Элисед уже в который раз заметил, как у перепуганного горожанина срезают кошелек, и как миловидную торговку волокут к ближайшей подворотне, надев ей на голову пыльный мешок.

– Всю стражу сгоняют на стены, – ухмыльнулся Ниал, провожая взглядом визжащую девицу, отбивающуюся ногами от насильников. – Попомни мое слово, к вечеру в городе не останется ни одной девственницы!

– Это меня волнует меньше всего, – Элисед отмахнулся. – Нам нужно еще навестить уважаемого Креатура, так что не отвлекайся по пустякам!

Энергично работая локтями, троица проложила себе путь сквозь толпу и выбралась на улицу Праведников.

– А это что за хрень? – Ниал внезапно застыл, указывая пальцем на сотню стражников, выстроившуюся в каре, и движущуюся прямо к ним навстречу. – Давайте-ка двигать отсюда, пока нас не заметили!

– Погоди, – зашипел Элисед, отступая к стене. – Ты лучше погляди, кого они ведут!

Верзила удивленно охнул, одновременно натягивая на лицо пропитанный потом шейный платок.

– Дорого бы я дал, чтобы узнать, что он здесь делает!

В центре каре, окруженный сверкающими кирасами и алебардами, шагал худощавый мужчина, в монашеской рясе. Голова мужчины была наголо выбрита, а между жиденьких бровей виднелась татуировка в виде трезубца.

– Копия наш покойник! – голос верзилы звучал приглушенно из-под платка. – Вот бы док обрадовался!

– С ним несколько королевских лекарей, – прошептал Элисед, указывая кивком на странную процессию. – Я себе не прощу, если мы их упустим!

Отступив в темную подворотню, троица пропустила мимо себя стражников, и тут же пристроилась к ним сзади, следуя чуть поодаль на безопасном расстоянии.

Над стенами Паары колыхалось море людских голов, и лишь немногие из них носили стальные каски.

Любопытные горожане взобрались на стены в тот же миг, как смолкла канонада. Всем было интересно поглядеть на непобедимый гонкорский флот, стоящий в половине морской мили от берега, и на горящие в отдалении обломки "Каллесира" и "Дорматура".

Останки паарийской эскадры догорали на камнях у сторожевых башен на входе в гавань, а чудовищный гонкорский флагман "Исполин", в сопровождении двух кораблей поменьше, бросил якоря, развернувшись к городу левым бортом, ощерившимся полусотней пушек, торчащих из открытых орудийных портов.

На высоченных мачтах копошились крошечные фигурки моряков, а на палубе сверкали ряды начищенных морионов и кирас.

– Храни нас Орвад! – пробормотал Ниал. – Вот уж не думал, что еще раз доведется увидеть это чудовище!

– Я читал, что "Исполин" сел на мель возле Авалора, и что авалорцы разобрали его на кусочки, оснастив пушками целый флот… – кивнул Элисед, задумчиво теребя бородку. – Вот и верь после этого паарийским газетам!

Куклодел громко фыркнул.

– Именно по этому, я газет и не читаю!

Расталкивая горожан, троица протиснулась к самому краю парапета, окруженного кованными железным перилами.

– А ну, отвали! Кому сказал, не напирай! Если ко мне еще кто прикоснется, живо останется без пальцев!– закричал Ниал и многозначительно ухватился за рукоять кинжала. Вокруг друзей тут же как по волшебству образовалось свободное пространство.

Тем временем, от огромного корабля, мачты которого, казалось, достигали уровня городских стен, отделилось несколько шлюпок, забитых солдатами.

На передней шлюпке развевался белый флаг, а на носу стоял парламентер, в плещущемся на ветру голубом плаще.

– Ну, вот и все, – один из горожан облегченно вздохнул. – Сейчас мы сдадим им город, и все закончится, хвала Орваду!

– Хрен им, а не город! – возмущенно взвыл другой горожанин, потрясая в воздухе ржавым дедовским мечом. – Чтобы я позволил вонючему гонкорцу усесться себе на шею? Мы будем драться с ними до последнего!

На храбреца тут же зашикали.

– Какая разница, кто сидит у тебя на шее, – хмыкнул какой-то старикашка. – Главное, чтобы они при этом не гадили!

В толпе захихикали.

– А мне лично, все равно, чье говно будет течь по спине, – фыркнула какая-то торговка. – Не думаю, что гонкорское более вонючее, чем паарийское!

На этот раз толпа покатилась от хохота.

– Все равно я вам не позволю открыть ворота, проклятые трусы! – не сдавался неугомонный храбрец. – Мой прадед бил гонкорскую мразь вот этим вот мечом, и я не посрамлю его памяти!

Послышался глухой удар и задиристый горожанин замолчал.

– Вы там полехше с парнем, – прошамкал старик. – Второго такого кузнеца во всем городе не сыскать…

– Не боись, Тонкас, – оскаблился дюжий горожанин со здоровенными кулачищами. – Все с твоим кузнецом будет зашибись! Поваляется маленько, и через пару дней будет опять как огурчик!

Стоящий неподалеку священник, с бритой головой и татуированным трезубцем между бровей, осмотрелся по сторонам, вскинул руки к небу и запел.

Стражники откуда-то притащили снятую с петель дверь, и подняли на ней священника над толпой.

Народ, как по команде, повернул головы на звук, и притих, услыхав пение.

– Это преподобный Сэфраель, – в полголоса сообщил стоящий рядом с Элиседом старик. – Я много раз бывал на его замечательных проповедях.

– Святой человек, – согласилась женщина, проталкиваясь мимо грозного Ниала, не обращая никакого внимания на его угрозы. – Восславим же господа вместе с ним!

Людское море тут же сомкнулось вокруг товарищей. Их мигом придавили к железным поручням, и если бы не надетые под плащами кирасы, им пришлось бы совсем несладко.

Над толпой поплыла нехитрая мелодия литургии, подхваченная тысячей глоток. Звук постепенно нарастал, вибрируя, взлетая до самых небес и падая к шуршащему галькой прибою.

Казалось, что сам город плачет, оплакивая свою судьбу, перед лицом неумолимого врага.

Ниал склонился к самому уху Элиседа и закричал, тщетно пытаясь перекрыть пение толпы.

– Если бы у них было столько храбрости, сколько религиозного пиетета, город никогда бы не достался гонкорцам!

Элисед улыбнулся.

– Паару еще ни разу не взяли штурмом, – он кивнул на открытые рты и выпученные в экстазе глаза, окружающие их со всех сторон. – Они всегда открывали ворота сами!

Преподобный Сэфраель внезапно замолчал, и резко опустил руки вниз, словно дирижируя огромным хором. Пение оборвалось на полуслове, и над городскими стенами повисла напряженная звенящая тишина.

– Да защитит нас всемогущий Господь! – руки священника как птицы взлетели вверх. – Да покарает он проклятых еретиков, поднявших руку на дом его!

Элисед как по команде вместе со всеми обернулся, глядя на зияющие дырами купола храма Орвада.

– Будьте вы прокляты! – прокатилось над толпой. Лица горожан помрачнели, а кулаки сжались. Даже стоящий по соседству старикашка, тянул к небу крохотный трясущийся кулачок.

– Похоже, еще не все потеряно, – прошептал Ниал. – Он разом превратил стадо овец, в свору злобных собак!

Священнослужитель гордо вскинул голову, и ни на кого не глядя, принял из рук лекарей сверток с пищащим младенцем.

Толпа затихла, затаив дыхание, наблюдая за возвышающейся над крепостными стенами худощавой фигуркой в монашеской рясе.

Прижав младенца к груди одной рукой, преподобный Сэфраель вытянул вторую в сторону гонкорского флагмана, и принялся молиться на древнем паарийском, ритмично раскачиваясь из стороны в сторону.

В воцарившейся тишине слова древней молитвы падали как железные ядра, тяжелые, грозные, беспощадные.

– Ор эт нарр мерару панкарей но, – рука священнослужителя дрогнула, а колени на миг подогнулись, словно на него сверху обрушилась непомерная тяжесть. Стражники, поддерживающие импровизированный помост тоже застонали и закачались.

Выпрямив спину и расправив плечи преподобный Сэфраель продолжил молитву.

– Ану тарнар нарр мерару дио но! – трепыхающийся в руках священнослужителя младенец внезапно затих, а пеленки тут же насквозь пропитались кровью.