Вытянувшись на нарах, он осторожными массирующими движениями прошелся по собственным ребрам. Ночь давала о себе знать. Вновь начинала гудеть голова, а в правой половине черепа то и дело возникал звон, напоминая о дубинке Варана. А может, сказывалось таким образом действие ядовитого аэрозоля.

Дмитрий так и не понял, чем его травили: на «черемуху» с перцовкой аэрозольная гадость не походила, и, вспоминая случившееся, он не мог не вздохнуть с облегчением от мысли, что неведомая химия пощадила его зрение. По слухам, российские умельцы давным-давно научились заряжать такие баллончики составами, содержащими кислоту, отчего из сдерживающего оружия газовые распылители успешно превращались в самое настоящее орудие убийства.

Дмитрий вспомнил, как он впервые испытал на себе действие газового баллончика. Произошло это в начале девяностых, когда народ прямо-таки впал в оцепенение из-за вылившегося на улицы криминала. Бывшие спортсмены объединялись в бригады убойного труда, голодные малолетки бандами бродили по окраинам, тренируясь на кошках, собаках и случайных прохожих, девочки грезили профессией проституток. Жить стало действительно страшно, и, вернувшись домой из очередной командировки в горячую точку, Харитонов с неприятным удивлением обнаружил, что, выходя на улицу после девяти вечера, он рискует значительно больше, нежели патрулируя занятые боевиками поселки.

Однажды вечером он возвращался домой с работы. В троллейбус, где ехал Харитонов, на очередной остановке вбежал безумного вида пацан и, размахивая чем-то в руке, начал требовать у пассажиров деньги.

Дмитрий стал пробираться к юнцу, но тот при его приближении впал в какой-то дикий психоз. Головой боднул стекло, разодрал на себе рубаху, пустил изо рта пену. Появления газового баллончика Дмитрий так и не заметил. Для него эти игрушки были еще в новинку, и прежде, чем ему удалось вырубить хулигана, ядовитая смесь успела заполнить половину троллейбуса. Чихая, плача и кашляя, люди торопливо выбирались на улицу. Но самое неприятное, что никто из них не захотел быть свидетелем.

С вызванным патрулем отправился один Харитонов, что, как оказалось, было лишним. По дороге розовощекие выпускники милицейской школы просто и доступно объяснили спецназовцу, что дело лучше не заводить, так как все равно ничего не получится. А если к тому же у задержанного обнаружатся связи, то и вовсе не известно, кто кого и куда упечет.

На вопрос Дмитрия, что они собираются делать, патрульные с ухмылкой кивнули на гаражи:

- А вот туда заведем, помассируем малость почки и отпустим.

Сказанному он не слишком удивился, хотя этот случай произвел на него самое тягостное впечатление. Он даже попытался оправдать для себя начинающих защитников порядка, приводя в качестве доводов примеры из истории. А ведь она действительно нередко свидетельствовала в пользу телесных наказаний, доказывая их большую действенность, чем долгая отсидка, в которой зэки, набираясь зоновского опыта, из ранга начинающих переходят в ранг матерых рецидивистов.

И все-таки внутренний голос ему говорил: набивая кулаки на уличных отморозках, милицейские чины сами потихоньку превращаются в таковых. На эту тему они нередко спорили с Тимофеем, Мишаней и Стасом. Особенно непримиримую позицию занимал последний, полагая, что гадов надо месить всегда и везде. А уж что будет дальше - одному Богу известно. У каждого своя судьба, она и рассудит: подохнуть беспредельщику от побоев или выжить. Мишаню подобные рассуждения приводили в восторг, Тимофея откровенно раздражали. Очень уж своеобразной логики придерживался их товарищ.

Могущественная Судьба все решает и определяет, а он, Стас Зимин, лишь скромный исполнитель, некий инструмент, выполняющий высшую волю. По его словам, он никогда не убивал, а только наказывал, а уж чем завершались эти наказания, решали высшие силы. Спорить со Стасом было практически невозможно, тем более что почти у всех кандагаровцев рыльце было в пушку.

Да и как могло быть иначе с людьми, которые несколько лет подряд не выпускали из рук оружия, а к артиллерийскому грохоту относились так же равнодушно, как горожане к шуму машин на улицах. Как выразился однажды Стас, с определенного момента они стали кончеными в глазах окружающих, то есть перестали быть людьми в обычном понимании этого слова. Вероятно, этому имелось свое объяснение. Как известно, в спецназ набирают людей, но в результате из них делают солдат.

В конце концов он почти убедил Дмитрия, что все человечество состоит из технарей, гуманитариев и хищников. Последние, в свою очередь, делятся на солдат и отморозков.

Стас утверждал, что они относятся к солдатам, поскольку защищают технарей и гуманитариев. И хотят они того или нет, но жизнь превратила их в людей специального назначения. Назначения самого гуманного и жизненно необходимого для всех обитателей планеты, хоть и с некоторыми издержками…

Эти мысли, подобно клейким смоляным нитям, окутывали мозг. Как он ни крепился, но смертельная усталость сделала свое дело. Дмитрий даже не заметил, как веки его сомкнулись, и мозг наполнил дремотный туман. Все его измученное существо жаждало покоя и отдыха. Какой-то невидимый выключатель самоуправно перещелкнул внутри, и сознание неожиданно отключилось. И странные видения закружились, завихрились перед глазами Димы, его словно приподняло над землей и понесло в неведомую даль.

Сон длился совсем недолго, всего несколько секунд, но отморозкам, сидевшим с ним в одной камере, хватило и этого.

Первым напал Дута, к нему присоединились остальные. Работали по обычной схеме. Накрыв лицо спящего подушкой, Дута давил что есть силы, пока напарники удерживали вырывающееся тело, попутно одаривая жертву многочисленными ударами.

В одну секунду Дмитрий очнулся, но было уже поздно. Держали его мертвой хваткой, а подушка под весом Дуты надежно перекрывала кислород. Грудь разрывалась от усилий, сознание поплыло… Казалось, жизнь Дмитрия отсчитывала последние секунды…

В этот момент внезапно раздался скрежет отпираемого запора и дверь распахнулась.

- А ну, отставить, шакалы! Совсем озверели, мать вашу!

Ослабла хватка на ногах и руках, и наконец отлетела в сторону подушка. Вытирая с лица крупные капли пота, над Дмитрием склонился сержант из охраны.

- Живой, что ли? - Он помог Дмитрию сесть. - Хорошо, хоть успел. А то мог ведь и задержаться. Звали, понимаешь, чайку попить, а я как чувствовал. Решил сразу к тебе бежать. Без всяких задержек.

- Спасибо…

Тяжело дыша, Дмитрий понемногу приходил в себя. Окружающий мир постепенно стал наполняться красками и звуками. Еще через несколько минут он даже нашел в себе силы самостоятельно подняться.

- Никак новости появились?

- Вроде того. - Вертухай смущенно топтался рядом.

- Ну? Чего тянешь? Звонил кому-нибудь?

Сержант коротко кивнул.

- И что сказали? Дают мне амнистию или нет?

- Сказали, чтобы в полчаса на свободу и с извинениями. Еще обещали машину прислать. Но если торопишься, можем и на своей подбросить.

- Подкинуть, подбросить - это у вас действительно получается.

- Что-что?

- Я говорю, возражать не буду. Кто в наше время откажется от транспорта?

Дмитрий повернул голову. Соседи по камере уже расползлись по своим углам и душевно прощаться с ним, видимо, не собирались. Может, это было и лишним, но от последнего слова Харитонов не удержался.

Резко подпрыгнув, он вонзил кулак в укрывшегося на верхних нарах Дуту. Под костяшками пальцев отчетливо хрустнуло. Зубов у отморозка явно поубавилось.

- Эй, вы чего! - Сержант схватился было за дубинку, но, опомнившись, остановился. Пригрозив Дуте пальцем, произнес строго: - Смотри мне, душегуб, допрыгаешься!

- Ты че, в натуре? Мы же твою указку исполняли…

- А ну заткни пасть! - Побагровев, сержант замахнулся дубинкой. Дута послушно умолк.

Дмитрий вышел в коридор. Говорить сержанту больше ничего не стал - все было ясно и без слов. Ощупав разбитые костяшки, тяжело вздохнул. Ударил, что называется, от души, хотя смысла в этом никакого уже не было.