Около 100 пленных казаков (автор добавляет: «как говорится в реляции о том») отправили на румелийских шайках в Стамбул, а остальных пленников разделили между агами. «Та часть трофеев, найденных на оных тридцати шести русских чайках, которая составляла имущество взятых в неволю мусульман, возвращена тем же, остальное же отдано на ремонт и восстановление замков в Килии и Аккермане»[570].
В общем, если верить Эвлии Челеби, разгром казачьей флотилии был сокрушительным и полным: все казаки попали в плен или погибли, все их суда оказались в руках турок. «Никогда еще, — замечает автор, — не случалось мне присутствовать при такой прекрасной победе».
З. Абрахамович, несмотря на свою «увязку» набега на Балчик с действиями той же донской флотилии у Анатолии и на вытекающее отсюда мнение, что Эвлия «преувеличил опасность ситуации (ибо удвоил число нападавших[571])», тем не менее считает, что «в целом… сообщение его выглядит правдивым». Й. фон Хаммер, видимо, не слишком доверяя Эвлии, не воспроизвел его красочных подробностей победы при Балчике.
Мы же полагаем, что в данном случае не может быть и речи ни о каком разгроме казаков, тем более сокрушительном и полном. М. Прибытков был очевидцем абсолютно «здорового» возвращения донской флотилии из похода, без потери хотя бы одного судна, и нет оснований не доверять этому информатору, постороннему для Войска Донского.
Правда, можно предположить, что у Балчика погибла другая, не известная нам флотилия, ходившая в поход, который также остался неизвестным. Хотя думается, что при всех пробелах в информации о том времени такое сокрушительное поражение казаков все же должно было оставить следы в других источниках, но они не обнаружены. Вообще нам известен только один случай гибели в бою донской флотилии целиком — в 1638 г. в Адахунском сражении. Однако там дело происходило не в открытом море, а в кубанском лимане, в который зашли казаки и выход из которого был прочно перекрыт турками и крымцами. И адахунское поражение оставило следы не только в нарративных источниках, но и в целом ряде документальных.
Кроме того, если бы все казаки при Балчике были пленены или погибли (всего, как мы видели, будто бы 700 человек), то на один струг должен был приходиться экипаж примерно из 19 казаков, что совершенно недостаточно для донских судов, отправлявшихся на Черное море. Обращает на себя внимание и то, что захваченные, по Эвлии, казачьи струги не были отправлены в Стамбул, а пленников отвезли на местных судах.
В целом приходится сделать вывод, что описанное, победоносное для дяди автора сражение является мифом, в основе которого, очевидно, находился обычный казачий внезапный и стремительный налет на Балчик, его разгром и такой же обычный быстрый отход, может быть, при определенном сопротивлении местных войск. Победная же реляция паши вполне могла иметь место, равно как и отправка в Стамбул 100 пленников, захваченных, возможно, при другом случае и в другом месте и не имевших отношения к данному набегу донцов. Не исключен, наконец, и вариант неведомого по отечественным источникам набега, в котором казаки могли понести совершенно незначительные или сравнительно небольшие потери, раздутые Мелеком Ахмед-пашой и его племянником, так хорошо владевшим пером.
Если все же речь идет о рассматриваемом нами походе, то донская флотилия после Балчика в полном составе пошла в сторону Босфора.
Н.И. Краснов касается этой экспедиции в двух своих работах и при ее характеристике допускает большие вольности. Прежде всего, он двояко определяет объект нападения: в одном и том же сочинении казаки атамана И. Богатого сжигают то «предместные села Царьграда», то одно «пригородное царьградское селение». В более ранней работе говорится об опустошении «в окрестностях Константинополя селений» и обращении в бегство турецких кораблей, в более поздней — казаки захватывают и затем топят 10 галер, что противоречит источнику.
Согласно Н.И. Краснову, экспедиция будто бы имела печальный конец: «По возвращении к Черкасску (имеется в виду движение от устья Дона к казачьей столице. — В.К.), нужно полагать, турки и ногаи окружили отряд, большею частью его уничтожили и отняли добычу. Конечный исход поиска Ивана Богатого, вероятно, и был причиною, что летописцы не с должным вниманием отнеслись к этому, если не ошибаемся, последнему проявлению самобытной отваги на Черном море». В другом месте историк замечает: «Если не ошибаемся, до 1696 года это была последняя блестящая экспедиция донских казаков».
Увы, в обоих случаях автор ошибается. Еще раз скажем, что М. Прибытков недвусмысленно сообщает о вполне благополучном возвращении флотилии на родину. И поход 1652 г. был далеко не последним успешным черноморским предприятием казаков. Впрочем, — и это еще одна ошибка Н.И. Краснова, — он почему-то полагает, что набег И. Богатого состоялся в конце царствования Алексея Михайловича, видимо, в 1670-х гг. (правление этого царя относится к 1645—1676 гг.). Источник заблуждений историка кроется в каком-то позднем и неизвестно кем составленном «перечне походов» донских казаков, на который он глухо ссылается[572].
Специально этой экспедиции Н.И. Краснов посвятил также цикл беллетризованных очерков, который можно назвать и одним большим очерком или даже повестью, — «Поиск донского казака Ивана Богатого под Царьград». Довольно сложно оценивать такое произведение с точки зрения историографии, но мы все же отметим несколько моментов в параллель с деталями, которые упоминаются в уже рассмотренных работах того же автора.
Согласно очерку, казаки И. Богатого как будто бы приходят на Босфор со стороны Мраморного моря и то громят и поджигают в предместьях Стамбула, «в разных местах», «загородные дворцы, фермы, дачи» и, более того, «заводы и фабрики» — пожар «распространился на десятки верст», то высаживаются «у берегов Золотого Рога» и зажигают «загородное царьградское селение с роскошными дворцами султана и турецких пашей», выжигают «одно из лучших царьградских пригородных селений». Морской бой происходит у побережья Крыма, вместо 10 галер действуют фрегат и девять коммерческих судов. Отряд, окруженный «татарами и ногаями», с боями пробивается к Черкасску, теряя при этом большинство казаков и девять десятых добычи.
Автор приписывает походу весьма преувеличенное значение: «Оттоманская Порта изумилась столь дерзкому поиску, и как в начале XVII столетия, кроме жалоб на казаков Посольскому приказу и самому царю Алексею Михайловичу, все главные военные силы Турции по крайней мере в продолжение нескольких лет отвлекались сосредоточением значительного отряда в столице и ее окрестностях. На целое десятилетие приморские дачи и загородные дворцы на север от Царьграда оставались пусты, и можно сказать с некоторою достоверностью, что экспедиция Ивана Богатого столь же помогла царю Петру I одолеть Азов в 1696 году, как прежние экспедиции запорожских и донских казаков в Анатолию и Румелию помогли войсковому атаману Осипу Петрову взять эту же крепость одними силами донских казаков в 1636 году».
Десятилетие турецкого страха здесь упомянуто с несомненным преувеличением, набег искусственно притянут к Азовским походам Петра, дата взятия донцами совместно с запорожцами Азовской крепости и атаман, руководивший этим взятием, названы неверно. Впрочем, в том же произведении в некотором противоречии с приведенными оценками Н.И. Краснов заявляет, что в XVII в., «в ту героическую эпоху появления богатырей русского, самобытного закала, поиск Ивана Богатого не выходил из ряда блистательных военных предприятий, совершенных запорожцами и обитателями кормильца Дона».
Видимо, автор прав в определении цели босфорского набега: главное не грабеж, а наведение паники на окрестности Стамбула. Вообще психологическое воздействие на неприятеля присутствовало в замыслах всех подобных набегов, а в данном случае добыть «зипун», похоже, можно было и в не столь отдаленном районе[573].
