— Во время бури у них кончились джены. И, конечно, они не могли охотиться — и обратились друг против друга.

Ее абсолютное спокойствие свидетельствовало о глубочайшем шоке. Теперь все поняли, что означают еле заметные очертания под снегом. Сотни таких очертаний.

Эдива посмотрела Эмстеду в глаза, тот побледнел, как мертвый сайм у его ног.

— Здесь, — сказала Эдива с жестокостью неоспоримого факта, — здесь Зелеродов Рок уже свершился.

Валлерой вслед за Эдивой пошел к другому возвышению под снегом. Эдива разбросала снег, и обнаружилась еще одна закованная в лед пара саймов, застывших в отвратительной смертной схватке.

Эдива распрямилась и, шатаясь, отошла. В потрясенной тишине Валлерой слышал свист ее дыхания, почти рыдания.

Он двинулся за ней, и, как будто это послужило сигналом, все направились на поиски выживших. Но Клид окликнул Валлероя:

— Нет, Хью. У тебя опять высокое поле.

Харрис Эмстед отправился от потрясения и пошел за Эдивой.

— Боже, — сказал он, — это не просто арифметика. Это происходит в действительности!

Мэдисон и Джессон стояли рядом с командиром и молча смотрели, как он пытается утешить женщину.

Эдива видела — и злиннила — жестокую реальность за своими вычислениями. Она была джанктом — четыре убийства, вспомнил Валлерой, до того как пришла в Дар, чтобы пройти разъединение. Она знала, что испытали эти люди, знала так, как не могут знать ни он, ни сам Клид. Ни слова не сказав Эмстеду, она прижалась к Клиду.

Райза и Серджи искали в снегу выживших, а люди Горных Колоколов пошли вперед, к домам и правительственным погонщикам. Райза, присоединившись к Клиду, одной рукой обняла Эдиву. Это хорошо. Райза тоже знает, каково быть джанктом. Может, она лучше Клида сумеет помочь Эдиве.

Кто-то крикнул:

— Есть живые! Сюда!

Проводник Горных Колоколов по шатающейся лестнице начал подниматься на верхний этаж дома. Райза и Серджи остались защищать Эдиву от нейгерического шока. Валлерой пошел за Клидом.

Он поднялся по трем лестницам, прежде чем понял, насколько они неустойчивы и как высоко он забрался. Пришлось остановиться и вцепиться в опору, тяжело дыша. В глазах у него помутилось. «Шен эту высоту!»

Наверху сайм за руки втащил его в тусклое помещение, вырубленное прямо в скале. Со стен свисали сосульки: костер давно погас.

Сзади по лестнице поднимались другие, поэтому Валлерою пришлось идти дальше, в еще более темное следующее помещение. Клид пальцами сжал ему плечо, вспыхнул факел.

Нашли два десятка детей. Младенцы плакали, им очень давно не меняли пеленки. Старшие дети тупо смотрели на стены, не замечая спасителей. Несколько свернулись в зародышевой позиции, даже не укрывшись одеялами.

Одна из женщин проводников Горных Колоколов наклонилась к неподвижной маленькой фигуре, откинула одеяло.

— Шидони! — выругалась она.

Все столпились вокруг. Валлерой увидел лицо трупа, то же ужасное выражение, что и у мертвецов снаружи, — смерть от убийства. Какой-то ренсайм вынужден был напасть на ребенка!

Труп убийцы они обнаружили под грудой детских тел: дети таким образом пытались уйти с холодного пола. Тот, кого приставили смотреть за детьми — наверно, тот, кого они больше других любили, — сам убил ребенка.

Валлерой бросился наружу: его вырвало. К нему подошел Клид и сильно встряхнул.

— Нужно позаботиться о живых. Разведите костер, растопите снег и поищите еду для детей. Я распоряжусь, чтобы принесли наши припасы.

Клид спустился по лестнице, послав людей за припасами, потом направился к правительственным погонщикам. Валлерой промыл рот снегом, наблюдая, как Клид отдаст распоряжения джанктам.

Все лихорадочно работали целый день: заботились о детях, собирали трупы и сносили их в один из домов, который стал городской братской могилой.

Затем мастер правительственного каравана потребовал детей. Они сироты, у них нет родственников, которые могли бы их забрать. По закону они принадлежат правительственным загонам.

Горные Колокола предложили забрать детей, но, конечно, это было бы незаконно.

— Не волнуйтесь, — заверял всех джанкт, — все те из них, кто определится саймом, как обычно, получат правительственную стипендию и будут освобождены.

Путники спорили, угрожали, Райза предлагала деньги, Клид от имени Тектона сумму, которая гораздо больше годового жалования мастера. Но он оказался одним из самых неподкупных работников Найвета. Проход Ардо показал ему, как отчаянно нужны джены. И в конце концов всем пришлось смотреть, как уводят детей.

Клид был угрюм, жизнь по законам джанктов ожесточила его.

— Как ты можешь просто стоять и смотреть! — сказал Валлерой.

— Мы не можем забирать их дженов. Это приведет только к уничтожению общин.

— Они и так считают, что у нас слишком много дженов. Больше, чем нам положено, — добавила Райза. — Мы должны изменить такое отношение, но не объявляя войну. В Найвете общины в меньшинстве.

— Если вы начнете гражданскую войну, — поддержал ее Эмстед, — армия дженов просто уничтожит уцелевших.

— Нужно идти в Столицу и вести переговоры с джанктами — ради их же жизни.

На фоне ужаса, который они испытали на тропе Ардо, надежда казалась такой слабой. Валлерой знал, что испытывает лишь отдаленное эхо той депрессии, которая охватывает Клида перед передачей, и потому сосредоточился на том, насколько лучше будет выглядеть мир после передачи.

Эдива ехала с людьми Дар, поглядывая по сторонам тропы — воплощение обостренной потребностью боевой бдительности. Но Валлерой обещал себе, что вечер проведет с ней: пусть выплачет свое раздражение постреакции.

Заночевали они на путевой станции на перекрестке двух глазных путей: их путь шел на север, а другой — на запад, в горы. Станция была большая, со множеством конюшен и навесов для скота, с комнатами с изолированными входами, так что все могли спать под крышей.

Выше по склону видны были кусты, несмотря на снег, усыпанные зрелыми ягодами. Корин, Морнингстар и ее товарищ вместе с детьми пошли их собирать.

Клид и Валлерой отыскали небольшую комнату; одна ее стена представляла собой горный утес, остальные были сложены из прочного камня. Райза взяла на себя первую вахту, освободив их для передачи. Прошлым вечером, перенасыщенным смертью и ужасом, никто из проводников и думать об этом не мог.

Валлерой принес седельные сумки и спальные мешки, а Клид тем временем развел огонь. Валлерой опустил тяжелую ношу и перевел дыхание.

— Клид, может, сначала проведем передачу, а потом ты займешься Эдивой? У нее будет сильная пост-реакция, и я хочу тогда быть с ней.

Клид положил очередное полено на решетку очага и посмотрел на Валлероя. Мертвящее бремя потребности мешает выражению эмоций, но после передачи сайм испытывает любую недавнюю потерю, горе или радость так, словно это происходит сейчас.

— Хью, для Эдивы будет лучше, если я обслужу ее до нашей передачи. Это решение проводника. Я готов для тебя сейчас, но ради нее подожду.

«Упрямый проводник». Валлерой подчинился решению проводника, как Клид подчинялся требованию товарища. Он покорно вышел из комнаты. Прошел за конюшню и поднялся по стене ущелья вверх, чтобы посмотреть на последние лучи заката. На западе поднимались горные вершины, освещенные сзади заходящим солнцем, окутанные облаками, и на их склонах стеной стояли темно-зеленые деревья. Сверкал прозрачный чистый воздух, голубизна неба проникала в душу — голубизна Зеора.

В другой момент цикла Клида Валлерой до глубины души был бы потрясен такой красотой. Теперь он все оценивал лишь с клинической точки зрения. Механически набросал увиденную картину, надеясь ухватить суть и вернуться к ней позже.

«После передачи…» Их последняя передача — после того как Валлерой признал, что допустил ошибку, пытаясь вылечить Эдиву, — была просто великолепной. И снова пробудила в нем потребность рисовать. Все: мрачное, ужасное, непостижимое — вдохновляло его. Он сделал в Ардо наброски, на которые потом не мог смотреть. Но эту картину он хотел бы запечатлеть навеки.