В глубине души она знала ответ на этот вопрос. Что бы ни было — да, да, да.
Следующие несколько дней Катла старалась не попадаться отцу на глаза. Она не хотела, чтобы он заподозрил, что она одержима желанием плыть. Катла была убеждена, что если он посмотрит ей в лицо, то прочтет по глазам ее намерения и запрет в каком-нибудь сарае до тех пор, пока «Длинная Змея» не отчалит и не скроется в море. Между тем Аран и его супруга нарушили свое долгое молчание по отношению друг к другу. Сначала состоялась яростная перебранка, за которой последовали слезы и упреки. Несмотря на то что Бера храбрилась, Катла видела в глазах матери страх — она уже потеряла любимого сына, Халли, а вскоре могла лишиться человека, от которого она его родила, и еще одного сына, Фента.
Весть о том, что час отплытия близится, пронеслась по всему острову. Люди, набранные в команду, выразили некоторое удивление столь ранней отправкой — в лапы штормов, в объятия льдов; но, несмотря на ропот, ясно чувствовалось общее радостное возбуждение. Как и хозяину Камнепада, всем надоело валяться у очагов и заниматься рутинной работой: их манил океан, и они готовы были следовать за Араном Арансоном хоть на край света.
Весь остров гудел, как потревоженный улей. Днем и ночью шили парус — без всяких украшений, потому что Аран очень спешил. В то утро, когда парус был готов, женщины вынесли его из дома во двор и пропитали с подветренной стороны бараньим жиром, чтобы он мог удерживать ветер. Весла отполировали и тоже обработали жиром, чтобы они легче скользили в воде; веревочные петли, которыми крепились весла на борту, напитали китовым жиром, и они стали водонепроницаемыми и эластичными. Наконец, вынесли наружу весь деготь и смолу, какие были, развели костры и стали варить замазку, чтобы проконопатить корабль. Казалось, весь остров провонял запахом смолы и мокрой шерсти. Следующим утром на судне установили массивное мачтовое гнездо, а в него — мачту, и Мортен Дансон лично убедился, что она вошла плотно и надежно закреплена. Небрежно установленная мачта, которую сносит во время бури, — лучший способ погубить корабль и всю команду, а для корабельщика, построившего судно, — навсегда испортить репутацию и навлечь на свою голову проклятия. Парус притащили со двора и расстелили на берегу — в порывах свежего бриза его полотнище вздымалось волнами, — а потом аккуратно свернули. Катла, ощущая зуд в ладонях, смотрела, как акробат Джад легко взлетел вверх по мачте, ловко натянул ванты, закрепил снастями рею.
Последнее дубовое бревно с верфи уложили в ряд катков, ведущий от стапеля до самой воды; оно легло на хрустящую гальку, и его омыли набегавшие волны. На следующий день все здоровые мужчины острова взялись за веревки и волоком потащили корабль. «Длинная Змея» была спущена на воду под радостные крики всех жителей Камнепада. Люди, собравшиеся на берегу, восторженно вопили — такое событие, как спуск на воду прекрасного большого судна, случается не каждый день, и помнят о нем долго. Мастер Мортен Дансон и его помощник Орм Плоский Нос проверили осадку судна, осмотрели швы — если они слишком широки, корабль станет пропускать много воды; если слишком узки, то, когда дерево разбухнет, доски покоробятся. Полдюжины моряков натянули снасти и подняли парус. Наконец судно подвели к «Птичьему Дару», возле которого и бросили якорь. «Змея» была намного больше и тяжелее в киле и корпусе, что компенсировало длину судна; но выглядело оно гораздо изящнее, чем старый корабль. «Птичий Дар» смотрелся так, как и надлежит подобным посудинам: старый, построенный из никудышных материалов на скорую руку, без украшений, не предназначенный для героических дел; его дерево почернело от возраста и носило на себе отметины от ударов о скалы, а также следы сражений.
Три дня лодки сновали по бухте туда и сюда — к «Длинной Змее» и от нее, перевозя бадьи с замазкой для заделки трещин и швов. В это время Мортен Дансон и Орм, чьи руки напоминали лапы медведя, мужчина кряжистый, мускулистый, проверяли, как работает рулевое управление, в порядке ли оснастка судна, и спорили о том, как точно определять глубину. Когда наконец они сочли, что все в порядке, началась перевозка сундуков и дров, потом — дубленых кож, тюков с тюленьими шкурами, брусьев и перекладин — всего, из чего можно соорудить хоть какой-то кров в северных краях. В последнюю очередь перевезли запасы провизии для долгого плавания. Женщины и дети выстроились цепочкой от деревни до берега и передавали из рук в руки корзины с ржаным хлебом и соленой треской, морской щукой и кровяными колбасами, маринованной бараниной и телятиной, вяленой говядиной, кругами сыра, яйцами кур и чаек и копчеными кроликами и даже цельные тюленьи туши, вымоченные в рассоле. Множество тяжелых бочонков с водой, взятой из ручья, что бежит со скал за деревней, разместили на корме в специальном хранилище. Мастер устроил его, чтобы выровнять корму с носом, отягощенным ледоломом. Кроме воды, взяли на борт немного «Крови жеребца» и бочку доброго пива. Аран решил, что неплохо будет поддерживать настроение моряков чем-нибудь, согревающим нутро после изнурительной гребли.
По распоряжению хозяйки Камнепада на борт подняли два огромных мешка с репой, капустой и диким луком-пореем, чтобы разбавить хоть как-то огромное количество мяса в рационе команды; впрочем, она слабо верила, что мужчины станут готовить овощи, потому что на борту не было женщин, которые могли бы их к этому принудить. Наконец под завистливые вздохи зевак на корабль переправили большой мешок с ароматными золотистыми пирогами. Возможно, кое-кто в этот момент подумал, что супруга хозяина Камнепада примирилась с опасными замыслами мужа. Но никто не знал, что позаботилась о пирожках мать Веры, Геста Рольфсен.
Аран Арансон взял в команду еще двух человек: Урса, занявшего место Тэма Лисицы, огромного мужчину с обезображенным лицом, который заявил хозяину Камнепада, что ему не везет с женщинами и он должен заработать, чтобы купить себе жену; и старшего сына Фелина Грейшипа, Гара, мускулистого девятнадцатилетнего парня, который не был мастак на разговоры, но умел одной рукой с закрытыми глазами завязать беседочный узел. Вопреки желанию матери Фент тоже отправлялся с отцом. Больше мест на корабле не было, но около сотни мужчин и парней устроили лагерь возле дома Арана, соперничая за честь плыть с ним. Всякий раз, как он выходил на улицу, его обступала толпа просителей. Около дюжины уроженцев Камнепада старались держаться поближе к нему; это были люди, которых Аран давно знал, знавал и их отцов. Они вели себя сдержанно и почтительно, кланялись ему — в надежде, что он вспомнит о добром имени их семейств и тех невзгодах, которые они пережили. Прибывшие с других островов вели себя не столь пристойно. Они кричали, стараясь привлечь внимание, хвастались своей удалью, демонстрировали мышцы, клялись, что могут управлять кораблем и в туман, и в ливень.
Он говорил со всеми, с каждым в отдельности, подолгу и приветливо. Из этих людей за день до назначенного срока отплытия он выбрал еще одного человека — Пола Гарсона, двоюродного брата Тора Леесона, который много плавал и достаточно преуспел, чтобы купить собственный корабль, но тот затонул три года назад у Каллин Сэй во время жестокого шторма. Он умел выполнять сложные расчеты, определять курс по солнцу и звездам, по приметам на море, а мозоли на его руках говорили о том, что он не брезгует браться и за весло. Молва утверждала, что в гибели корабля не было его вины; а когда он вернется со своей долей сокровищ Святилища, то позаботится о Сэре Вулфсен и остальных членах семьи Тора. В отношении этого человека выбор Арансона был справедлив и оправдан.
Затем он вернулся в дом, прикрыл дверь и привалился к ней спиной.
— На этом все, — произнес он. — Больше никого взять не могу. Наверное, даже лишних набрал.
— Ну и скажи остальным, чтобы уходили, — сказала жена.
Аран выглядел огорченным.
— Конечно, но сначала мы должны дать им еды.
