И чем больше проходило времени, тем настойчивее и острее становилась тревога. Почему ее задержали? Арестовали ли кого-то еще? Есть ли у них какие-нибудь данные о ее деятельности или они строят свои обвинения на произвольных предположениях? Не задержан ли Слановский? Она не могла допустить возможности, что после того, как его втянули в игру, ему простят и дадут спокойно продолжать службу в Лозене. В любом случае она твердо решила все отрицать и защищаться до последнего вздоха.

В этой тесной и душной дыре время как будто остановилось. Глаза ее напрасно напрягались до боли — увы, сюда не проникал даже крохотный лучик света. Она стала испытывать жажду и голод, силы ее уходили.

Прошло еще какое-то время. Наконец послышались тихие шаги. Кровь прилила к голове Лиляны. Шаги приблизились к ее камере. Перед дверьми послышался сдавленный кашель. Потом загремели ключи, послышался скрежет замка. Через полуоткрытую дверь проник слабый, едва заметный свет. К ней шагнул какой-то мужчина. Она была не в состоянии различить черты его лица, не могла определить даже цвета его одежды. Он молча подал ей бутылку с водой. Хлопнула дверь, и она снова потонула в пустоте липкого мрака.

— Прошу вас, скажите им, что я протестую!.. Они не имеют права! — прокричала она охрипшим голосом.

За дверью никто не ответил. Она стояла на одном месте и до боли сжимала бутылку. Вода в ней была холодная, и по всему телу Лиляны пробежала приятная прохлада. Зубы ее стучали. У нее начался легкий приступ лихорадки. Она подняла бутылку. Сделала один, два, три глотка — что-то сдавило ей горло, язык. Вода оказалась соленой. Нет, может быть, ей так показалось? Она снова сделала несколько глотков. Да, это была соль, горькая соль. Теперь жажда сделалась сильнее, ее тело жгло, как горячими углями. Она уже больше не владела собой, подняла бутылку и почти половину выпила.

Села на пол, обхватила голову руками. Жажда сводила ее с ума. Это было страшное и до сих пор не знакомое ей чувство.

Снова подняла бутылку. Допила оставшуюся воду. Почувствовала отвращение и тяжесть в желудке.

Ей стало плохо. Она забылась в коротком и мучительном полусне.

В этом забытьи она не услышала, как хлопнула дверь. Ее вывели в коридор, повели наверх по ступенькам лестницы. Ноги ее подкашивались. Она с трудом продвигалась по широкому коридору. Повсюду горели лампы, значит, на улице была ночь. Ярким светом ламп ей слепило глаза.

Вошли в просторный, пустой кабинет. Стол, телефон, кушетка. На стене большие часы. Она смотрела и не верила своим глазам — было половина третьего утра. Значит, она находится здесь уже около суток. И только сейчас заметила, что около плюшевой занавески стоит мужчина — тот самый, что прошлой ночью арестовал ее дома.

Костов отделился от окна и направился к ней. Молча обошел стол и сел. Налил себе стакан воды, поднимая бутылку так высоко, чтобы шум льющейся воды дразнил ее. Медленными глотками он выпил воду, делая вид, будто не замечает мучительной жажды девушки. Лиляна облизала потрескавшиеся и припухшие губы. Попыталась глотнуть, но почувствовала боль в горле. В глазах у нее потемнело, ее бил озноб, а рот, язык и легкие как будто высохли.

Лицо Костова, изрезанное глубокими морщинами, сразу же приняло суровое выражение. Он медленно поднялся. Внезапным ударом толкнул Лиляну в плечо так, что она, не удержавшись на ногах, села, к тому же у нее не было больше сил стоять.

Костов спокойно прошел на другую сторону стола. Оперся о край стола.

— Хорошо ли подумали? — резко прозвучал его голос. — Решились все нам рассказать?

Усилием воли она еще раз собрала мысли и сжала пальцы. Что сказать? Она знала многое. Неужели он верит, что все начнется так легко и быстро? Дрожать она перестала. Достаточно измученная и униженная, она знала, что не доставит им радости легкой победы. «Нет, — кусала она губы, — ничего не выйдет».

— Вы слышите? — повторил он. — Расскажите все — и сегодня ночью вернетесь в Лозен. Как видите, у нас не место женщинам, а тем более таким девушкам, как вы.

Лиляна с трудом разжала спекшиеся губы.

— Что вам от меня надо? Я ничего не понимаю, — промолвила она, а в глазах ее горело презрение.

Но Костов был терпелив. Он имел дело и с более упрямым, с более опытными конспираторами. Он по опыту знал, что человеческая воля, силы сопротивления организма имеют границы и быстрее достигают этих границ те, кто впервые попадает в руки полиции.

— Излишнее упрямство, — слегка нахмурил он брови. — Мы все знаем. Никак не можете решиться? Что ж, не будем терять времени. Каковы ваши отношения с подпоручиком Слановским?

— Знаем друг друга несколько лет.

— Оставим в стороне ваши личные, интимные тайны. Вы образованный человек, вам известно, в какое время мы живем. Подпоручик Слановский хотел однажды передать вам пакет патронов, было такое?

— Да. Он предлагал мне патроны, но я ему сказала, что это меня не интересует.

— А почему вы их не взяли, ведь ваши товарищи в горах остро нуждаются в них.

— Потому что я не поставляю им патроны.

— А может, вы усомнились в добрых намерениях Слановского?

— Если даже и так, что плохого я сделала?

— Разве вы не понимаете, что должны были об этом сообщить…

— Я всегда презирала доносы.

— Вы? А ну-ка посмотрите на меня, похож я на дурачка? Неужели вы воображаете, что я вам так и поверю?

— Это ваше дело, — с усилием ответила Лиляна.

— Беда в том, что дело это не только мое, но и ваше, и прежде всего ваше. И вы не выйдете отсюда до тех пор, пока не выбросите из головы дурные помыслы и намерения. Кто из вас двоих лжет?

Она молчала. Костов приблизился к ней.

— Вас интересует, что писал о вас Слановский?

— Нет.

— А нас интересует! Мы отвечаем за безопасность и спокойствие миллионов граждан, за будущее страны. В последний раз советую вам говорить, потому что упорствовать и отказываться бесполезно. Бессмысленно осложнять свое положение ненужными и тяжелыми страданиями. Почему вас не интересуют показания Слановского?

— Потому что они меня не касаются, — ответила Лиляна и почувствовала, как все ее тело обдало горячим жаром. Силы оставили ее, тело обмякло. Кушетка и пол ушли из-под ног. Перед глазами все поплыло.

Придя в себя, она облизала губы, потрогала волосы и лицо. Все было мокрым. Теперь только она сообразила, что потеряла сознание и поэтому ее облили холодной водой. На краю стола стоял стакан, до краев наполненный водой. Стоило протянуть руку — и можно было утолить мучившую ее жажду. Костов сидел за столом, курил и молча наблюдал за ней. Он показал ей глазами на стакан воды. Она сильно стиснула стакан рукой. Сделала два глотка. Вода не была соленой. Выпила до дна.

— Как, прошло? — спросил Костов и снова наполнил пустой стакан. Указал рукой — Пейте. Сейчас вам лучше?

— Да, — ответила она.

— Тогда продолжим. — Он отодвинул бутылку и стакан. — С кем из отряда вы поддерживали связь?

— Ни с кем, я ни с каким отрядом не связана.

— Послушайте, — он слегка наклонил голову и прищурил правый глаз, — знаете, сколько таких новичков, как вы, прошло через мои руки? Вначале вы самонадеянны, думаете, что мы глупцы, которых легко провести, но стоит вас взять за горло, вы сразу все вспоминаете. Хватит валять дурака. Говорите!

— Я вам сказала, что ничего не знаю.

— Даже и того, что Слановский предупредил вас о необходимости сообщить партизанам, чтобы они не посещали сел, потому что мы их там ждем?

— У нас с ним никогда не было и речи о таких делах.

— Слушай, девочка, когда я устрою вам очную ставку, будет поздно. Ты слышишь? Тогда мы выпишем тебе паспорт на тот свет.

Лиляна молчала. Костов встал, подошел к ней. Она инстинктивно приподнялась с места. От этого человека с хищным взглядом она не ожидала ничего хорошего.

— С кем из нелегальных встречаешься? — прошипел он.

— Ни с кем, — ответила она и не заметила, как он внезапно замахнулся. Она даже не успела защититься. Он сильно ударил ее в лицо. От боли потемнело в глазах. Она потеряла опору и упала на пол.