Что ж, исчерпывающий ответ.

— Ты... работаешь каждую ночь?

— Практически.

— Разве нет другого бармена?

— Была, но она слиняла.

— Когда?

— В ночь твоего приезда. Вот почему я тогда не успел одеться на работу. Сью так и не объявилась. И никто с тех пор ее больше не видел.

Ой-ой. Кажется, я знаю что случилось со Сью. С ней случилась я. Никто не заявил об ее исчезновении и, скорее всего, уже никогда не заявит.

— Она тоже работала по ночам?

Важный вопрос. Оборотни вынуждены охотиться. Это заложено в их природе. Они не могут долго жить, не убивая. Они, как и вендиго, жаждут человеческой плоти.

В противовес распространенному мифу, восход луны вовсе не означает, что оборотень тут же превратится в волка. У них всегда есть выбор. За исключением тех ночей, когда наступает полнолуние. В такие ночи я и мне подобные бываем очень заняты.

— Мы работали посменно, — ответил Дэмьен. — Никому из нас не нравилось постоянно работать в одно и то же время.

Как интересно. А большинство людей предпочитают придерживаться графика. Я знаю, потому что сама такая.

— Что собираешься делать теперь? — спросила я.

— Нанять кого-нибудь другого. Может, Ковбоя. Он все равно постоянно здесь ошивается.

Я ухватилась за подвернувшуюся возможность:

— А Ковбой местный?

Дэмьен подозрительно покосился на меня:

— Здесь нет местных. Разве что кто-нибудь из индейцев.

— Совсем нет?

— Я лично таких не знаю. Людям, которые здесь родились, не терпится отсюда уехать. А тем, которые сюда приезжают, не терпится здесь поселиться. — Он покачал головой. — Поди пойми.

— А откуда приехал Ковбой?

— Из Кливленда? — пожал плечами Дэмьен.

Я ожидала, что он рассмеется. Но, судя по выражению его лица, я могла бы прождать до скончания века.

— Ты не знаешь?

— Я не спрашивал. Хочешь работать барменом, заруби на носу: слушать — хорошо, задавать вопросы — плохо.

А у меня, как назло, только вопросы и были.

— Сколько я тебе должна за продукты?

— Нисколько.

— Глупости. Я заплачу.

Он покачал головой. Я поняла, что он не возьмет с меня денег. Чувствуя неловкость и признательность, я пробормотала:

— Очень мило с твоей стороны.

Он пренебрежительно фыркнул и бросил окурок на землю.

— Мило — это не про меня.

И почему в этих грубых словах в то же время слышалась похоть?

Затоптав тлеющий пепел черным кедом, Дэмьен поднял голову и посмотрел мне в глаза. Я утратила способность дышать. Мне хотелось бежать и хотелось остаться. Дэмьен одновременно смущал и завораживал меня.

Что же в нем такого привлекательного? Ведь он разительно отличался от Джимми Ренквиста. Джимми был высоким, широкоплечим, белокурым. Смешливый, солнечный мальчик, который так и не стал мужчиной. У Дэмьена же темные волосы, он худой и какой-то затравленный. Он редко улыбается, и мне трудно представить его смеющимся.

Тени в глубине глаз делали его похожим на умудренного опытом старика, древнего, как растущие в здешних краях деревья.

Меня влекли эти тени, пленяла кроющаяся в этом человеке тайна, перекликающаяся с моими собственными секретами.

В воздухе разливалась ночная прохлада, но я не мерзла, а вся горела под блуждающим по мне взглядом Дэмьена.

— Я купил тебе продукты вовсе не из желания показаться милым, — снова заговорил он. — Я хотел, чтобы ты стала моей должницей.

— И сколько же я тебе должна? — чуть слышно спросила я.

— Речь не о деньгах.

— И о чем же тогда?

Он двинулся на меня, и я, напрягшись, опять приготовилась сбежать. Тени в его глазах исчезли, сменившись жаркими искрами. Дэмьен уже не казался холодным и отстраненным — нет, он весь подобрался и решительно шел в наступление.

Я не тронулась с места. Он не самое страшное из того, что мне довелось пережить, и, по правде говоря, меня еще никогда не охватывало такое возбуждение.

Дэмьен подступил так близко, что мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Я хотел, чтобы ты стала моей должницей, — повторил он. — Хотел, чтобы ты расплатилась вот этим.

И не успела я опомниться, как он прильнул ко мне в страстном поцелуе. Он ласкал мои губы, одновременно втягивая себе в рот мой язык и нежно его посасывая.

Я могла бы удрать — так я обычно и поступала. Если бы я сочла, что мне его действия не по нраву, Дэмьен Фицджеральд уже лежал бы на земле, корчась от боли. Как сейчас корчусь я от желания получить нечто большее, чем один поцелуй.

Вкус табака напомнил дни, когда мною владело безумие, сейчас снова охватившее меня. Пальцами я скользнула меж расстегнутых пуговиц рубашки Дэмьена и двинулась по его широкой шелковистой груди.

Его мускулы забугрились, оживая под моими руками. Я прикусила его губу, затем сгладила боль языком. Неожиданно Дэмьен рывком развернул меня, припечатал к стене сарая и прижался ко мне всем телом.

Я была низкорослой, да и он ростом не отличался, но его вздыбившийся член упирался в меня гораздо выше того места, где мне бы хотелось его ощущать. Дэмьен со стоном приподнял меня, забросив мои ноги себе на талию, и неожиданно мы идеально совпали.

Я чувствовала, какой он твердый и горячий. Трение через слои одежды сводило меня с ума. Как давно я не переживала подобного… В считанные секунды я оказалась на грани оргазма.

Положив ладонь на затылок, он слегка повернул мою голову. Поцелуй стал нежнее, а пальцы Дэмьена двинулись вниз по ключице, к невысоким холмикам грудей.

Он спустил бретельку топа с моего плеча, и кожу омыл прохладный ночной воздух. Я затрепетала, ощутив, как груди напряглись в предвкушении, а соски отвердели еще до того, как он успел ко мне прикоснуться.

Контраст жара и холода, грубой силы и нежности, ритмичные движения тела Дэмьена — все это вместе накрыло меня одурманивающей волной, которая, откатившись, оставила меня обессиленной, запыхавшейся и взмокшей — во всех местах.

Дэмьен поднял голову. Лунный свет странным образом преломился в его глазах, и они засверкали серебром вместо золота. Его губы были влажными и припухшими. Я хотела прикоснуться к его лицу, но когда я к нему потянулась, он вздрогнул.

Очень медленно я опустила руку. Что за жизнь он ведет, если дергается при малейшем движении? И хотя мы всего пару секунд назад испытали вместе то, что до этого я делала только с двумя мужчинами, я не решилась задавать ему такие вопросы.

Неподалеку открылась и снова закрылась дверь. Послышались голоса, музыка, смех. Кто-то покидал бар. Дэмьен немного подвинулся, заслоняя меня своим телом, хотя в темноте, да еще за углом, нас никто не смог бы увидеть.

Хлопнула дверца машины. Завелся мотор, и секунду спустя вышедшие уехали.

Шум нашего частого тяжелого дыхания разносился в окутавшей нас ночной тишине. Дэмьен вернул бретельку моего топа на плечо, и это движение вернуло и меня с небес на землю.

— Отпусти меня.

Он заколебался, и я напряглась, готовясь вынудить его подчиниться. Но Дэмьен убрал руки с моих бедер, и я, скользнув вдоль его тела, встала на ноги.

Трудно сказать, почему это последнее прикосновение показалось мне интимнее всех прочих.

Что же я наделала?

Поддалась таившейся во мне дикости. Дикости, которая не приносила ничего, кроме бед, стоило ей оказаться на свободе.

Огонек вспыхнувшей спички озарил лицо Дэмьена, и мне вновь захотелось его поцеловать, ощутить его вкус, провести кончиками пальцев по впалым щекам.

Он взглянул на меня, прикуривая новую сигарету, а затем, выпустив струйку дыма, сказал:

— Я весь день только о тебе и думал. Ты не в моем вкусе — быть может, поэтому меня так к тебе влечет.

Я отвела взгляд. Боже, он напомнил мне...

Внезапно Дэмьен вырос прямо предо мной, — а я даже не заметила чтобы он двигался.

— Прикасаясь к тебе, я пятнаю тебя? Пачкаю? Оставляю отметину?