Но вот известие о том, что происходит, достигло Малика, сына царя Зухейра, и он поспешил с обнаженным мечом в руке на помощь Антаре. Впереди него бежали его рабы, а позади — гулямы, которые держали в руках дубинки и рычали, как разъяренные львы. И приблизившись к Антаре, Малик крикнул ему:

― О глупец, почему ты не поднимешь против них свой меч, неужели ты думаешь, что они ценят тебя?

И Антара ответил ему:

― О господин мой, неужели ты хочешь, чтобы я позволил себе дурно поступить со своими господами? Я этого никогда не сделаю, даже если мое тело станут рвать на части и если мне придется испить чашу гибели.

И тут, взглянув на Малика, Антара увидел, что он прибежал босой и закутанный в одеяло, так как он уже собирался отойти ко сну, когда ему сообщили о случившемся. Тут Антара стал целовать ему ноги, говоря:

― О господин мой, тебя побеспокоили из-за меня, а я того не стою. Ты только не подумай, что я воздержался от сражения с ними из страха, видя, что их много, а я один. Нет, клянусь честью арабов, я не стал сражаться только потому, что они господа Бену Абс, Бену Кирад и Бену Зияд, знатные и родовитые арабы, и потому, что они оказывали мне благодеяния, и особенно потому, что ими правит царь Зухейр. Как же мог я нанести им ущерб и причинить им горе? А если бы они не принадлежали к моему племени и к моей родне, поверь мне, я не оставил бы ни одного из них в живых.

Потом он рассказал Малику о том, что произошло у него с Умарой, и произнес стихи, в которых восхвалял Малика за его благородство. И Малик поблагодарил его, но был опечален случившимся, так как он видел, что в племени вспыхнули раздоры.

А когда известие об этом происшествии дошло до Ра-биа, брата Умары, он стал порицать своего брата за его неразумный поступок и за то, что тот не послушал его советов и унизил себя, став врагом Антары. А Рабиа подъехал со своими людьми к тому месту, где происходила стычка, и увидел, что его брат науськивает своих рабов напасть на Антару и убить его, а Антара и Шейбуб защищаются и им помогают рабы Малика и что с обеих сторон уже имеется несколько убитых. Посмотрев на все это, Рабиа огорчился и, приблизившись к Антаре с мечом в руке, стал поносить его, но Антара не шевелился на своем коне Абджаре с мечом аз-Зами в руке. А в это время вернулся Малик ибн Зухейр, который надел свою одежду и облачился в доспехи. И когда он увидел, что Рабиа собирается напасть на Антару и ударить его мечом, он крикнул на него:

― О Рабиа, не уподобляйся своему брату в неразумии, не то моим коням сегодня придется гарцевать по крови!

Но Рабиа подскакал к Антаре, чтобы сразиться с ним, а Антара также приготовился к бою, желая поразить его своим мечом. И вдруг появился царь Зухейр в сопровождении своих сыновей, всадников и воинов, которые кричали:

― Горе вам, вы обеспокоили царя своими криками, в чем причина этой смуты?

А в этот день царь получил известие о том, что Ханзала из племени Тай по прозвищу Кровопийца собрал огромное войско из своих соплеменников и союзников, отправив во все стороны подарки и подношения, и отправился с этим войском в земли Абс и Аднан, чтобы отомстить им, освободить свою дочь из плена и стереть с себя клеймо позора. И вот царь выехал, занятый думами об этом известии.

И завидев его, рабы отошли от Антары, а Умара и его братья приблизились к царю и сказали:

― О великодушный царь, нам не будет места в твоих землях, если ты не разрешишь нам убить этого раба и избавить от него всех людей.

И Рабиа сказал ему:

― О доблестный царь, если бы не твое появление, часть нашего племени погибла бы и о нас заговорили бы все арабы, потому что этот раб возомнил о себе и стал покушаться на самых знатных и родовитых людей. А причиной всему этому— ты, потому что ты приблизил его к себе и возвысил, и так же поступает твой сын Малик, который без него не ест и не пьет. А мы, о царь, не потерпим такой обиды. Иначе и другие наши рабы станут покушаться на нас. И если ты не отдалишь его от нас, мы перекочуем от тебя, не медля ни часа.

И когда царь Зухейр узнал причину смуты, он понял, что Антара не виновен, и ему стало ясно, что Умара посватал Аблу, предпочтя ее другим дочерям арабов, только для того, чтобы досадить Антаре и ввергнуть его в беду, а потом потребовать его изгнания. Тогда царь Зухейр подошел к Антаре, который стоял далеко от толпы, и сказал:

― Поистине среди этих людей этот раб подобен чистому жемчугу!

А царь понимал, что Умара и его спутники первые напали на Антару, но не хотел восстанавливать их против себя, зная о приближении Кровопийцы. Тут сын царя Шас сказал Зухейру:

― О отец, нельзя дольше терпеть этого ублюдка, который опозорил нас среди всех арабов. Сегодня этот черный раб нападает на знатных арабов, а завтра он, того гляди, может покуситься и на самое заветное! -

Потом к царю приблизился Малик, отец Аблы, и, заплакав, сказал ему:

― О горе, как мало у меня защитников! О царь, разреши мне перекочевать с этих земель! Не то моя дочь будет опозорена на весь мир, а на наши головы падет унижение и позор. Тогда нам не избежать нареканий ни ясным днем, ни темной ночью. А если ты не хочешь, чтобы мы перекочевали, позволь нам убить этого раба, который бесчинствует и не знает своего места в племени.

Царь увидел, что дело осложнилось, и спросил Бену Кирад:

― О родичи, чего вы хотите?

И они ответили ему:

― Либо дай нам убить этого раба, сына греха, либо выгони его и избавь нас от того зла и беспокойства, которые он нам причиняет.

И царь ответил:

― Убить его я никогда не позволю и не допущу, чтобы вы причинили ему зло, потому что он входил в мой дом и ел мою пищу. И если бы даже он был чужаком, моя рука не поднялась бы, чтобы нанести ему обиду, раз он ел вместе со мной. А отослать его из становища может только его отец Шаддад, это его дело.

Пока шли эти переговоры, сын царя Малик стоял перед своим отцом и все время хотел вмешаться, чтобы замолвить слово за Антару, видя, что среди Бену Кирад у него больше врагов, чем друзей.

Антара же не двигался с места, раздумывая, что ему делать. Он боялся, что его сердце не выдержит разлуки с Аблой, если он разгневается на них и покинет их становище, — так велика была его любовь к ней. А если он обнажит свой меч против них и утолит свою ненависть, то с каким лицом он сможет возвратиться потом в становище? Поступив так, он навеки лишится возможности видеть Аблу. Поэтому он терпел все их несправедливости и притеснения, говоря про себя: «Для влюбленных нет иного утешения и лекарства, кроме терпения».

А царь Зухейр позвал Шаддада и сказал ему:

― Знай, эти люди сговорились убить твоего раба. Его судьба в твоих руках — рассуди между ними по своему разумению, а я буду свидетелем, и если кто-нибудь из них преступит твою волю, он будет иметь дело со мной и понесет наказание.

Но Шаддад ответил:

― О царь, что же мне сказать, я сам не знаю, как поступить в этом деле. Я не могу разгневать своего родного брата, а этот юноша тоже не заслуживает ни смерти, ни наказания. Он по праву причисляет себя к доблестным всадникам, потому что своими подвигами он заслужил великую славу. Остается только одно — удалить его из становища, пусть он пасет скот, как раньше, и не вмешивается ни в какие сражения. Я запрещу ему складывать стихи и вести речи наподобие благородных всадников арабов, прикажу ему надеть пастушескую одежду и, унизив его, выбью из его головы всю эту дурь.

И царь ответил ему:

― О Шаддад, прикажи ему приблизиться, чтобы он выслушал мои слова, а ты поставь ему все эти условия передо мной, чтобы это дело было решено при мне.

Тогда Шаддад позвал Антару, который возвышался вдалеке от них на Абджаре, подобный гордому орлу. И когда Шаддад позвал его, он спешился и, подойдя к отцу, поцеловал его руки в присутствии царя, и слезы текли у него из глаз, ибо любовь унижает даже самых могущественных людей и побеждает даже всадников и воинов. И Антара понял, что он побежден своей страстью, и призвал на помощь потоки слез, ибо слезы влюбленных тушат пламя их горестей. Правильно сказал один влюбленный: «Ничто не может утешить безнадежно влюбленного, кроме слез, текущих по его щекам».