В работах некоторых авторов, как ни странно, три дня действий флотилии у входа в пролив превращаются в три дня пути от Стамбула. Казачьи суда, по С. Боброву, «идут у берегов Черного моря, опустошают приморские султанские области, достигают даже до Босфорского пролива, приводят турков в трепет в самой столице их империи, до которой оставалось им только три дни пути». То же находим и у И.В. Цинкайзена, согласно которому казачья флотилия «пришла… на Босфор, беспрепятственно произвела высадку в трех днях пути в некоторых пунктах побережья». Эти утверждения совершенно неверны, так как три дня пути уводят казаков далеко от босфорского устья.
В свою очередь другие историки приближают казаков к Стамбулу на слишком короткое расстояние. Немецкий автор пишет, что часть казаков «высадилась по соседству с городом». По М.С. Грушевскому, казачий флот снова явился у Константинополя». У К. Осипова вслед за названным автором «Константинополь снова увидел Козаков». Согласно Л. Подхородецкому же, казаки действовали едва ли не в Золотом Роге: «Смелость казаков дошла до такой степени, что в 1624 году флотилия, состоявшая из 150 лодок, направилась прямо к порту в Константинополе и уничтожила маяк (получается, что он располагался при входе в залив. — В.К.), а стоявшие на якоре в порту корабли не смели выйти за ней в открытое море». Все эти ошибки имеют в основе пренебрежение к географии, которую, без сомнения, нельзя игнорировать, если речь идет о плаваниях и походах.
Совершенная путаница со вторым набегом 1624 г. получилась у Ю.П. Тушина. 102 чайки, упоминаемые Иовом, он относит ко второму приходу казаков и объединяет сведения о первом и втором босфорских набегах, в результате чего заставляет казаков во время второго прихода громить Бююкдере, Еникёй (раздваивающийся у автора на Неокорис и собственно Еникёй) и Истинье, сжигать маяк и грозить нападением на морской арсенал, а перед приходом еще выдержать сражение с турецкой эскадрой по выходе из Днепровского лимана. Все это, по Ю.П. Тушину, происходило в течение июля — начала августа (вплоть до 4 числа). В конце книги этого же автора 102 чайки Иова участвуют уже в босфорском набеге, который Ю.П. Тушин датирует началом октября. В целом получается редкостное смешение первого, второго и третьего набегов.
Галеры и фыркаты, отправленные для наблюдения, у И.В. Цинкайзена оказываются посланными в погоню за казаками. Только после ухода казачьей флотилии, пишет тюрколог, «послали вслед за ней две плохо укомплектованные галеры и около 20 лодок, которые ее, конечно же, вовсе не настигли»[269]. Учитывая огромный состав казачьей флотилии, трудно предполагать, что указанные суда вообще предназначались для погони.
Что касается показаний взятых в плен казаков о союзе с крымским ханом, то добавим, что С. Рудницкий, неточно излагая эти показания (будто бы сам хан подговаривал казаков к походу), отмечает предложение, сделанное Шахин-Гиреем в августовском письме польскому королю о создании крымско-польско-запорожского союза с антитурецкой и антироссийской направленностью. Т. Роу не раз сообщал из Стамбула, что там боялись такого развития событий, и особенно «союзничества» татар и казаков.
В «известиях обоим секретарям» в Лондон от 21 августа посол писал, что неожиданная уступчивость Мурада IV с утверждением мятежного хана на престоле подчеркивает большой страх перед опасным врагом, что еще неизвестно, как «татарин» примет подарок, уже взятый собственной силой, что в случае османско-крымской войны все дороги на Турцию оказываются открытыми для татар, а Адрианополь и прилегающие к нему территории уже находятся в страхе перед ними, и добавлял, что, как уже сообщалось, некоторые казаки присоединились к «татарину». Но мне кажется, заключал Т. Роу, что Татария и Турция все-таки помирятся.
По мнению М.С. Грушевского, первый и второй казачьи набеги на Босфор 1624 г., «таким образом, кроме добычничества, послужили диверсиею в интересах союзников — Гиреев. Может быть, они и имели такую цель». Оставляя здесь без комментариев «добычничество», заметим, что Войско Запорожское (уже не говоря о Войске Донском, не вступавшем в союз с Мухаммед-Гиреем и Шахин-Гиреем) в первую очередь обеспечивало свои интересы и преследовало собственные цели. Босфорские походы просто не могли состояться исходя преимущественно из интересов Гиреев, и речь может идти о совпадении интересов, а также о восприятии этих походов как диверсий в пользу тогдашнего крымского режима.
Попутно отметим и мелькнувшую в литературе совершенно нелепую версию об убийстве татарами в августе 1624 г. в Карасубазаре московского посла Ивана Бегичева, направлявшегося в Стамбул, якобы в отместку за первый набег казаков на Босфор. Против этой версии выступил Н.А. Смирнов, а обстоятельства убийства осветил А.А. Новосельский. По русским источникам, Шахин-Гирей, допрашивая И. Бегичева, «лаял матерно» османского султана и заявлял, что скоро возьмет Стамбул. Помимо русского посла, были убиты и возвращавшиеся с ним из Москвы турецкие послы. Шахин-Гирей не только не мстил за босфорский набег, но был недоволен как раз дружественными сношениями Москвы со Стамбулом.
М.С. Грушевский замечает, что казаки «простояли у берегов Босфора три дня, как бы насмехаясь над бессилием падишаха», а Й. фон Хаммер подчеркивает, что участники набега «возвратились назад к своим берегам с добычей и сознанием, что потревожили Османскую империю в ее столице». Если у Иова, как мы думаем, первый и второй босфорские набеги совмещены в одном походе, то к 24 августа (дата письма митрополита) запорожцы вернулись от Босфора в Сечь. Более точное время и обстоятельства возвращения запорожцев и донцов неизвестны[270]. По всей вероятности, оно было вполне благополучным: источники не говорят ни о каких-либо сложностях или казачьих потерях на обратном пути, ни об османских победах. Письма Иова и киевских городских властей свидетельствуют о большой добыче, захваченной запорожцами. В этих условиях сложение О. Голубом своих полномочий по возвращении в Сечь, надо полагать, не было связано с неудачами в походе.
На протяжении месяца с лишним после первого набега босфорское население все еще не отошло от связанных с ним переживаний, и когда во второй половине августа Мурад IV выезжал из Стамбула, это происходило «под вопли жителей правого берега Босфора», опасавшихся нового прихода казаков и знавших о весьма невысоком моральном духе своих моряков и солдат.
С датировкой третьего за 1624 г. появления казаков у Босфора в литературе наблюдается такой же разнобой, как и с датировкой первых двух. Н.И. Костомаров и П.Н. Жукович к третьей экспедиции относят известие Мустафы Наймы о приходе казаков в пролив 7 октября. По Н.И. Костомарову, в сентябре запорожцы на 100 чайках вышли в море; турецкий флот стоял тогда в Кафе, занятый укрощением крымских междоусобий, и казаки дошли до окрестностей Константинополя, 7 октября ограбили и частично сожгли Еникёй, а потом благополучно ушли, избежав погони.
На самом деле все это неверно: османская эскадра к тому времени давно уже ушла из Кафы, а 7 октября, как мы видели, — это ошибочный пересчет Ю. (О.И.) Сенковским 4 шаввала, которым турецкий хронист датировал первый казачий набег.
Мнение о том, что капудан-паша с флотом в сентябре был в Крыму, возможно, возникло из-за неверного сообщения Ф. де ла Круа, который утверждал, что в начале сентября нового стиля (22—26 августа старого) «великий адмирал» Турции отправился в Крым ставить нового хана, а казаки совершили нападение на Босфор. Тот же сентябрь находим у Д. Сагредо и И.Х. фон Энгеля (который исправляет 1626 г. Д. Сагредо на 1624 г. Ф. де ла Круа), а за И.Х. фон Эн-гелем все это повторяет М.А. Алекберли.
7 октября как дату набега видим и у Д.И. Эварницкого, правда, с переносом событий в 1623 г.; историк при этом делает ссылку на В.Д. Смирнова, но тот четко говорит об июле 1624 г.[271]. Согласно Д.И. Эварницкому, 7 октября казаки «опять явились в виду Константинополя… ворвались в самый Босфор, разгромили на берегу его селение Еникёй и после этого благополучно возвратились домой», — получается, что историк описывает события первого набега 1624 г.
