К. Збараский не верил в действенность только что заключенного польско-турецкого договора 1623 г. и не сомневался в том, что татарские набеги на Польшу и взаимосвязанные с ними запорожские походы на османские владения будут продолжены. Удерживать казаков «без войска и с таким малым жалованьем сможет разве что Господь Бог», писал князь, а их новые морские экспедиции приведут к тому, что турки предпочтут «смерть в открытом бою безвестной гибели со своими семьями», т.е. новую войну. Казаков можно было бы держать в повиновении лишь при условии прекращения крымских набегов, но для этого Польше необходимо не нынешнее ополчение, а регулярное войско.
Князь высказывался не только против «ликвидации» казачества, сумбурные планы которой витали и в Стамбуле, и в Варшаве, но и за мощное, решительное использование запорожцев в государственных, стратегических интересах Речи Посполитой — в сокрушении Османской империи. В отчете говорилось, что его автор хотел бы, «чтобы казаки были остановлены», дабы «не раздражали турецкого султана» своими действиями, от которых Польше «нет никакой выгоды, а только… установленный мир — желанный для всех — нарушается», но вовсе «не согнаны» с Днепра. К. Збараский считал, что запорожцы должны готовиться и ждать «решения Речи Посполитой, когда всей своей могучей силой им ударить» по Турции. Решение же это следовало принять, «когда наступит время новых смут у турок и когда укоренившееся своеволие у них возобладает, из-за чего наверняка они пойдут на другие народы».
При сказанном решении казакам следовало «действовать не так, как обычно (чем только возбуждают турок против нас), но, взяв в помощь Господа Бога, уничтожить… слабую армаду (османский флот. — В.К.) на Черном море (что является делом возможным…), после чего взять Константинополь — гнездо турецкого могущества. Издалека кажется могущественным, вблизи же он слабый и без труда попал бы в их руки, а если бы дал Господь Бог, и к нам бы перешел».
Краткое изложение своего плана и весь отчет К. Збараский завершал таким пассажем: «…ясно понимаю и вижу, что ни одному народу не дал Господь Бог больших возможностей для овладения жизненными силами этого государства (Турции. — В.К.), кроме Речи Посполитой. И есть надежда на окончательную их (турок. — В.К.) гибель, если будем просить Бога высочайшего и если будем не гордостью возноситься, не надменностью, а смиренно, но с мужественным сердцем захотим использовать подходящие возможности. Речи Посполитой Господь Бог те земли обещал, и я бы обосновал это подробнее, но сейчас закончу этим пожеланием».
К. Збараский рассматривал Османское государство как крайне ослабленный и разложившийся организм, едва не находившийся в предсмертной агонии. Эти представления, как отмечают публикаторы документа, «перекликаются с высказываниями Роу, который считал, что Османская империя настолько ослаблена, что 30 тыс. воинов, даже не прибегая к оружию, могли бы дойти до стен Константинополя». По мнению Н.С. Рашбы, князь пошел даже дальше Т. Роу, когда утверждал, что и без коалиции европейских держав Речь Посполитая, опираясь на казачество, была способна разгромить Османское государство. Отметим, что хотя непосредственно коалицию К. Збараский не упоминал, но из контекста отчета вытекает, что автор и в самом деле предполагал обойтись без ее создания и участия[188].
Х.М. Ибрагимбейли замечает, что князь старался «представить врага слабее, чем он был в действительности», и таким образом «надеялся склонить правящую верхушку Речи Посполитой к активной борьбе против Османской империи». Но автора «нельзя заподозрить в политическом авантюризме», поскольку он «не рекомендовал немедленных военных действий… считая необходимым выждать, когда там наступит новый период социально-политических и военных потрясений, подобных тем, которые он наблюдал ранее». Перед его приездом в Стамбул был низложен Осман II, а вскоре после отъезда, ускоренного опасностью нового мятежа, и Мустафа I. Можно добавить, что, согласно плану, решительный удар по Турции следовало нанести при наличии еще одного условия — после того, как она втянется в какую-либо новую войну.
Публикаторы документа неточно комментируют некоторые его положения. «Понимая недостаточность сил Речи Посполитой, он (К. Збараский. — В.К.), — пишет Х.М. Ибрагимбейли, — предлагал использовать для этой цели украинское казачье войско… Для этого он советовал беречь силы казачества, не распыляя их на набеги на османские владения. В подходящий момент совместное выступление казачества и польского войска, которое он предлагал реформировать, обеспечило бы выполнение задачи». У Н.С. Рашбы читаем, что князь предлагал реформировать польское войско с целью нанесения решительного удара по Турции и даже овладения ее столицей, «но не сбрасывал со счетов казачество. Напротив, по его мнению, следовало беречь силы казачества до времени, когда империя снова вступит в полосу потрясений, в чем он не сомневался».
Читатель, надеемся, заметил, что К. Збараский предлагал реформировать польскую армию не для удара по Турции, а всего лишь для сдерживания татар, ничего не говорил о совместных боевых действиях польского войска и казаков против Османской империи и Стамбула — все это, по плану, доставалось на долю одного казачества, плодами победы которого уже затем должна была воспользоваться Польша (может быть, тогда пустив в дело свою армию?). Следовательно, автор не просто не сбрасывал казачество со счетов, но отводил ему первенствующую роль. Вместе с тем гордый шляхтич вовсе не опускался до призыва «беречь» казаков, а ограничивался замечанием о том, что их не следует сгонять с Днепра, видимо, полагая, что они сберегут себя сами.
Отчет К. Збараского был написан в форме яркого памфлета и получил в списках широкое распространение по всей стране. Многие разделяли соображения автора, но они были отвергнуты сеймом, желавшим продолжения мирных сношений с Турцией. Н.С. Рашба пишет, что планы князя «не были осуществлены при его жизни» и впоследствии заинтересовали Владислава IV, «предполагавшего привлечь казачество к борьбе против Османской империи», однако «магнаты сорвали замыслы короля». Мы должны здесь указать, что не имеем сведений о знакомстве Владислава с отчетом К. Збараского, что план последнего не осуществился вообще никогда и что, говоря о привлечении казаков к борьбе с Турцией, Н.С. Рашба допускает небрежное выражение: их, постоянно воевавших с османами, совершенно не требовалось к этому привлекать.
Можно еще добавить, что когда выявилось «особое отношение» к турецкой власти крымского хана Мухаммед-Гирея III и особенно его калги и брата, друга Персии Шахин-Гирея, которые стали проявлять излишнюю самостоятельность и даже демонстрировать враждебность к «Порогу Благоденствия», К. Збараский предложил «задействовать» казаков. Смысл его идеи сводился к тому, чтобы послать на помощь Шахин-Гирею запорожцев и лисовчиков (польская легкая конница. — Прим. ред.), по согласованию с калгой дать тайно Войску Запорожскому деньги на строительство чаек и отправить казаков в числе 10—15 тыс. человек морем на Стамбул в надежде, что им, возможно, удастся овладеть султанской столицей. Но и этот план не встретил поддержки у правящих кругов Речи Посполитой.
Как и К. Збараский, османские власти не строили иллюзий о влиянии договора 1623 г. на прекращение или хотя бы сокращение казачьих морских походов. Еще зимой 1624 г., оказавшегося, напротив, необычным по «босфорской» активности казаков, Турция начала готовиться к их приходу в пролив и соответствующему противостоянию. 21 февраля Т. Роу писал сэру Эдварду Конвею, что против казаков капудан-паша «готовит армаду на Черное море». В письме тому же адресату от 12 марта посол сообщал, что «огромный флот уже подготовлен на Черном море», но что ходят слухи и о готовности казаков к нападению: у них будто бы приготовлено более 300 лодок. В результате, отмечал Т. Роу, «все жители Босфора бегут ежедневно в город (Стамбул. — В.К.). Страх всеобщий, — что достаточно говорит о слабости (Турции. — В.К.), и прошедший год показал, что можно сделать с небольшими, но решительными силами».
