— Господин полковник, может, хотя бы эту папку спрячем где-нибудь? — озабоченно показывал он на старательно переплетенную папку.

— Если хочешь, чтобы уцелела твоя голова, все бросай в огонь, в настоящий момент он твой единственный друг и приятель. В противном случае из этой папочки нам сплетут тонкую, но крепкую веревочку для виселицы.

Гордость и честолюбие Манева были жестоко уязвлены. Неужели так легко и быстро следовало капитулировать? Он с болью смотрел, как огонь пожирает все бумаги… Еще со времен гимназии и военного училища Манев старательно готовился к решительным схваткам с врагами монархии и государственного строя. Этот день и час наступил. Но как он их встречает?! Оружием? Нет, позорным бегством через взбунтовавшиеся села. Сердце его сжималось от боли, на душе было тяжко.

Они закончили лишь к часу ночи. Через открытое окно в комнату проникала ночная прохлада. Лежа на кушетке, Додев спросил:

— Ну, подпоручик Манев, как? Скажи откровенно, тебе больно?

— Так точно, господин полковник, — со вздохом ответил Манев.

— И что же ты думаешь обо мне? Думаешь, наверное, что у меня не все дома?

— Господин полковник, — тяжело вздохнул Манев, — у меня такое чувство, что я похоронил очень близкого и дорогого моему сердцу человека. Ведь огонь уничтожил нашу работу, разве нам теперь поверят?

— Это будет зависеть только от нас, уцелеют ли наши головы. Вам, молодым, море по колено. Позавчера поручик Игнатов сделал мне смешное и необдуманное предложение. Полагаю, он говорил и с тобой?

— О немцах, что ли?

— Да, да! Броситься вниз головой в мутный поток — это не большое геройство, так обычно делают или трусы, или авантюристы. Мы не смогли усмирить страну, хотя и имели численное превосходство над партизанами.

— Господин полковник, возмутительно и то, что мы иногда были слишком медлительны…

— Нет, — устало покачал головой Додев, — они боролись и умирали за идею, которой мы не могли противопоставить ничего равнозначного, кроме пуль и виселиц, из-за чего население еще больше настраивалось против нас. Подпоручик Манев, если ты пойдешь со мной до конца, будь уверен, что не ошибешься. Я испытываю особое чувство признательности и уважения к твоему отцу. При нем я начинал свою службу, он был моим первым командиром батальона. Сколько лет прошло с тех пор! — вздохнул Додев и вскоре задремал на диване.

Много лет подряд Цено Ангелов не интересовался своей семьей, потому что все его внимание было сосредоточено на службе. Он получал большую зарплату, но не пропускал случая, чтобы оказать «услугу» случайно связавшимся с подпольщиками зажиточным и неустойчивым молодым людям. Они дорого платили за свою свободу. Передаваемые от бабушек к дочерям и внучкам золотые мониста иногда попадали ему в руки. И если провинившийся юноша по его оценке подавал какие-то надежды, Ангелов вплетал его в сложную и невидимую сеть своих секретных сотрудников. Благодаря этому умению, гибкости и находчивости Ангелов считался у начальства одним из самых талантливых полицейских руководителей.

Незаметно проходили годы в служебных заботах. Он часто повторял, что веревка его жизни накручивается, но взамен этого в его руках тяжелели золотые наполеоны и старинные золотые монеты.

В ту ночь, когда Красная Армия вступила на болгарскую землю, он решил исполнить давно обдуманный им план бегства. Он заблаговременно подготовил для себя все необходимые документы. Надел форму мобилизованного капитана, а под подкладку и в подметки военных сапог спрятал часть своего золота. Он приказал шоферу, чтобы машина ждала его перед управлением в полночь, и не забыл напомнить ему захватить несколько запасных канистр. Ангелов, привыкший всегда держать окружающих его людей в неведении и таинственности, рассчитывал перебраться ночью через Балканы и к полудню добраться до окрестностей одного пловдивского села, откуда «свой» человек проводит его к турецкой границе.

Но на этот раз судьба посмеялась над ним. Люди, которых еще до вчерашнего дня он держал в своих руках, против которых направлял все свои силы, этой ночью не только удивили его, но и опередили. Еще с вечера отряд Чугуна и вооруженные боевые группы словно железным кольцом оцепили город. В полночь они захватили здание областного управления, почту, вокзал, полицейские участки. В тот момент, когда Ангелов садился в машину, три пары крепких рук стиснули его плечи, прямо перед собой он увидел дуло пистолета. Оказывать сопротивление было бессмысленно. Ему и в голову не могло прийти, что так бесславно замкнется его многолетний кровавый круг.

В последние дни положение Данчо Данева в отряде серьезно укрепилось. Вокруг него рассеялись все сомнения. Оправдывая доверие товарищей, Данев действовал дерзко и смело, легкомысленно играл со смертью и жизнью, и всегда ему сопутствовала удача.

Как только захватили областное управление, Данчо начал там распоряжаться. Он по-деловому и с практичной распорядительностью отдавал приказы, как будто долгие годы занимался делами управления.

Около полудня Данчо совсем случайно узнал, что Цено Ангелов задержан, этой ночью и теперь находится в одной из камер вместе с другими схваченными полицейскими агентами. Он сразу же приказал, чтобы Ангелова привели к нему наверх. Перед бывшим кабинетом Ангелова на пост встал Йордан.

— Никого не пускать без моего разрешения! — приказал ему Данчо, пропуская Ангелова впереди себя и запирая за собой дверь.

Без ремня и портупеи, в скрипящих сапогах, Ангелов с испуганным и вялым выражением на полном лице выглядел каким-то жалким и смешным. И несмотря на серьезность и напряженность момента, Данчо хотелось рассмеяться. Ангелов с трудом расстегнул воротник куртки, врезавшийся в его толстую шею. Он скривил свои обветренные губы в жалкой улыбке, которой хотел сказать: «Мы опять встретились, но только поменялись ролями. Ты жив благодаря мне, теперь твоя очередь мне помочь. Я знаю, это возможно, надо только проявить желание».

Он хотел сесть, но Данев сурово посмотрел на него.

— Я тебе не разрешил садиться, — сказал он.

Ангелов сделал шаг назад. Улыбка медленно сползла с его испуганного лица. На лбу выступили крупные капли пота. Минуту или две они стояли молча один против другого: арестованный и его вчерашняя жертва. Они не верили друг другу и не рассчитывали на помощь. Но один из них был не только обречен, но еще и опасен, потому что мог проговориться. И только Ангелов в расчете на этот страх и опасения со стороны Данчо все еще сохранял какую-то смутную надежду. Он первым нарушил молчание.

— Что думаешь делать? — тихо спросил он.

— С тобой, что ли? — Данчо, слегка прищурившись, вытащил свой пистолет.

— С нами…

— Кто, кроме тебя и Костова, знает?.. — прервал его Данчо.

— Никто.

— Лжешь! Не забывай, что у нас мало времени. Сюда в любой момент могут войти.

— Поверь мне, только мы двое, — с трудом проглотил слюну Ангелов.

— Где скрывается Костов?

Ангелов тяжело вздохнул:

— Позавчера он ушел из Никопола вместе с немцами. Мы послали его туда по служебным делам.

— Ты уверен?

— Абсолютно уверен. Может быть, он оказался самым умным из всех нас, — отчаянно закивал головой Ангелов.

— Все следы замели? — сурово спросил Данев.

— Конечно, — виновато улыбнулся Ангелов.

— Я не верю тебе, ты опасный человек, но не забывай, у нас мало времени для долгих объяснений.

— Ведь до сих пор я тебя не выдал?

— Знаю. И если сдержишь свое слово, попытаюсь что-нибудь сделать для тебя. Но еще раз спрашиваю: кто знает о нашей работе, кроме тебя и Костова? Ты уверен, что он ушел с немцами?

— Прошу тебя, верь мне! От него было и краткое письмецо, но, где оно, дьявол его знает.

— Запомни, — угрожающе поднял палец Данчо, — все против тебя.

— Данчо, прошу тебя… — Ангелов размяк, понимая, какая слабая надежда на жизнь осталась у него.

— Архив уничтожен? — Данчо торопился узнать все.