Резкое противодействие вызвало введение в 1889 г. института земских начальников, этой якобы близкой к крестьянам власти. Крестьяне, как признавали сами царские власти, в законе 1889 г. усмотрели возвращение к «панщине» и «крепостной зависимости».

Неизменным средством, к которому прибегали власти, чтобы подавить разраставшееся крестьянское движение, был вызов регулярных войск и казаков. Особенно частыми вызовы войск были при подъёме крестьянского движения в начале 80-х гг.: до 10-15 раз в отдельные годы и непосредственно после объявления закона о земских начальниках (1890) — до 7—8 раз в год. Как говорится, не замахивайся палкой, и собака не залает, что посеешь, то и пожнёшь. Бывали случаи, когда вызванные для усмирения крестьян войска встречали вооружённое сопротивление. Прибывший с отрядом казаков в слободу Должик Харьковского уезда губернатор приказал окружить собравшуюся на площади толпу крестьян, протестовавших против закона о земских начальниках. «Увидя себя окружёнными, — говорилось в жандармском донесении об этом выступлении, — крестьяне оцепенели. В этот момент совершенно неожиданно из-за углов домов и построек выскочили жёны крестьян и подростки с кольями, палками, вилами и другими орудиями, бросились к казакам, нанося им и их лошадям удары, передавая вместе с тем дреколья окружённым крестьянам, которые также вступили в драку с казаками…» Казаки дрогнули и готовы были отступить, только голос командира заставил их снова построиться, чтобы очистить площадь от сопротивлявшихся крестьян.

Участились забастовки сельскохозяйственных рабочих, главным образом на юге России и на Украине. В некоторых экономиях имели место «учинённые скопом» поломки сельскохозяйственных машин.

Имели место и иные формы противодействия помещикам и властям. Селяне уничтожали межевые знаки и прогоняли землемеров, избивали лесную стражу и помещичьих служащих, решительно противились аресту вожаков.

Известен анекдотичный случай, когда в одном из волостных правлений какой-то мужик наплевал на портрет императора. Дела об оскорблении царя разбирались в окружных судах, и приговор обязательно доводился до сведения государя. Так было и в данном случае. Мужика-оскорбителя приговорили к шести месяцам тюрьмы и довели об этом до сведения императора. Александр III гомерически расхохотался, а когда он хохотал, то это было слышно во всём дворце.

— Как! — кричал царь. — Он наплевал на мой портрет, и я же за это буду ещё кормить его шесть месяцев? Вы с ума сошли, господа. Пошлите его… Скажите, что и я в свою очередь плевать на него хотел. И делу конец. Вот ещё невидаль!

Одновременно с некоторым подъёмом крестьянского движения в нём всё чаще наблюдаются признаки организованности. В качестве вожаков крестьян наряду с отставными солдатами и пользующимися уважением «мира» деревенскими стариками выступают и высланные из города за революционную деятельность промышленные пролетарии или поддерживавшие связь с деревней рабочие.

В среде крестьянства всё заметнее проявляются чувство человеческого достоинства и вера в силу общего отпора. Власти реже осмеливаются прибегать к розге. Спустя 40 лет после отмены крепостного права помещик имел перед собой уже иного крестьянина. «… Времена изменились, и вместо избитых, раздавленных рабов он встретил бодрое молодое поколение, готовое постоять за свои права человека и гражданина», — должен был признать в своём донесении в 1899 г. один из жандармских начальников. Таким образом, всё более подготовлялась почва для того мощного подъёма крестьянского движения в России, которым было отмечено наступление нового века.

Со вступлением на престол Александра III после первомартовской катастрофы и принятием решительных мер против экстремизма, студенческое движение в стране на некоторое время стихло. Сыграло свою роль положение, согласно которому всякий студент, исключённый из университета за участие в революционном движении, навсегда лишался права поступать в какое-либо учебное заведение. Однако это продолжалось недолго. Вскоре в высших учебных заведениях вновь начались студенческие волнения, демонстрации протеста против произвола администрации и движение молодёжи вновь приобрело большое политическое значение. «Ни в одной стране университетская молодёжь не принимала такого бурного и деятельного участия в политической жизни страны, как в России, — писал известный генерал А. И. Деникин. — Партийные кружки, участие в революционных организациях, студенческие забастовки по мотивам политическим, сходки и «резолюции», «хождение в народ», который, увы, так мало знала молодёжь… — всё это заполнило студенческую жизнь… Сколько искреннего чувства, подлинного горения влагала молодёжь в ту свою работу!.. И сколько молодых жизней, многообещающих талантов исковеркало подполье!» (190а, с. 494).

В Московском университете волнения произошли уже в начале марта 1881 г. Радикально настроенные студенты юридического факультета выразили своё несогласие с предложением некоторых своих товарищей возложить венок убитому народовольцами царю Александру II. Безусловно, это выступление разночинного студенчества носило отчётливо выраженный политический характер. Значительным событием университетской жизни было выступление студента медицинского факультета Викторова на защите докторской диссертации магистра Иванюкова 27 марта 1881 г. Возражая диссертанту по теме «Основные положения теории экономической политики с Адама Смита до настоящего времени», Викторов доказывал неразрывную связь научного социализма Маркса с революционным социализмом. Выступление Викторова было встречено аплодисментами студентов, присутствовавших на диспуте. После окончания диспута состоялась сходка студентов, в которой приняло участие около 100 человек. На этой сходке был заявлен протест против действий декана, неоднократно прерывавшего выступление Викторова на защите. Администрация университета прибегла к репрессиям. Викторов был исключён, а вместе с ним и 37 участников сходки. Выступление Викторова свидетельствовало о проникновении в студенческую среду уже в это время идей революционного марксизма и о горячем сочувствии, с которым эти идеи воспринимались студенчеством. В последующие 1882-1883 гг. некоторые студенты Московского университета занимались распространением нелегальной марксистской литературы, издававшейся группой Г. В. Плеханова «Освобождение труда». Новый университетский устав 1884 г. устанавливал настоящий полицейский надзор за студентами. После введения этого устава студенческие беспорядки не только не прекратились, а стали постоянным явлением, повторялись каждые два-три года. Уже 20 октября 1884 г. около 100 студентов Московского университета собрались на Страстном бульваре перед домом типографии катковской газеты «Московские ведомости» для выражения своего протеста, но были арестованы полицией и конной жандармерией (129, с. 331). По этому случаю Центральный кружок московского студенчества выпустил две гектографированные прокламации с выражением протеста против полицейского произвола.

Протест против подобных стеснений академической свободы был, однако, лишь непосредственным поводом для студенческих выступлений.

«Коренная причина студенческих волнений, — писал позднее Плеханов, — заключается не в недостатках университетского устава и не в отсутствии у нас академической свободы, как ни велики эти недостатки и как ни печально это отсутствие. Она лежит глубже… Недовольство, выражающееся в студенческих волнениях, коренится в общем недовольстве интеллигенции» (213, т. 12, с. 141).

Почвой для знакомства и объединения студентов, как правило, были землячества, ведь более трети студентов составляли приезжие. В Петербурге, например, землячества возникли ещё в 60-х гг. XIX в. с целью материальной и нравственной взаимопомощи. При землячествах часто создавались кружки саморазвития, где принимались обыкновенно что-нибудь читать. Как вспоминал один из бывших студентов 80-х гг., читали «Спенсера, Милля с примечаниями Чернышевского… сравнительно редко читали Маркса, ввиду его тяжеловесности; в ходу был Лавров. Часто читали какие-нибудь статьи из современных журналов… Много прений вызывали сочинения Льва Толстого, которые читались целиком, например, «Крейцерова соната». Кружки эти обыкновенно были недолговечны, они появлялись и пропадали, как мыльные пузыри» (201 в, с. 163). Организовывались также библиотеки как из легальных, так и запрещённых книг. Землячества являлись нелегальными организациями, участие в них могло повлечь исключение, высылку на родину и другие репрессивные меры. В совершенно секретной записке петербургского градоначальника П. А. Грессера о землячествах говорилось, что после их запрещения «они стали приобретать политическую окраску и явились первою ступенью, так сказать, школою для ознакомления с доктриною социально-революционного учения». Министр внутренних дел Толстой 22 января 1887 г. представил Александру III доклад, в котором обосновывал необходимость полного искоренения землячеств, указывая на их революционную роль. Он приводил цифру — 60 землячеств, от 10 до 150 человек каждое» (201 в, с. 347—348).