Другое мнение об отношении казаков к грекам высказывают С.И. Мышецкий, говоря о запорожцах, и В.Д. Сухорукое, повествуя о донцах. Сечевики, утверждает первый, вообще «людей с судном топили и никакого им пардону не давали, и в плен не брали», но «ежели кто будет на тех судах из християн, таких брали в полон». «В поисках своих, — замечает второй автор, — казаки брали все, что лучше, ценнее и нужнее для них, в особенности они привозили весьма много пленных и освобожденных ими из неволи разных наций и звания людей. Пленных неприятелей умерщвляли только тогда, когда не было возможности поместить их на своих лодьях. Греков щадили во всяком случае».
Рассматривая этот вопрос, надо для начала сказать, что П.А. Кулиш приводит единственный и неудачный пример беспощадности казаков по отношению к грекам при овладении неприятельскими судами. В 1602 г. в руки запорожцев попало купеческое судно, шедшее с товарами из Кафы. Историк, цитируя польского посла Л. Пясечиньского, говорит, что казаки по захвате судна истребили турок, а грекам «явили opus misericordiae (образец милосердия. — В.К.), то есть обобрали донага и даровали жизнь».
Автор, «зашоренный» своей концепцией, при этом не замечает, что запорожцы, как вытекает из его же слов, все-таки отнеслись к грекам по-иному, чем к туркам, и в самом прямом смысле пощадили единоверцев, но, разумеется, в пределах возможного. Кстати, в более ранней работе П.А. Кулиша приводится цитата Л. Пясечиньского, из которой следует, что турок постиг менее жестокий конец, чем сказано в поздней работе того же историка, а греки получили не только жизнь, но и свободу: «Турки успели бежать, а грекам-христианам казаки показали opus misericordiae: обобрали и дали свободу».
Добавим, что практика ограбления христиан, служивших туркам или каким-то образом содействовавших им, в том числе в сфере морской торговли, была обычной для противников Османской империи и в Средиземноморском бассейне. М. Нечаев, который шел на французском судне с Кипра в Яффу, рассказывая о встрече с мальтийскими христианскими рыцарями, замечал, что они обычно «турков берут в полон, а у христиан все отнявша имение, самих отпускают на волю». Возмущение же П.А. Кулиша относительно казачьих нападений на поселения, в которых жили христиане, носит несколько искусственный характер, словно бы до казаков и при них христиане никогда не воевали с христианами.
Если отрешиться от абстрактно-теоретических рассуждений, то нельзя не видеть, что возможности казаков по части misericordiae были ограничены. Они вели ожесточенную войну в неприятельских водах и на вражеской территории. Местное христианское и единоверное население уже давно было интегрировано в Османское государство и, несомненно, воспринималось казаками хотя как угнетавшееся в массе, но в большинстве же и покорное турецким властям, в значительной степени пособничавшее им и отчасти даже враждебное к врагам султана.
Ведь и К. Збараский, вернувшись из Стамбула, в 1624 г. писал: «Христиане, которые естественно должны бы были быть враждебны вере турок, как своих тиранов и захватчиков, забыв Бога и свою веру… мучают и терзают собственных отцов и родичей, когда они попадают в неволю… душой и телом срастаются с их (турок. — В.К.) законами и порядками. И не турки, но христиане и их потомки являются основой и опорой империи и ее господами… Наследники честных семей, попав в неволю или по собственному желанию там очутившись… являются наихудшими и неистовыми [слугами султана]. Как и все другие, и я с изумлением отмечаю это».
Греков-мореходов всегда было много среди командного и рядового состава как торгового, так и военного флота Турции, и они играли в нем важную роль. По выражению одного из современников, в плавании по Черному и Средиземному морям никого не было «искуснее греков», которые служили на кораблях «поганцев»-турок и на венецианских судах. Даже в ранний османский флот, создававшийся на европейский лад после завоевания Константинополя, набирались прежде всего греческие матросы. Приморские селения в дальнейшем обязаны были поставлять моряков на военную службу, причем предпочтение отдавалось опять-таки грекам, и уже во вторую очередь, при острой необходимости, набирали представителей других этносов — евреев, армян и прочих христиан. Почти все мореходные и рыболовные термины турецкого языка имеют греческое происхождение.
После сказанного вряд ли стоит удивляться тому, что в 1638 г. на Босфоре в ходе инсценировки «победоносного» сражения османских кораблей с казачьими чайками, при буксировке «захваченных» неприятельских судов, турецкие моряки пели «Айя мола, тира мола» — «песню греческих матросов, когда они что-нибудь тянут».
Греки, а также находившиеся на службе султана генуэзцы и венецианцы считались первыми и лучшими судостроителями Турции. Многие османские корабли, действовавшие против казаков, были построены именно греками, как, например, оба галеона из флота, вышедшего в апреле 1640 г. на казаков к Азову и Очакову, что специально подчеркивал польский посол. В XVII в. греческие мастера играли важную роль в работе крупнейшего морского арсенала империи — Касымпаши и других верфей, в изготовлении орудий для флота и армии на «фабрике пушек» Топхане. Среди мастеров-пушкарей последней насчитывалось и немало грузин. Часть греческих и прочих приморских селений освобождалась от всех податей,, но взамен была обязана рубить лес и изготовлять различные материалы для нужд судостроения.
Немусульманское население Босфора занималось обслуживанием османского флота — людьми, проводкой и ремонтом судов, снабжением их припасами и специальным изготовлением этих припасов, в частности сухарей (среди пекарей в Стамбуле и районе было много армян), сушеной рыбы, мяса и пр. Значительная часть выращивавшихся на берегах Босфора овощей и фруктов тоже поставлялась флоту. Наконец, из-за разделения водным пространством Стамбула на три агломерации и Босфорского района на европейскую и азиатскую части весьма важную роль в перевалке грузов, перевозке людей и транспортировке войск, в частности, во время операций против казаков, играли большие и малые суда, специализировавшиеся на этих работах, а около 15 тыс. стамбульских лодочников-перевозчиков составляли влиятельную корпорацию, в которой доминирующее положение, по всей видимости, занимали греки.
В качестве объектов для получения добычи на Босфоре и в Причерноморье вообще казакам были интересны богатые дома, магазины, лавки, склады товаров и т.п. В связи с этим надо сказать, что вся торговля Стамбула и пролива находилась в руках греков, армян и евреев, которые занимали важнейшее место также в черноморской и международной торговле Османской империи. Грекам принадлежало большинство питейных заведений и таверн столицы. Греки, армяне и евреи имели чрезвычайный вес в банковском деле и преобладали в ростовщичестве. Греки составляли большинство ювелиров Стамбула, в том числе и весьма богатых.
Преобладание греков в «специфическом бизнесе», позволявшем обогащаться и вызывавшем зависть, формировало настороженное и подозрительное отношение к ним самих стамбульцев и других жителей Турции, и не только мусульман. Во многих греках тогда и позже видели «пауков», «пенкоснимателей» или даже «героев большой дороги»[322]. Нередко и на Руси в XVII в. считали, что «греки — токмо именем християне, а благочестия и следу в них несть».
Представители немусульманских народов в Стамбуле, на Босфоре и в Причерноморье не гнушались заниматься работорговлей. Ее крымская часть, главенствовавшая в доставлении рабов в османскую столицу, сосредоточилась у евреев, армян, турок и греков. Богатые греки и армяне сами держали рабов, большинство которых составляли люди, исповедовавшие христианскую же религию. Характерную историю рассказывает источник об одной украинке Тетяне, которая в 1649 г. была захвачена татарами и уведена в Крым, где ее купил богатый грек из Стамбула. 11 лет она работала на единоверца-хозяина, пока наконец не получила «вольную», но затем еще почти четверть века не могла выбраться из турецкой столицы, таким образом вынужденно прожив на чужбине 35 лет.
