Правительство высоко оценило мужество оперативных работников. Петраков и Кочергин были награждены орденами Красного Знамени. Ромашков и Сердюков (посмертно) — орденами Красной Звезды.

…Взорвать! Взорвать! Взорвать! — яростно стучало в голове. Взорвать во что бы то ни стало эту треклятую гранату, а вместе с ней и килограммы взрывчатки, заложенные под шпалы. Счет шел на неумолимые, ничему не подвластные секунды: уже гудели тонко рельсы, извещая о приближении тяжелых составов. Тогда и попался ему на глаза железнодорожный указатель — длинный шест с укрепленной на нем массивной доской. Рывок — и шест сломан у основания. Теперь — назад, туда, где торчит из земли рукоятка противотанковой. В удар он вложил, кажется, все свои силы. И последнее, что увидел, — ослепительную вспышку, а звук мощного взрыва, разметавшего полотно, почему-то и не услышал.

То был звездный час Ефима Ильича Осипенко — коммуниста, милиционера, солдата, наивысшая точка и взлета его неукротимого духа, подлинный апогей мужества. Не сиюминутный, скоропалительный порыв, не жест отчаяния, а вполне осознанный поступок во имя долга и любви — Долга перед Родиной и Любви к ней. Подвиг, к которому шел всю свою жизнь этот мобилизованный и призванный революцией человек.

Как у многих стариков, его мысли теперь часто бродят по далекой стране, имя которой — юность. Босоногая, голодраная, полуголодная и все-таки прекрасная пора. И вместе с тем пора, когда в преддверии революции возмужание крестьянского хлопца Ефима шло шагами семимильными.

Родился он за шестнадцать лет до Октября, в захолустной деревеньке на Гомельщине, в самой что ни на есть бедняцкой семье. Среди троих детей был старшим и раньше других узнал, почем фунт крестьянского лиха. Батрацкие «университеты» проходил в расположенном неподалеку графском поместье и в хозяйствах деревенских богатеев-кулаков. Там и получил весьма предметные, наглядные уроки классовой грамоты. Поэтому вопрос «с кем» — для Осипенко не стоял. Революцию он воспринял как свое кровное дело, а уже в двадцатом году его натруженные ладони впервые прикоснулись к винтовке. Ефим добровольцем ушел на фронт. Не знал тогда молодой пастух, что пройдут долгие двадцать с лишним лет прежде, чем он скажет оружию «прощай».

Бойцом стрелкового полка бил Осипенко белополяков, пока не наступило перемирие. Но лично для него оно длилось недолго: новоиспеченного безусого старшину назначают заместителем командира летучего отряда по борьбе с бандитизмом.

Неделями отряд мотался по уездам, искал бандитов, а те, случалось, искали его. И без конца — перестрелки, бои. Ни на минуту не расставался Ефим со своей любушкой-трехлинейкой, так и спал, подсунув под щеку приклад.

Ему нравилась эта лихая жизнь, почти каждодневный острый холодок опасности. И рисковал он часто, только по-умному. Если не вынуждали на то обстоятельства чрезвычайные, на рожон не лез. Больше надеялся на смекалку, меткий глаз и твердую руку. И жадно, на лету постигал грамматику лесной, по существу партизанской, войны, словно предчувствовал, что она ему в будущем крепко пригодится. Тогда же и получил от командования свою первую награду — серебряные часы.

Красноармейскую службу закончил Осипенко в фуражке с зеленым околышем — как командир отделения пограничного отряда войск ОГПУ, охранявший западную границу.

В этой фуражке и предстал он в один из ноябрьских, исходящих мелким дождичком дней 1924 года перед начальником милиции в своей родной Гарцевской волости Стародубского уезда с запечатанным пакетом в руке. Начальник, с которым уже успел переговорить по телефону военком, разорвал пакет и, быстро просмотрев находившийся там документ, пытливо оглядел демобилизованного старшину. Высок. Как говорится, ладно скроен. Лицо открытое, приятное. Серые глаза смотрят весело и дерзко.

— Так вот, товарищ Осипенко, хотим вас снова мобилизовать как бывалого чекиста. Теперь уже на милицейский фронт. Согласны?

Чуть помолчав, добавил:

— Понимаешь, очень нужны нам в милиции боевые парни…

Выдали ему новое милицейское обмундирование, наган с четырнадцатью патронами, постельные принадлежности и показали топчан в общежитии. С этого дня стал он рядовым милиции. А через несколько лет уже оперуполномоченный уголовного розыска Осипенко получил очередное серьезное задание: поймать главаря грабительской шайки некоего Семена Коваленко по кличке Клыбко. Кто-то из товарищей тогда пошутил:

— Ну, Ефим, поздравляем. Ты у нас становишься прямо-таки первым специалистом по бандам…

В этой шутке была большая доля правды. К тому времени он основательно поднаторел в милицейском деле, изучил многие его тонкости и вообще чувствовал себя на своем месте. А все потому, что характер, особенности новой службы как нельзя лучше соответствовали его натуре — деятельной, энергичной. Жизни, работы вне милиции он попросту уже не представлял.

Как и обычно, к выполнению задания Осипенко подготовился скрупулезно. Тщательно изучил сведения о самом Клыбко, его родных, проживавших в деревне Михновке, где по некоторым данным скорее всего можно было задержать бандита. Продумал «роль», которую придется разыграть перед сельчанами: этакого городского гуляку-парня, явившегося отдохнуть и покутить к своему деревенскому родственнику (подходящая кандидатура была подобрана заранее), свою новую, соответствующую для роли одежду, прическу и все другие мельчайшие детали. Договорился о способах связи с районной милицией.

Так и объявился в Михневке — на радость местным невестам разудалый неженатый хлопец, который лихо плясал на гулянках, пел под гармонь задушевные песни. А хлопец наматывал на ус разговоры, толки да сплетни, будто невзначай выведывал то, что ему нужно. И вот она, первая существенная зацепка: у Клыбко в деревне появилась зазноба. Возле ее дома и провел Осипенко не одну бессонную ночь, караулил — да все напрасно. Но унывать — не унывал, испытывал свое терпение, крепко надеясь к тому же на хозяйку, у которой квартировал, и других верных людей, не спускавших по его просьбе глаз с домов, где мог появиться бандит. И дождался: шепнули хозяйке, а та — ему, что Клыбко прошмыгнул в хату к дядьке. У Ефима, два дня маявшегося зубами, от такого долгожданного известия даже боль как рукой сняло. Вместе с присланным в помощь товарищем они достали из тайника винтовки, кинулись к этой хате. Но лишь показались на пороге, грохнул выстрел. Едва успели отскочить. Вспыхнула перестрелка — кто кого. Пули только повизгивали над головами. Внезапно смолкла бандитская винтовка. Осипенко рванул дверь, бросился в затянутую пороховым дымом горницу. Но Клыбко был уже мертв. Таким бесславным стал конец атамана. А вскоре переловили и остальных бандитов…

Жители Сухиничей, небольшого, расположенного на бойком месте, с двумя железнодорожными станциями городка тогдашней Смоленской области, быстро оценили нового начальника районной милиции, его неукротимую энергию, умение твердой рукой навести порядок. Оперативно, профессионально грамотно действовал Осипенко и при обезвреживании местных злоумышленников, и при поимке залетных «гастролеров» (о квалифицированном изобличении двух таких крупных мошенников даже писала газета «Правда»). Хорошо знало население Ефима Ильича по горячим выступлениям на рабочих и колхозных собраниях, сельских сходках, уважало за доброе, справедливое отношение к трудовому люду, за личную скромность.