Пока она суетилась, демонстрируя округлый зад, едва прикрытый белым халатиком, Гаваец толкнул Джокта плечом и показал большой палец.

Да. Тяжело ему пришлось. Совсем изголодался парень, понял Джокт, вспоминая более пышные формы Эстелы. Хотя в этих воспоминаниях наверняка имелось больше фантазий.

Не будь сейчас рядом Гавайца, он сам бы начал заигрывать с миловидной и очень приветливой официанткой.

— Вы не торопитесь. Нам же два часа здесь ждать. Или три. Так вы сказали?

Девчонка вспыхнула, и ее красивое личико вдруг приняло обиженно-тоскливое выражение.

Джокт был восхищен. Ух, ты! Похоже, Гаваец очень даже знает, как обращаться с женщинами. Интересно, что было бы, если бы Балу пригласил когда-то в офицерское кафе Крепости не его, Джокта, а Гавайца? Возникла следующая, уже с ярким оттенком ревности, мысль. Устояла бы Лиин? Ведь она клялась, что полюбила Джокта с первого взгляда. А если бы за столом сидел Гаваец?

И кто-то изнутри, какой-то ангел-хранитель, нашел ответ. Если бы там оказался кто-нибудь другой, Джокт никогда не пережил бы страшного унижения и мучений, что принесло ему в конечном итоге знакомство с Лиин.

— Может быть, даже четыре... — неумело соврала официантка.

— Значит, будем ждать четыре часа. Или пять. И сколько угодно. Неужели здесь не появится ни одной девушки, пусть даже не такой красивой, как ты, которая бы скрасила единственный день на Земле, что отпущен пилотам из далекого Внеземелья? Ни за что не поверю...

Причем сказано это было как-то так, что было непонятно, чему не может поверить Гаваец — тому, что не найдется, или тому — бывают ли красивее.

Официантка тоже уловила двусмысленность. А Гаваец, словно тяжелый танк, уже попер в лобовую.

— Или нам не стоит терять здесь времени? Четыре часа! Три часа! Два... Я умру от горя и одиночества, если через десять минут передо мной не появится кто-то, кому я готов сдаться без боя!

— Неуютно тут у вас, — усаживаясь в жалобно скрипнувшее под его весом кресло, добавил Гаваец, — вот официанты еще спят. Ты-то чего проснулась?

Он вытянул руки перед собой и потянулся, зевая, отчего рукава форменки отползли до локтей, обнажая бугристые, перевитые венами мускулы. А после зевнул еще шире, прикрыв рот рукой и потянувшись сильнее. И форменка натянулась на его бицепсах, выступивших внушительными буграми.

— Они... Им на смену через час заступать, просто пришли пораньше, — лепетала, побледнев, девчонка, не в силах оторвать взгляд от великанской мощи пилота, — а я через час смену сдаю...

— Десять минут! И так это слишком много! И мы уходим. Я ухожу, — снизив голос, промурлыкал Гаваец.

«Все, редут пал!» — понял Джокт.

Официантка побледнела еще больше. Потом швырнула салфетку на землю и толкнула одного из официантов.

— Вставай, твоя смена.

Сама же она прошла в небольшую пристройку-киоск, служащий, по-видимому, и кухней, и подсобкой.

— Слушай, что это за волчицы здесь собираются? Куда ты меня привел? — удивленно спросил Гаваец. — Если бы мне рассказали, я бы ни за что не поверил, что могу НАСТОЛЬКО пользоваться спросом.

— Да я и сам толком не все знаю. Слышал, что здесь собираются девушки, мечтающие свести короткое знакомство именно с военными. Так что нашей братии здесь самое место!

— Все равно как-то не по себе становится. А деньги они берут? Ну за свои услуги...

— Нет. Наоборот, даже угостить вином готовы, только бы ты оставался рядом.

Она появилась меньше чем через десять минут, будто и впрямь поверив угрозе Гавайца. И перемена, произошедшая во всем ее облике, могла сравниться разве что с трансформацией гусеницы в бабочку.

Никаких вещей, из-за которых ее можно заподозрить в принадлежности к обслуге бара. Халат, передник, белые босоножки — все исчезло. Милое личико сменилось чарующим лицом прекрасной женщины. Ярко накрашенные губы, из-под которых выглядывает вздрагивающий язык, порождали желание немедленно прижать ее к себе, попробовать их на вкус... К тому же эти губы напоминали сейчас сочные дольки апельсина — видна была каждая складочка, они увеличились в объеме, как минимум, в два раза.

«Когда она успела все это проделать? — восторгаясь и изумляясь скорости перевоплощения официантки, вздрогнул Джокт. — Или это не она, а просто в киоске находилась другая девушка?»

Над губами, обретшими чувственность, притаилась маленькая мушка, как раз под плавными крыльями носа. Еще голодными выглядели ее глаза, неожиданно большие, с длинными пушистыми ресницами, подведенные черной тушью. Голодными казались и оттененные строгими бледными тенями скулы. Белые виски, белый лоб, прекрасная маска, на которой жили только пронзительно-зеленые глаза и алые губы. Руки — наглухо закрыты длинными черными перчатками. Между краями перчаток и блузкой в обтяжку — белые острые плечи. Блузка — черная. Такого же цвета бархатная юбка, заканчивающаяся там, где только начинались у девушки ноги. Эту юбку не нужно было даже оттягивать, чтобы стали видны шелковые подвязки ее чулков.

Одновременно с этим Джокт заметил еще одну перемену, произошедшую с девушкой.

— Ну что, великан? Понравилось, как я исполняю твои прихоти?

Видимо, Гаваец, у которого все в порядке было только с теорией, в практике не преуспел. Потому что при виде изменившегося облика недавней простушки-официантки, у него отвисла челюсть. Гаваец держал глаза навыкате, поедая ее всю, целиком, и не справился ни с бледностью — первым признаком смущения, ни с дрожью в голосе.

— Понравилось...

— Тогда посмотрим, как ты сумеешь исполнить мои прихоти.

Она провела языком по губам, подтянула невидимую складку на чулке, чтоб стало видно, какие стройные ноги они облегают. И Джокт увидел чудо из чудес — как полыхнули огнем уши Гавайца. Признак второй. Бравада обернулась беспомощностью.

— Я... Э... Постараюсь. — Он обернулся в поисках поддержки к Джокту. — А что вы... ты... имеешь в виду?

— Скоро узнаешь. На друга своего не смотри. У меня нет переносных светильников, и ему просто нечего будет держать.

Может быть, Гаваец еще что-то хотел сказать, но одна ее рука уже легла ему на плечо, и затянутые в перчатки пальчики поскребли по кошачьи — пойдем!

— Кстати, можешь не беспокоиться о друге. Я успела вызвать для него подружку, и скоро она будет здесь. Так что, — теперь уже она обратилась к Джокту, — можешь выпить две чашки кофе, раз Великан торопится. Ты ведь торопишься, правда?

Опять руки на плечах и снова игра пальцами.

«Вставай же, дубина!» — чуть было не подсказал Джокт, но Гаваец понял, насколько глупо выглядит со стороны его неподвижность под этим ласковым, но еще более грозным, чем надвигающийся «Шарк-3000», натиском.

— Я... Мы пойдем, Джокт. — Была ли во фразе Гавайца вопросительная интонация, Джокт не стал гадать.

— Да, мы пойдем! — В ее словах такой интонации точно не было. — Нескучного тебе дня, пилот!

К террасе плавно опустилась «Лама», городской гравискутер, и парочка умчалась.

— Как все просто и быстро! — невольно вырвалось у Джокта.

Но потом он пришел к очевидному выводу, что в подобном месте, где такие скоропостижные знакомства происходят по многу раз на день, было бы удивительно встретить официантку, не относящуюся к той категории женщин, которые...

Джокт так и не смог найти подходящего определение. Да и времени для размышлений на эту тему уже не осталось. Потому что вслед за отплывшим скутером появился другой.

— Как я рада, что меня не обманули! Ой, какой галантный кавалер меня ждет! Даже кофе заказал! Эй, а мы раньше не встречались?

«Галантный, ничего не скажешь!» — со злостью на самого себя за то, что вообще пришел в этот парк, подумал Джокт, пряча глаза.

Перед ним стояла Эстела.

Похоже, она тоже его узнала, потому что замерла, остановившись и обдумывая что-то, и только потом присела на краешек кресла.

Назревал момент, который Джокт уже наблюдал — когда Лиин вот так же замерла после его невольной выходки в офицерском заведении, взвешивая, уйти или остаться, и выбрала первое. Здесь тоже было кафе, столик, чашки с дымящимся кофе. Вот только вместо Лиин за столиком сидела другая девушка. И Джокт обошелся с ней просто по-скотски. Теперь ему неожиданно захотелось оправдаться в глазах Эстелы. Вот уж кто действительно не сделал ему ничего плохого!