— Кто это такой и где служил?

— В роте, расквартированной в Лозене…

— А, вспомнил! Был там один дурак, поручик Игнатов, сын какого-то фельдфебеля. Так вот он попытался сам что-то сделать. Но этот парень ни в чем не виноват. Если сейчас его арестовали, то напрасно, он невиновен…

Чугун посмотрел на часы. Времени было около трех часов ночи. Он приказал отвести Костова в камеру, принести ему еду, воду, сигареты и бумагу. Может быть, он захочет что-нибудь написать…

Чугун позвонил по телефону Данчо Даневу, чтобы тот немедленно выезжал в столицу. Данчо взглянул на часы — до отправления поезда оставалось еще примерно полчаса. Санди находился на заседании в областном комитете партии, поэтому Данев оставил ему записку, что уезжает и сразу же вернется, как только закончит дела.

В отделе Чугуна было два предложения, как задержать Данева: одно — арестовать сразу же на вокзале, а другое — подождать, когда он сам явится в управление милиции. Остановились на втором варианте, при этом Чугун сохранил право первым встретиться с Даневым.

Поезд опоздал на полтора часа. Данчо с трудом пробрался через толпу. Он кое-как одной ногой ступил на подножку трамвая и так поехал к центру города. В гостинице свободных мест не оказалось. Данев не был уверен, что Чугун в это время находится в управлении, поэтому он направился в третий участок милиции, где в дежурной комнате всегда была свободная кровать.

Выспавшись и отдохнув, Дапчо рано утром направился к Чугуну, по дороге быстро просмотрел кое-какие газеты. В милиции его знали хорошо. Из бюро пропусков управления он позвонил Чугуну, и тот приказал немедленно его пропустить. Данчо, не подозревая ничего плохого, медленно поднялся по ступенькам на третий этаж.

И когда он остановился в дверях, широко расставив ноги и улыбаясь, Чугун встал со своего места и, пробормотав что-то неразборчивое, снова сел.

— Что с тобой, ты не болен? — сочувственно спросил Данев.

— Нет.

— Ты, наверное, не спал? — расспрашивал его Данев, снимая пальто.

— Почти не сомкнул глаз.

— Так нельзя! — Данев пододвинул стул к радиатору под окном, достал пачку сигарет, предложил Чугуну и продолжал все тем же беззаботным тоном: — Вчера вечером поезд опоздал. Ломал голову, звонить тебе или не звонить, но в конце концов заскочил к Илийке в третий участок. Если будем спать, как раньше, по два-три часа в сутки, нас не хватит надолго.

— Насколько хватит, — равнодушно ответил Чугун.

Данчо продолжал:

— Конечно выдюжим, у нас старая партизанская закалка. У меня работают товарищи, которые провели по семь-восемь лет в тюрьме, так вот даже они не выдерживают ни голода, ни бессонницы. Мы другой породы. Знаешь, нашей идеей загорелись и остальные села. В Сине-Бырдо собираются поставить памятник в два раза больше нашего.

В глазах у Чугуна потемнело. Огромным усилием воли он сдержал себя, чтобы не ударить Данева кулаком в лицо, и только чуть поднял руку. «Какая гадина, прикидывался до сих пор! А мы ему верили! Как слепые! Небось насмехался над нашей доверчивостью! Но какие же у него должны быть нервы! Да-а, это настоящий артист!» — думал Чугун, не понимая, почему его так унижают хорошее самочувствие и самоуверенность Данчо Данева.

— Что с тобой? Почему ты такой кислый с утра? — спросил Данчо Данев, и какая-то неясная тревога охватила его.

Чугун с трудом вымолвил:

— Есть приказ начальника управления при входе в здание сдавать оружие в бюро пропусков.

— Что это за новости? — удивленно спросил Данчо, и тревога еще более усилилась. «Уж не подозревают ли чего, может быть, кто-нибудь оклеветал меня?»

— Приказ издан позавчера. Если ты не оставил свой пистолет внизу… — медленно и с трудом проговорил Чугун.

— Никто его не спросил, — пожал плечами Данев.

— Оставь его на столе, чтобы не было неприятностей при проверке.

— Конечно, мы должны подавать личный пример. — Данев вытащил свой пистолет и положил его на стол около чернильницы Чугуна.

Наступило короткое молчание.

— Ну как дела с памятником в Камено-Поле?

— Да тянут художники, может, ты их поторопишь…

— За что-нибудь зацепились? — Этот вопрос Чугуна был совсем неожиданным.

— В связи с чем? — вздрогнув, спросил Данев.

— Да в связи с провалами в нашем крае.

— Что за вопрос? Я думаю, что… — Воздух застрял в груди Дансва, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из нее.

— Ты что же думаешь, мы все дураки? — Чугун поднял телефонную трубку. — Приведите ко мне задержанного! — приказал он глухим голосом и пододвинул пистолет Данева к себе.

— Что это значит? — спросил Данчо дрожащим голосом. — Разве я…

В дверь постучали.

— Войдите, — отозвался Чугун.

Костов вошел впереди милиционера, слегка поклонился, поздоровался и, отойдя от двери, встал у вешалки. Одну-две секунды Данев изумленно всматривался в Костова. Узнав его, он едва не упал со стула. Чугун смотрел то на одного, то на другого.

— Вы знакомы? — одновременно обратился он к обоим.

Костов тяжело вздохнул и сказал:

— Мне нечего добавить к тому, что я вам уже рассказал.

— Данчо Данев, — стиснул зубы Чугун, и глаза его налились кровью, — понимаешь ли ты, о чем идет речь?

— Погоди, брат, я ничего не понимаю.

— Скотина! — закричал Чугун. Он размахнулся и, не владея собой, ударил Данева по щеке. И в ту же минуту почувствовал, как, точно обручем, сжало сердце.

Чугун надавил кнопку звонка. В дверях появился милиционер. Чугун показал ему глазами на Костова:

— Проводите его вниз.

Костов молча вышел. Данев почесал покрасневшую скулу, исподлобья глянул на Чугуна и снова опустил глаза.

Прошли минуты две тягостного молчания.

— Испачкал о тебя руки, гад, — медленно сказал Чугун. — Какие прекрасные люди погибли, а ты все это время насмехался над нами. Теперь мне стало ясно, почему Цено Ангелов «покончил с собой», почему генерал Янев «повесился» в тюрьме! — И снова сердце сжало, словно обручем. Чугун встал из-за стола, обошел его и сделал шаг вперед. Данчо, лучше других зная, на что способен Чугун в подобные минуты, упал перед ним на колени.

— Прошу тебя, не убивай меня! Если бы ты знал, что было со мной… — цеплялся он за ноги Чугуна.

— Не дотрагивайся до меня, мерзавец! — Чугун оттолкнул его и открыл дверь. Из коридора быстро вбежал милиционер.

— Обыскать его и посадить в одиночку…

Когда Матейчо узнал эту потрясающую новость о Данчо Даневе, он растерялся. Он был не в состоянии сразу понять, что произошло, и оцепить это событие. Даже те из товарищей и знакомых Данева, которые не раз расходились с ним во мнениях, все еще не решались заявить твердо и определенно: «Вот видите, мы давно уже не доверяем этому человеку, и теперь наши предположения подтвердились». Растерянность Матейчо сменилась лихорадочно-возбужденным состоянием. Ему не сиделось на месте. Он заскочил в общину. Делая вид, что это его совсем не касается, он искал случая, чтобы высказать свои подозрения.

— Не знаю, не мое это дело, но говорят, он был не один.

— С кем же? — шутливо допытывался Калыч.

— Узнаем…

— Ах ты, сукин сын! — сжал кулак Калыч. — Ты еще вчера таскался за ним по пятам, как прихвостень, а теперь торопишься отречься от него, как Иуда!

— Ты же сам знаешь, кто сводил со мной счеты, кто собирался вышвырнуть меня из участка, — намекнул Матейчо на свои плохие отношения с Даневым в последнее время.

— Да, если ты будешь продолжать так же все делать, то и без Данчо не удержишься в участке, — предупредил его Калыч.

Настроение Матейчо в этот вечер было серьезно испорчено. В последнее время он приходил домой рано. Во дворе его радостным лаем встречала собака, которую он на ночь оставлял на цепи у самой двери. Еще со двора он услышал громкий разговор в доме и удивился: к ним почти никто не заходил, ни соседи, ни родные. «Кого еще принесла нелегкая? — подумал он. — Опять будут досаждать всякими просьбами».