— Дальше ехать не могу! Вот уже неделя, как я ничего не ел!

— Куда же ты девал свои припасы? — удивился Куйцук.

— От них уже давным-давно не осталось ни крошки! — отвечал Арыкшу.

— Что за обычай у нарта, — двух шагов не пройти, а съесть целую гору! — сказал Куйцук. Достав из своей дорожной сумки сыр и просяную лепешку, он отдал их Арыкшу: — Смотри, чтоб хватило, пока доберемся до гребня седьмой скалы!

Нарты тронулись дальше. Дойдя до подножья третьей скалы, обессиленный Горгоныж промолвил, чуть не плача:

— Дальше ехать не могу! Чем так мучиться, лучше мне здесь помереть!

— Эй, Горгоныж, что с тобой стряслось? — спро сил Куйцук.

— Две недели прошло с тех пор, как я ел в по следний раз!

— Куда же ты девал свои припасы?

— Я уже забыл, что было в тот день, когда я подо брал последние крошки!

Куйцук достал из своей дорожной сумки полкуска сыра и пол-лепешки и протянул Горгоныжу:

— Смотри, чтоб хватило, пока не перевалим гре бень седьмой скалы!

Нарты тронулись в путь. У подножья четвертой скалы Ахуаж свалился с коня:

— Дальше ехать не могу! Умираю с голоду!

— Эй, Ахуаж, куда же ты девал свои припасы? — спросил Куйцук.

— Если бы дикие звери растерзали меня в тот день, когда я доел свои припасы, — нарты успели бы позабыть мое имя! — ответил Ахуаж.

Тогда Куйцук достал из своей дорожной сумки четверть куска сыра и четверть лепешки и протянул Ахуажу:

— Пока не проедем седьмой скалы, больше ни чего не жди!

Нарты двинулись дальше. У подножья седьмой скалы Арыкшу, Горгоныж и Ахуаж остановили коней.

— Поезжай, Куйцук, один, а мы останемся здесь умирать! — заговорили все трое.

— Эй, лентяи! Мы ведь уже доехали, один шаг остался! — воскликнул Куйцук. Но никто из нартов не шевельнулся.

— Эй, удальцы! За седьмой скалой ждут нас поля, на которых Тхаголедж посеял свое просо, пастбище, где бродят тучные стада Амыша, леса Мазитхи, полные дичи! — сказал Куйцук. Все трое только переглянулись и вздохнули.

— Эй, смельчаки! Нартский род ждет от вас спа сенья! — сказал Куйцук. Тогда подняли головы всад ники, но они были не в силах держать поводья. Куйцук достал из своей сумки последнюю лепешку и разделил между ними.

Нарты снова тронулись в путь. С трудом перевалили они седьмую скалу, за которой открывалась степь, — та самая степь, где посеял просо Тхаголедж. Не просо, — чистое золото, расстилаясь перед ними, слепило глаза. Тучные стада Амыша паслись в долинах, а по склонам простирались дремучие чащи Мазитхи, где бродили кабаны и дикие козы.

Посреди долины вился дымок над старым домом. К нему приблизились всадники, напрягая последние силы. В доме не было ни живой души. Нарты сели за стол, уставленный яствами, и, насытившись, легли отдыхать.

Поздно вечером возвратились хозяева дома, семеро братьев-иныжей. При виде пустого стола иныжи пришли в ярость и решили расправиться с непрошенными гостями.

Нарты оцепенели от ужаса, не знали, что делать: нельзя было спастись бегством, потому что свирепые хозяева стояли на пороге. Бороться с иныжами было бесполезно; ударом ладони иныжи сплющивали в лепешку всадника вместе с его конем.

Тут Куйцук вышел вперед и обратился к иныжам:

— Прежде чем убить нас, выслушайте меня: мы ведь посланы к вам по важному делу!

Старший иныж был очень любопытен.

— Кто вас послал и зачем? — спросил он.

— Нас послали нарты, прослышав, будто нет на свете никого умнее вас, семи братьев-иныжей! — отве чал Куйцук.

— Что правда, то правда: умнее нас не найдешь! — похвалился младший. Он был очень хвастлив.

— Если так, то вам удастся разрешить великий спор нартов, — заговорил Куйцук и продолжал — Жил-был древний бык, задние ноги его стояли за Ин дылом, передние — за Псыжем, а траву он щипал на берегу Терека. Пролетел орел и, схватив быка, взвился в поднебесье. Покружив немного, уселся орел на рог старого козла. А в ту пору шел сильный дождь, и пастух укрывался под козлиной бородой. "Хоть бы скорее дождь перестал!" — крикнул пастух и, раздвинув козлиную бороду, взглянул на небо. Тут орел, сидевший на рогу, выронил бычью лопатку, которую держал в клюве, и она попала в глаз пастуха. К вечеру пастух вернулся домой и сказал своей матери: "Я как будто засорил себе глаз!" Тут девять ее невесток, взяв по деревянной лопате, вошли в глаз пастуха, но так и не смогли ему помочь. К счастью, мать догадалась вылизать языком лопатку быка из глаза сына.

Прошло много лет. Лопатку заносило снегом, засыпало пылью. На том месте, где она лежала, выросло селенье. Однажды ночью случилось землетрясение. На следующую ночь оно повторилось. На третью ночь повторилось снова. Тогда жители селения выставили стражу. Увидала стража, как ночью подкралась к селению лисица и стала дергать из-под земли бычью лопатку. Дернет раз — дома трясутся, дернет другой — дома рушатся. Тут стража убила лисицу. Собрались жители селения и стали снимать с нее шкуру. Один бок ободрали: меха лисьего хватило всем на шапки, да еще столько же осталось. Хотели было перевернуть лисицу, чтобы снять шкуру и с другого бока, но не смогли. Тогда позвали мать пастуха Куйцука. Подложила она под лисицу веретено, без труда перевернула ее и ободрала другой бок. "Если бы у меня были еще две такие шкуры — как раз бы хватило на полшапки сыночку, которого я вчера родила!" — сказала мать Куйцука, намотала шкуру на веретено и ушла домой.

Вот и спорят нарты: кто же из них больше всех, — то ли бык, то ли орел, то ли козел? А может быть, лиса или пастух? Иные думают, что больше всех — мать Куйцука, а другие говорят, что ее младенец — еще больше! Эй, мудрые иныжи, рассудите — кто прав!

Не успел Куйцук закончить свой рассказ, как старший иныж воскликнул:

— Кто больше всех? Конечно, бык!

— Неправда, — закричал второй брат, — ведь орел поднял быка! Значит, он — больше всех!

— Глупости болтаешь! — рассердился третий иныж. — Или вы забыли про козла?

— Не дури! — вмешался четвертый. — Каждому ясно, — больше всех пастух, которому попала в глаз лопатка быка!

— Замолчите, слушать тошно! — обозлился пя тый. — Не козел и не пастух, а старуха, которая вы лизала языком из глаза бычью лопатку!

— Врешь! Не старуха, а лиса! — сорвался с места шестой иныж.

— Младенец больше всех! — вскипел самый младший.

— Говорю вам, бык! — снова закричал старший иныж.

— Лиса! — упрямо возразил другой брат.

— Козел! — крикнул третий, размахивая дубинкой.

— Сам ты козел! Конечно, старуха больше всех! — вмешался четвертый, наступая на него.

— Пастух! Пастух! — с раздраженьем твердил пятый.

— А я тебе говорю, — орел! — толкнул его ше стой иныж.

— Тот, кому нехватило на шапку! — выкрикнул младший брат и ударил его кулаком.

Между иныжами началась потасовка. Куйцук бегал вокруг и подзадоривал:

— Вот удар, так удар!

— Такого и родному брату не спущу!

— Эй, зачем молчишь? Бей его!

— Так его, так его! По голове!

— Эге, да ты, кажется, струсил!

— Не зевай! Бей его дубиной!

— Эй, покажи, что и у тебя есть кулаки!

Иныжи разъярились не на шутку. Побоище не пре кращалось до тех пор, пока они не перебили друг друга.

Куйцук, Арыкшу, Горгоныж и Ахуаж взяли с собой столько пищи, сколько могли увезти их кони, и отправились в обратный путь, спеша порадовать нартов доброй вестью.

Недолго думая, поднялись нарты и перекочевали на богатые земли семи братьев-иныжей. Там зажили они в довольстве и счастье.

У нартского кузнеца Дабеча было восемнадцать сыновей. Старшего звали Канж.

По нартскому обычаю, юношей, достигших совершеннолетия, прежде чем женить, отправляли в походы. Молодым нартам давали наилучшее оружие и надежных коней — снаряжали наславу.

Так и Дабеч посылал своих сыновей закаляться в сражениях, привыкать к трудам ратным.