое лицо с сияющими от счастья глазами: скоро, совсем скоро она увидит сестру. Маколей по сравнению с ней казался мрачным, угрюмым.

— Ну что ты хмуришься? — Девушка рассмеялась. — Как будто тебя тащат на виселицу.

Маколей, скривив губы в невеселой усмешке, взирал на разодетых прохожих — богатых посетителей магазинов на Бродвее.

— Просто для меня все это несколько необычное зрелище. — На Кристал он не смотрел. — Я не ожидал, что Нью-Йорк… такой. — Кейн махнул рукой, показывая куда-то в окно.

— Ты же говорил, что был в Нью-Йорке. И о «Дельмоникос» тебе известно.

— Я приезжал сюда как-то раз, давно, сразу после войны. И, Бог свидетель, узнать о существовании «Дельмоникос» — дело нехитрое. Молва об этом ресторане никого из приезжих не обойдет стороной. Но я, конечно же, туда не ходил.

— Можем сходить, если хочешь.

— Ты же знаешь, подобное заведение мне не по карману. Так что будешь ужинать там вместе с Шериданом и своей сестрой.

Кристал ласково положила ладонь ему на ногу.

— Богата моя сестра. А я — нет. Запомни.

Кейн взглянул на нее.

— Ты получишь, что тебе полагается по наследству, но речь не об этом. Я имею в виду воспитание, происхождение, семейные связи, традиции. Что бы ты ни говорила, Кристал, Манхэттен — часть твоего существа. Я вижу это по твоим глазам.