В бригаде инспектора коммуниста Кремнева для работы по каждой версии выделили двух-трех сотрудников. Никитину и Еремееву поручили проверить версию об инсценировке кражи, а также установить, кому принадлежит блузка, обнаруженная недалеко от места происшествия.

— Трудно предположить, что эта вещь преступника или кого-либо из его близких. Вору не было смысла идти на такой риск. Скорее всего она принадлежит совершенно постороннему человеку. Поинтересуйтесь в отделениях милиции кражами носильного белья, ну, скажем, за последнюю неделю. Не было ли среди похищенного этой блузки, — инструктировал их инспектор Кремнев. — Если у вас нет ко мне вопросов, идите к себе и составьте план ваших действий.

Сдав на машинку черновик плана, Никитин и Еремеев отправились на Волхонку. Хотелось еще раз осмотреть место происшествия, допросить кое-кого из сотрудников музея. Но повторное знакомство с обстановкой в музее ничего не дало. Безрезультатными оказались и допросы дворника и ночного сторожа.

Никитин и Еремеев решили встретиться с сотрудниками Центророзыска, которым раньше приходилось раскрывать аналогичные преступления. Один из них, Семенов, рассказал: «Вечером того же дня, когда была совершена кража, в Ленинград прибыл богатый англичанин с личным переводчиком. Цели приезда англичанин не скрывал — приобретение для британских музеев произведений искусства из частных коллекций. В гостинице «Европейская» приезжие заняли один из лучших номеров…

В послеобеденный час в вестибюль гостиницы «Европейская» вошел прилично одетый человек лет тридцати. Поставив небольшой саквояж возле стула, на котором сидел облаченный в ливрею швейцар, он открыл коробку папирос и протянул ее старику.

— Угощайся, папаша.

— Благодарствую. Издалека изволили прибыть? — вежливо осведомился швейцар, с достоинством поглаживая седую бороду.

— С соседней улицы, отец. Говорят, у вас англичанин поселился, картинами разными интересуется.

— В «люксе» они живут у нас. Пойдем покажу.

Мистер и переводчик отдыхали. Предложив гостю стул и узнав о цели его прихода, Латипак окинул посетителя оценивающим взглядом.

— Мистер Латипак интересуется, с кем имеет честь разговаривать и что конкретно вы можете предложить ему, — начал переводчик.

— Передайте мистеру, что моя фамилия ничего ему не скажет, — произнес гость. — Я деловой человек и, если мистера интересует живопись, могу кое-что предложить.

— Мистер Латипак говорит, что он покупает только ценные вещи, и просит назвать предмет продажи и сумму, которую вы хотели бы иметь от сделки.

— Я надеюсь, что 50 тысяч рублей не покажутся мистеру слишком большой ценой за пейзаж Рейсдаля, — вытирая платком внезапно вспотевшие руки, проговорил посетитель. — Только серьезные материальные затруднения вынуждают меня сделать этот шаг.

Гостю любезно разъяснили, что мистера Латипака не смущает цена, но он должен удостовериться в подлинности картины…

Когда незнакомец покидал гостиницу, в кабинете инспектора бригады уголовного розыска зазвонил телефон.

— У иностранца был «гость». Предлагал доставить товар вечером.

Но вечером, как заранее условились, «товар» доставлен в гостиницу не был.

…Тот, кого с таким нетерпением ждал в гостинице «Европейская», появился лишь на следующий вечер вместе с двумя мужчинами и женщиной.

— Это мои друзья, они тоже участвуют в нашей коммерции, — поспешил уверить иностранцев гость.

— Мистера Латипака интересуют не друзья человека, с которым он вступил в деловые отношения, а предмет коммерции, — тщательно подбирал слова переводчик. — Но ему до сих пор даже не показали картину. Если уважаемый гость изменил свои намерения, пусть скажет об этом прямо. Мистер Латипак привык вести коммерцию с деловыми людьми.

— Мы деловые люди, — возразил гость, — и пришли к вам с маленькой просьбой. Дело в том, что картина находится у одной особы, которой надо уплатить за хранение две тысячи рублей. Сейчас ни у кого из нас таких денег нет. Вот если бы мистер Латипак в качестве, так сказать, задатка…

— О, это уже деловой разговор, — одобрительно заметил англичанин. — Я думаю, мы дадим задаток. Но при условии, что картина сегодня же будет здесь.

Увидев в руках переводчика две пачки червонцев в банковской упаковке, гости довольно заулыбались.

— Мистер Латипак хорошо знает и уважает русские обычаи. Он говорит, что сделку надо отметить, — предложил переводчик.

Англичанин вежливо улыбался, кивал головой. Через несколько минут стол был сервирован.

— Я очень рад, что встретил среди русских таких деловых людей, какими являетесь вы, — произнес тост мистер Латипак. — Я хотел бы иметь с вами коммерцию и в дальнейшем. К сожалению, мое пребывание в России подошло к концу. Завтра утром я отправляюсь в обратный путь. Так что предлагаю тост за успешное окончание дела, — перевел переводчик.

Речь англичанина произвела на присутствующих самое благоприятное впечатление. Один из них — захмелевший верзила — поднялся из-за стола.

— Иван Максимович! Мы тоже люди, и культурное иностранное обращение ценим и понимаем, — повернулся он к человеку, который первым посетил в гостинице англичанина. — Дозволь мне съездить на Везенбургскую. Пусть мистер готовит деньги, и ударим по рукам.

Тот, кого верзила назвал Иваном Максимовичем, задумался.

— Ты же не найдешь, — колебался он.

— Найду! Вот те крест, найду! За Васькиным домом еще один стоит, нежилой. И так в аккурат под крышей. В рогоже.

— Ладно, давай.

Англичанин приветствовал решение гостей завершить сделку и предложил даже послать за извозчиком. Нажал кнопку звонка. Появился официант. Вошли и встали у дверей швейцар и еще двое молодых людей, по всей вероятности, портье и посыльный. И тут выяснилось, что Джон Латипак великолепно знает не только русские обычаи, но и превосходно владеет… русским языком.

— Спокойно, — на чистейшем русском языке скомандовал «Джон Латипак», наводя на гостей пистолет. — Уголовный розыск…

Похищенную из музея ценную картину возвратили на место через четверо суток. Главарь шайки воров Шварц и шесть его соучастников понесли заслуженное наказание».

— Может, и нам поселиться в гостинице под видом иностранцев? — неуверенно предложил Еремеев, когда сотрудник Центророзыска Семенов закончил свой рассказ.

— Из этого ничего не выйдет, — заверил Семенов. — Тогда об этом случае в газете написали. Преступники остерегаться будут, чтобы не оказаться в ловушке.

— Да, это, пожалуй, так, — согласился Никитин. — А те, которых осудили по данному делу, где они сейчас?

— Мы проверяли, — сказал Семенов. — Все до единого находятся в заключении. В отношении кражи из Музея изящных искусств алиби полное.

Николай Григорьевич Миронов, которому был поручен поиск преступника и похищенных из музея картин, все свои двадцать шесть лет прожил в Москве. Шестнадцатилетним пареньком стал чекистом, заведовал подотделом центрального отдела пропусков ВЦИК, работал в ОГПУ в группе по борьбе с бандитизмом, откуда получил направление в МУР.

В возрасте двадцати одного года Миронов стал членом Коммунистической партии. Товарищи по работе уважали и любили этого голубоглазого юношу за ясный ум, трудолюбие и скромность, постоянную готовность к преодолению трудностей в достижении поставленной цели.

Получив уголовное дело по краже картин, Миронов внимательно изучил собранные материалы. Он так же, как и другие сотрудники, считал, что Федорович имеет отношение к краже и что в работе с ним нужны особая осторожность и осмотрительность. Размышляя так, Миронов стал набрасывать план оперативно-розыскных мероприятий, которые он считал необходимым осуществить в ближайшие дни.

Темнело. Потянувшись к розетке, Николай Григорьевич включил настольную лампу. И, быть может, в это самое мгновение в другой части города некто Федорович вошел в подъезд хорошо знакомого ему дома по Малому Комсомольскому переулку. В квартире, куда он позвонил, его ждали. Пышнотелая блондинка лет тридцати, в расшитом цветным шелком голубом халате протянула ему руку для поцелуя и пригласила к столу. Хозяйка квартиры была супругой находящегося в заключении художника Кокарева — Людмила Осиповна.