Я развлекла его рассказом о своих родителях, художниках-отшельниках на Среднем Западе. Я решила скрыть некоторые факты: ему ни к чему было знать, что «искусство», которым занимались мои родители, — это варенье из ежевики.

Когда разговор слегка замедлился, он повернулся ко мне и положил голову мне на плечо.

— Ах, Хили, — сказал он таким голосом, что сердце мое затрепетало. — Я должен тебе признаться. — Он поднял голову и посмотрел мне прямо в лицо своими глазами с поволокой.

Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— В чем? — спросила я, чуть не плача.

— Ты такая красивая, — сказал он. — Я так хочу тебя. — С этими словами он просунул руку в вырез блузки и обхватил ладонью мою грудь.

Я чуть не задохнулась от прикосновения его теплой ладони, такого интимного и неожиданного, что оно пробудило во мне глубокую и нежную страсть. Он припал к моим губам в долгом поцелуе, слегка покусывая их и поглаживая мою грудь, словно определяя ее размер. Со вздохом я прижала ладонь к его джинсам и с удовлетворением оценила напрягшийся член. Да, он действительно хотел меня. Я почувствовала возбуждение. Мне не доводилось заниматься любовью со знаменитостями, и его слава словно окрашивала все происходящее в особые цвета.

Он расстегнул еще одну пуговицу на моей блузке и припал губами к моей груди, посасывая сосок. Я испугалась было, что кто-нибудь увидит нас, но свет был такой тусклый, мы сидели в темном уголке, и вообще было так хорошо, что я закрыла глаза и перестала беспокоиться. От груди он снова вернулся к моим губам, и мы бурно целовались и ласкали друг друга, и он расстегнул джинсы, чтобы я тоже могла прикоснуться к нему. Я принялась исследовать предоставленную расстегнутыми джинсами территорию, скользя рукой сверху вниз по твердому гладкому члену.

— Это так… — он с силой втянул воздух сквозь стиснутые зубы, полузакрыв глаза, — так приятно, когда ты касаешься меня. — Он приподнял бедра, и его напрягшийся член буквально высунулся наружу из брюк.

Значит, Антонио тоже обошелся сегодня без нижнего белья. Он предполагал что-то в этом роде. Это соображение добавило мне уверенности. Он хотел заняться со мной любовью. Антонио Лопес действительно хотел меня. Одна мысль об этом довела меня почти до оргазма.

Я ощутила, как напряглись все мои мышцы в нетерпении отдаться ему прямо здесь и сейчас. Я знала, что это невозможно, особенно со всеми этими рыскающими вокруг фоторепортерами. Но жар в крови отнюдь не способствовал здравому смыслу, а Антонио, казалось, вообще не беспокоило то, что он сидит с расстегнутыми штанами.

Что я могу сказать — страсть вообще безумна.

— Послушай, — прошептала я, стиснув его покрепче. — Я хочу тебя. Но не здесь.

Он провел рукой по моему бедру вверх до молнии и вцепился в пряжку ремня. — Пойдем отсюда, — сказал он. — Поедем ко мне?

— Да, — прошептала я и поняла, что буду повторять ему это слово постоянно. В нашем будущем это слово будет звучать очень часто.

Мои друзья понятливо улыбались, когда Антонио вел меня мимо танцпола к выходу. Я улыбнулась в ответ, радуясь тому, что все взгляды привлечены к нам. Мы были знаменитостями на этом вечере.

Как только мы появились на автостоянке, на боковой дорожке показался какой-то человек, и Антонио схватил меня за руку.

— Хили! Папарацци!

Я сделала вид, что пригибаюсь, а на самом деле придвинулась поближе к Антонио, млея от одной мысли о том, что попаду на фотографию вместе с ним. Кто что скажет, если наша фотография появится в журнале «Новости в мире «мыльных опер»»? Мы были звездами телесериала, и у нас был настоящий роман, и мне нечего было стыдиться.

Конечно, он отличался сексуальной притягательностью, но для меня Антонио значил больше, чем просто секс. Я чувствовала, что каждое его прикосновение преображает всю мою жизнь.

Вот из такого материала и делают «мыльные оперы».

Обычно мне требуется не больше пяти минут, чтобы оценить собравшихся на любом мероприятии, будь то светский раут или пляжная вечеринка. Там могут быть светские бездельники, вырядившиеся под панков; бизнесмены, одетые более традиционно, но все равно снобы; городские антимодники из числа тех, кто думает, что моду можно отрицать, напялив шапки дальнобойщиков; дебютантки из высших кругов, которых ожидает преждевременная старость из-за сухой кожи и неверных мужей; телевизионщики, которые жаждут стать киношниками и обычно примазываются к киношникам, а те, в свою очередь, утверждают, что телевидение — это отбросы искусства, кормящиеся корпоративными подачками…

Я вас умоляю! Добавьте сюда несколько звезд Бродвея и предпринимателей-миллиардеров, и вы получите столько самодовольных субъектов, что даже сам Фрейд растерялся бы. Больше всего удручает то, что мало кто из них знает толк в одежде. Правда, печально?

К сожалению, толпа, собравшаяся в тот вечер в клубе, не включала никого из перечисленных выше. Мы с Марчеллой быстро установили, что, кроме Антонио, который к тому времени уже давно уехал, в клубе не было ни одного стоящего мужчины. А уж университетские девицы, которых там было в избытке, явно накладывали макияж малярным валиком.

Ясно, что ни с кем знакомиться там вообще не стоило, а поскольку Ксавье и Тревор прочно застряли у стойки бара, погрузившись в бесконечный «мужской» разговор, нам с Марчеллой оставалось только танцевать.

— Как жаль! — сказала я Марчелле, когда мы подошли к танцполу. — Я надела потрясающее красное бюстье, возможно в первый и последний раз, и некому его оценить. — Еще один пропащий вечер.

— А я что тебе говорила? Не стоит ожидать, что в ночном клубе можно встретить кого-нибудь стоящего, милая. Их надо искать в других местах. Как насчет того парня, владельца судна, ты с ним общалась сегодня на пляже?

— Не мой тип, — ответила я, — но очень милый.

— Ну а мне понравился Донован. Знаешь, что он работает на Пьера Кардена и «Барни»? Мы договорились как-нибудь встретиться за ленчем в городе. Но в таком месте, как это, вряд ли найдешь такого, как Донован. Сегодня он отправился на званую вечеринку в чьем-то доме. Вот как надо развлекаться.

— Я должна что-нибудь выпить, — сказала я, направляясь к бару, где сидели мой кузен и Экс.

— Ты должна прежде всего хорошенько выспаться. Береги себя для лучших времен, милая. Для завтрашнего дня. Я пройдусь но пляжу и обязательно раздобуду приглашение в какую-нибудь стоящую компанию.

— Стоящих компаний не бывает, — заявил Тревор, глядя на нас мутным взором. — Не стоит тратить на них время.

— Кое-кто явно перебрал сегодня, — сказала Марчелла, протискиваясь к бару между ним и Ксавье.

— Думаешь, я пьян? — спросил Тревор. — Да я только начал. Бармен… — Он жестом заказал еще порцию выпивки.

Я обратила внимание на то, что Ксавье пил сельтерскую воду с лимоном.

— Полегче с этой смесью, приятель, — поддразнила я его, усаживаясь рядом на высокую табуретку, — Хочешь держать все под контролем? Ну да, так и есть. Ты ведь всегда владеешь собой и все держишь под контролем.

— Я за рулем, — сказал он.

— Все под контролем, и ты за рулем, — добавила я. — В отличие от моего кузена, уж он-то никогда не упускает случая потерять контроль, будь то женщины, виски или наркотики.

— Не будь такой стервой. Я отвезу вас домой. А что до Трева, оставь его в покое. Надо же парню выпустить пар.

— Я тебя умоляю! Сколько раз я уже это слышала? Бедный Трев! Он колется, он продал бабушкины драгоценности, чтобы добыть деньги на наркотики, но давайте не будем говорить об этом, потому что бедному Тревору надо выпустить пар.

— Может, ты прекратишь об этом? — невозмутимо сказал Экс.

— Эй! — Тревор включился, подняв голову. — Вы там обо мне, что ли, толкуете?

— Да, о тебе, братец. Продолжай спать. Не хочу портить тебе кайф.

— На фиг все это. — Тревор откинулся назад и сполз с табуретки. — Не вечер, а дерьмо. Я отсюда сваливаю.