И вот поди же ты…

Силен псих, силен. А сильных Кир уважал. Были у него на то свои личные причины. Сильному помочь не грех. Окажись сейчас на месте психа какой-нибудь мямля интеллигентный, Кир бы сам одним махом сдал его медикам и начальству на внепрограммном выходе из метаморфоза, на голубом глазу бы сдал, и даже не стал бы потом в упреки и увещевания вслушиваться. Сдал бы, потому что это действительно опасно.

Но вот солнышко и психа, как он сейчас понял, он не сдал бы никогда и ни под каким видом. Да, они обманывали. Но обман этот был… скажем так, в стиле самого Кира Гревиса. Правильный такой обман. Не ради бабла или выслуги, а с единственной целью – любой ценой остаться в строю.

Сдал или не сдал – и так все понятно, но вот то, что дело швах, Кир отлично видел. Психу явно было совсем хреново, безотносительно силы воли и способностей к борьбе. Лицо бледное, как снятое молоко, руки и ноги ледяные, несмотря на водку, да еще и дыхание какое-то рваное, поверхностное. Нехорошее, одним словом. Если по уму, то надо все-таки к медикам. А к медикам нельзя.

Не простят они, если к медикам.

Молчать оба горазды, и не хуже, чем сам Кир, но ему-то видно – им действительно для чего-то это все очень нужно. Вот и борются. До последнего, как сейчас.

Значит, попробуем справиться.

Скрипач вернулся около семи вечера, обозленный донельзя, уставший и расстроенный. На входе в комнату выдернул из ножен в косе стилет, и с размаха швырнул в стену. Долбанул по косяку кулаком, выругался.

– Чего такое? – вяло спросил Кир.

– Да пошли они все… ну что? Не лучше?

Кир отрицательно покачал головой. Скрипач подсел к Иту, приподнял, перевернул на спину, всмотрелся в лицо. Положил руку на лоб, горестно покачал головой.

– Родной, ты как? – спросил он тихо.

– Спасибо, плохо, – голос был еле различим. – Рыжий, если до утра не сдохну… будем сдаваться. Не справляюсь, прости…

– Вижу. Что ж ты так, а?.. Давай все-таки попробуем? Кир, сделай кофе, сахара туда побольше положи, ему полчашки хотя бы дай… и у тебя антиграв десантный есть? Мой разрядился к черту, а новый не выдали, мы ж локацию меняем.

– Держи. А ты куда собрался?

– Вниз смотаюсь, в поселок. Если что, у нас тут любовь и пьянка, а я гонцом за добавкой. – Скрипач перешел на деловой тон. – Сейчас переоденусь только. Я быстро, за полчаса обернусь.

– Что ты там хочешь…

– Там есть больничка, думаю кое-что подрезать по-тихому, – признался Скрипач. – Слушай, через час воду должны дать. Ит, не спишь?

– Нет пока.

– Попробуешь в воде погреться, раньше помогало.

– Рыжий, ты же видишь сам… не тяну…

– Погоди, не паникуй. – Скрипач вытащил из шкафа майку и спортивные штаны. – Еще не все потеряно.

Ит слабо кивнул и снова закрыл глаза. Скрипач погладил его по голове (Кира этот жест поразил – словно в самую сердцевину души ткнули раскаленной иголкой), и вышел.

Вернулся он действительно быстро. Не через полчаса, конечно, побольше, но все-таки быстро. Сначала в коридоре послышался его веселый голос, который в ответ на чье-то неразличимое ехидное замечание выдал штамп про звякнувшую в рюкзаке картошку, а потом появился и он сам. В рюкзаке действительно позвякивало, и выглядел Скрипач более чем веселым.

Однако вся эта веселость слетела с него мигом, едва только закрылась дверь. Он поставил рюкзак на стул, споро вытащил из него две бутылки водки, связку красно лука, кусок домашнего сыра и батон серого местного хлеба. Из-под припасов показались на свет картонные упаковки с какими-то лекарствами, и две – металлически поблескивающие, явно украденные где-то еще. Где-то?! Кир присмотрелся. Знаем мы это «где-то». По всей видимости, Скрипач по пути обратно умудрился обнести пару самолетных аптечек, прихватив пактовые разрешенные препараты.

Восхитительная наглость.

Может, и прокатит.

– Кир, организуй застолье, – попросил Скрипач. – Надо, чтобы выглядело так, словно мы тут развлекались.

– И как это сделаю? – поинтересовался Кир.

– Не знаю. Ну, водку что ли разлей, – предложил тот. – Чтобы пахло.

– Угу, спасибо, «разлей». Я ее лучше выпью. И подышу под дверью.

…Возились долго, и во время этой возни Кир Ита, пожалуй, начал уважать еще больше. Псих мало что терпел все молча, так еще и умудрился сам доползти до ванной – правда, обратно Кир его все-таки отнес на руках, сил у того совсем не было. Скрипач разворошил оба мешка с одеждой, они посовещались, и в результате натянули на заснувшего психа все, что нашли – двое штанов, майку, толстовку, серый свитер из альпаки крупной вязки, изрядно поношенный, и шерстяные носки. В ванной он слегка отогрелся, да и уколы немного помогли, по всей видимости.

Часов в одиннадцать в дверь кто-то деликатно постучал. Скрипач и Кир встревоженно переглянулись, Кир сделал жест рукой – сиди, мол, я сам – и подошел к двери.

– Можно к вам? – спросили из коридора. Скрипач замер – спрашивал один из врачей, как раз тот, у которого Ит вчера проходил комиссию. – Гревис, ты прости, но мне тривиально не с кем выпить, понимаешь…

– Волк, ты меня тоже прости, но мы того… в общем, нельзя, – Кир замялся. – У нас тут… Ну, понимаешь… как тебе сказать… мы еще на Окисте друг на друга глаз положили, и… не обессудь, давай в другой раз. Вот я тебе клянусь – привезу из Москвы хорошего коньяку, любого. Хоть «Столичного», хоть «Кутузова»… не ломай нам сейчас фишку, ага?

– Ладно. – В голосе врача, кроме легкого разочарования, ничего не было – к вящему облегчению Скрипача. – Ну давай хоть в дверях по рюмке, что ли?

– Уговорил, – сдался Кир. Вошел в комнату, подхватил со стола бутылку и два стакана, снова вышел в коридор. Не было его минут пять.

Вернувшись, он поставил бутылку, из которой убыло примерно на треть, обратно на стол, и сообщил:

– Уф… зря боялись. Волчара действительно шляется тут с одной целью – бухнуть с тем, кто согласится, и желательно на халяву. Угостился и ушел.

– И слава богу, – кивнул Рыжий.

…Скрипач больше всего боялся, что Ит замерзнет ночью – на плато по ночам действительно сильно холодало, а никакого отопления в номере предусмотрено, разумеется, не было – лето.

– Слушай… у меня идея. – Скрипач, казалось, был немного смущен. – Может, мы с ним эту ночь поспим? Положим между нами, укроем получше… Кир, ты только не сочти, что… я ничего плохого не имею в виду…

Кир выразительно покрутил пальцем у виска.

– Псих-два, – произнес он насмешливо. – Я тоже про это подумал. Нормальная идея, давай.

– Тогда тебя к стене, его по центру, а я с краю, – предложил Скрипач. – Если ночью что-то понадобится, чтобы тебя лишний раз не дергать.

Кир возражать не стал.

Кровать была узкая, уместились с трудом – у Скрипача колени, конечно, висели в воздухе, и он тут же начал на эту тему прикалываться; Кир подтянул к себе ближе крепко спящего психа, устраивая его поудобнее. Одеяло оказалось маленькое, на троих его едва хватило… но Киру почему-то было странно уютно, и неожиданное это открытие его удивило – чем, он не смог бы в тот момент признаться даже себе самому. Псих спал, как убитый. За всю ночь он шевельнулся, кажется, всего лишь раз, высвобождая затекшую руку – и все.

А вот Кир не мог заснуть долго, очень долго… Ночь выдалась темная, глухая – какой-то циклон притащил облачный фронт, закрывший, словно ватное одеяло, звезды на небе, принесший с собой ветер. И ничего, кроме ветра, не слышно, только его шорох. Тишина. И дыхание тех, кто лежал сейчас рядом с ним.

И еще – едва различимый запах «Ауры», запах его собственной тоски, запах той боли, которую он носил в глубине души, и не решался показать никому… ведь едва не прокололся, дурак, хорошо, что вовремя спохватился. Ошибкой это было – показывать «Ауру», но психа было жаль, и ведь «Аура» помогла, и может быть, все-таки не зря… да и сейчас так хорошо почему-то… На этой мысли Кир, наконец, заснул.