— Ты не отвечал на мои звонки.

— Я был занят, — проворчал Альфонсо, пряча лицо за стаканом с виски.

Казалось, эта женщина совершенно не интересовала его, несмотря на то что буквально пожирала его глазами, как будто он был сочным куском мяса на косточке.

— Ты так быстро убежал в четверг, я волновалась. — Так вот, значит, с кем встречался Альфонсо. — А я-то думала, что мы проведем вместе все выходные.

Потом она наклонилась и положила руку высоко на его бедро. Очень высоко на его бедро.

— Мне нужно было разобраться с некоторыми семейными делами, — спокойно сказал Альфонсо и мягко, но решительно отстранил ее руку.

Блондинка сконфуженно моргала. Представляю, что она сейчас чувствует, — таким я Альфонсо никогда не видела. Насколько я его знаю, он всегда ориентировался на свои неуемные аппетиты — в основном в том, что касалось еды и женщин. А сейчас роскошная женщина практически вешается ему на шею, а он ее отвергает? Уму непостижимо.

— Спи спокойно, малышка. — Альфонсо положил под толстое дно стакана двадцатидолларовую купюру и встал.

Блондинка наблюдала за ним, не веря своим глазам, она даже и слова-то не могла произнести. Должна признаться, что вся эта ситуация меня насмешила. Эта красивая женщина, вероятно, проведет ближайшие три дня, рыдая и стеная о том, что ее отверг потный толстяк, который обычно слюни пускал, как только, приближаясь к ней, слышал запах ее духов, и не отрывал глаз от глубокого выреза на платье.

С Альфонсо что-то явно было не так.

Выйдя из бара, Альфонсо втиснулся в свой автомобиль и поехал в больницу. Таких больниц было несколько, но эта — самая-самая, оборудованная новейшей техникой. Он заехал на стоянку и какое-то время оставался в машине — опустил голову на грудь и, похоже, о чем-то глубоко задумался. Он выглядел печальным и каким-то потерянным. Я никогда не видела Альфонсо таким — на работе у него всегда были наготове шуточки. Теперь же, когда думал, что один, он расслабился. Мне стало неловко подсматривать за ним — все равно что подглядывать, когда человек занят чем-то личным, например в ванной.

Наконец Альфонсо вылез из машины и вразвалку пошел к больнице. Он не остановился у портье, чтобы спросить, как пройти. Он точно знал, куда направляется. Четвертый этаж, палата номер четыреста шесть. Он негромко постучал, прежде чем войти.

Я было подумала, что в кровати лежит мать Альфонсо или, может быть, его дядя, если у него есть какие-нибудь родственники. Некто пожилой и очень слабый, готовый покинуть своих любимых и устремиться вперед в неизведанное. Поэтому я, понятное дело, была крайне удивлена, увидев там шестнадцатилетнюю дочь Альфонсо.

— Как моя малышка? — тихо спросил Альфонсо жену, которая сидела возле кровати, на коленях у нее небрежно лежал журнал. Я всего несколько раз видела его жену в прошлом, но ее прическа, макияж и одежда всегда были безупречны, как с картинки. Но сейчас она выглядела неухоженной, как будто побывала в аду и вернулась обратно.

— Она только что заснула, — прошептала его жена. — Эти таблетки не давали ей успокоиться, и врачи уменьшили дозу.

Дочь Альфонсо застонала, мотая головой на подушке из стороны в сторону. Раньше я видела ее только один раз, месяцев восемь назад, но тогда она была здоровой, в хорошей форме и показалась мне красивой девушкой. Но сейчас она так сильно похудела, можно сказать, кожа да кости, причем кожа ее была странного желтого оттенка. Волосы, похоже, вылезали и клочьями оставались на подушке. Я не могла даже предположить, что с ней — может быть, рак? — но, что бы там ни было, это было ужасно.

— Боже мой, Альфонсо, — пробормотала я, проходя прямо к кровати, чтобы лучше рассмотреть девушку. — Как ты мог держать это ото всех в секрете? Я даже не знала, что она больна.

— Доктор сказал, что, даже если мы найдем деньги на лечение, шанс, что она выберется, невелик. — Жена Альфонсо закашлялась при этих словах. — После того случая в четверг…

— У меня есть деньги. — Альфонсо вытер слезы со щек жены тыльной стороной ладони. — У меня они есть, — сказал он, избегая ее взгляда. — Все будет хорошо.

— Где ты взял их? — спросила его жена. На ее лице отразились смешанные чувства надежды и ужаса.

— Тебя это не должно волновать, — сказал он, снова пряча глаза. — Я не могу допустить, чтобы наша дочь умерла.

Теперь все стало на свои места. Альфонсо не убивал меня — у него хватало своих забот в жизни.

Его дочь умирала, и он украл деньги, чтобы оплатить ее лечение.

— Облом, правда?

Я резко развернулась. Позади меня стоял Джон, сложив руки на груди и со скорбным выражением лица.

— Откуда ты тут взялся?

— Да так, подумал, заскочу, проведаю тебя. — Джон с сомнением огляделся. — Я думал, ты своего убийцу ищешь. Но ты, кажется, пошла по ложному следу.

Я посмотрела на Альфонсо и его жену. Они оба плакали и по очереди вытирали друг другу слезы.

— Я даже не знала об этом, понимаешь. Он никогда ни слова, ни намека…

— Он — сильный человек. — Джон мельком взглянул на Альфонсо и снова повернулся ко мне. — Очень гордый. Он не хочет, чтобы кто-то его жалел.

Я отошла в дальний угол комнаты и устроилась на холодных плитках пола. Мне очень хотелось заплакать, но я должна была разобраться в своем отношении к данной ситуации.

— Видишь ли, я всегда думала, что он плохой человек, — сказала я. — И когда увидела, что он крадет деньги сегодня днем, предположила, что он делает это в корыстных целях. А теперь я вижу все это, — я жестом обвела комнату, — и это меняет все.

— Что именно?

— Я не знала, что он так беспокоится о своей дочери, — запинаясь, произнесла я. — Он вынужден был украсть деньги, чтобы оплатить лечение, которое необходимо его дочери.

— Но он украл эти деньги, — спокойно сказал Джон. — Раньше или позже его поймают. Осудят и отправят в тюрьму. Его накажут за нарушение закона.

— Но это несправедливо, — выдохнула я. — Он украл деньги, чтобы спасти жизнь дочери.

Джон вздохнул и сел на корточки рядом со мной, свесив руки между ног.

— Будет много народу, кого это не тронет. И некоторые из них будут его судьями, — сказал Джон. — Альфонсо украл деньги. Очень много денег. Это все, на что они обратят внимание.

— Но…

— Жизнь состоит не только из набора черных и белых правил, которым все должны следовать. Есть и серые тона, — сказал он. — Убивать плохо, но если ты делаешь это в целях самообороны — это правильно? Красть плохо, но если ты делаешь это, чтобы спасти жизнь дочери, — Джон посмотрел на больничную кровать, — тогда это неправильно?

— Не знаю, — вздохнула я. — Не знаю, что подумать.

— Но тебе и не нужно о чем-либо думать. — Джон встал и подал мне руку. — Просто воспринимай все, что видишь здесь, как жизненный опыт.

— И что же за опыт я получила сейчас?

— А такой, что на самом деле ничто не бывает таким, каким кажется. — С усмешкой Джон рывком поднял меня. — Люди, как монеты, имеют две стороны. Нужно внимательно рассмотреть обе стороны, прежде чем о ком-либо судить.

— Ну, ты прямо как «печенье-гадание», — с раздражением произнесла я. — Перестань, пожалуйста, говорить загадками и объясни, что ты имеешь в виду.

Джон расхохотался, да так, что ему пришлось схватиться за живот, он раскачивался, сидя на корточках.

— Анжела, я говорю, что тебе следует держать глаза открытыми. А поскольку ты невидима для смертных, с легкостью сможешь увидеть то, что другим не видно. — Он перевел на меня твердый взгляд. — Даже то, что не может увидеть полицейский.

— Полицейский, как Джаспер?

— Да. Полицейский, как Джаспер, — подтвердил Джон. — Я совсем не хочу, чтобы ты возлагала на его детективные методы большие надежды. У тебя должен быть свой метод.

— Еще одно глупое «печенье-гадание»?

— А ты знаешь, что в Китае подобного «печенья» нет, — парировал Джон. — Это вы, американцы, придумали его. Китайцы не станут верить в подобную чушь.