Выплывали бизнесмены и экономисты, торгаши и политики. Самые головастые из «синих», скрипя зубами, садились за учебники и компьютеры, меняли хазы на офисы, а перья и заточки на приодетых в костюмы секьюрити. Братва мало-помалу приобретала заокеанский лоск, и лоск этот, судя по всему, ей нравился. Оглядевшись вокруг, Лумарь пришел к выводу, что его корабль - старенький парусный фрегат - давно отстал от нынешней регаты.

Ни финансовой наукой, ни современной вычислительной техникой поднаторевший в убийствах стрелок не владел, да и, сказать по правде, не особенно стремился. В этом, по его разумению, не было особой нужды, поскольку он умел убивать, и, что немаловажно - делал это профессионально. При этом уровень рядового наемника Лумаря перестал устраивать, и если пахать на Шмеля - вора хоть и со странностями, но безусловно правильного - не казалось зазорным, то идти под кого-либо другого он не собирался. Пусть поищут холуев в других местах, а он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы навязать миру свое присутствие и свои правила.

Ведь многие из жертв Лумаря в ка

тегорию «заказанных» вообще не попадали. Их просто не было в криминальных сводках, поскольку умирали они как бы своей смертью. «Профи», оставляющие на месте убийства оружие, откровенно смешили киллера. Уж он-то прекрасно знал, что настоящие операции обставлялись по заказу клиента: пуля - так пуля, нож так нож, а петля так петля.

Большинству же клиентов требовалось чистое исполнение - что-то вроде несчастного случая или естественной смерти, без лишней шумихи, случайных свидетелей и въедливых следователей. Вот тут-то и выявлялся истинный класс убийцы, его способность быстро и чисто выполнить задание. И та же пуля прекрасно разрешала проблему, простреливая шины несущихся на полной скорости иномарок, взрывая невидимый детонатор или подрезая трос. Именно так случилось однажды, когда выстрелом с большого расстояния Лумарь перебил трос подъемного крана, поднимающего вверх огромную оконную раму для зала.

Бритоголовый бонза, оказавшийся в списках приговоренных, только и успел повернуть голову. Груз весом в полцентнера рухнул в одно мгновение вниз, раздавив глазевшего на строительство собственного дома братка.

Лумарь не сомневался, что менты обратили внимание на характер обрыва троса, однако следственная практика с обязательной отчетностью по «висякам», с премиальными и нагоняями давно уже работала на преступный мир. И в этом случае все обошлось. Возбуждать дела просто не стали, списав все на халатность строителей и неосторожность самой жертвы.

Впрочем, сегодня особого артистизма от Лумаря не требовалось. Задача была предельно простой: в кратчайшие сроки и используя одно и то же оружие уничтожить часть криминальной элиты города. Киллер собирался открыто продемонстрировать силу - и не какому-то конкретному лицу, а всему городу, всему Уралу, а точнее - криминальной его части. Ну а после можно было бы залечь на дно и преспокойно стричь купоны, которые с готовностью отстегивали бы за свою шкуру сильные мира сего.

Ни центровики, ни уралмашевцы, ни кандагаровцы - никто не воспримет его всерьез, пока не ощутит всю беспощадность и неотвратимость его ударов. Только тогда начнутся переговоры, а вернее - сделка, в которой на одной чаше весов будет лежать требуемая сумма, на другой - выкупаемая жизнь. В том, что жизнь эту будут выкупать с рвением и энтузиазмом, Лумарь ни секунды не сомневался. Крыша с крышей всегда договорятся, отдельным счастливчикам попробуют помочь РУБОП с ОМОНом, но вряд ли кто побежит жаловаться, зная, что в любой день и любой час он может оказаться на прицеле у невидимого снайпера. Лумарь был уверен, что самый крутой авторитет смирит гордыню и предпочтет поделиться, получив от него послание, потому что поймет, что от точного выстрела его не спасут ни куча телохранителей, ни самые крутые связи.

Можно, конечно, свалить на годик-другой за кордон, но ведь это не выход - когда-нибудь все равно придется возвращаться, и где гарантия, что запрашиваемые суммы не возрастут?

Внутренне улыбнувшись этой перспективе, Лумарь провел стволом вдоль стены дома, что возвышался сразу за трамвайной линией, и замер на уровне пятого этажа. Поначалу идеальной позицией ему показался чердак ближайшего здания, но Лумарь рассудил: раз чердачок приглянулся ему, значит, привлечет внимание и сыскарей. А потому стрелок расположился в другом месте, устроившись в подъезде соседней девятиэтажки.

Лифт преспокойно гулял себе вверх-вниз, поднимающихся пешком на такую высоту не было, а глазок единственной квартиры, выходящей на его площадку, он заклеил прозрачным скотчем. Уловка из грамотных. Затемненный глазок сразу вызывает подозрение, а так - не темно, но мутно и хрен что разглядишь. Подобных хитростей в голове Лумаря роилась бездна, и именно поэтому он не сомневался, что предстоящая серия убийств пройдет четко и без осложнений.

Лумарь напрягся: Виктор Рапов, больше известный как Рапа, величественно входил в зал заседаний. Рассевшиеся вокруг огромного стола сотрудники почтительно приподнялись, приветственно закивали прилизанными головенками. Холуи! Лумарь презрительно плюнул. Он был уверен, что все они, как один, ненавидят своего хозяина, но вот поди ж ты! - морды прямо так и сияют от счастья! Даже в спинах ощущается лакейский прогиб. А ведь Рапа все принимает как должное. Царек хренов! Окорок, возомнивший себя уральским наместником! Шмель никогда так себя не вел и терпеть не мог, когда перед ним лебезили, а эта срань чем-то очень напоминала сборище голубых…

Огнестрельная игрушка в руках Лумаря окончательно успокоилась, перекрестье замерло на черепе Рапы. Лицо нефтяного магната излучало важность и значительность. С этой миной его, должно быть, и положат в гроб.

Лумарь притопил спуск, и жертву скрыла сеточка трещин, разбежавшихся от пулевого отверстия в далеком стекле. Тем не менее киллер отчетливо рассмотрел, как, дернувшись и чуть распахнув рот, Витя Рапов начал клониться вперед. Правого глаза у него уже не было. Глаза мертвым, как известно, без надобности. Покойник рухнул на стол, и его тотчас скрыли спины вскочивших с места людей. Никто из них даже не сообразил, что опасность исходит от окна, и, будь у Лумаря такое желание, он без проблем положил бы еще троих или четверых. Но это не входило в его намерения.

Разобрав приклад, стрелок упаковал винтовку в дешевенький полиэтиленовый пакет - самый обычный, в которые загружают овощи и фрукты. В объемных сумках или «дипломатах», легко привлекающих внимание бдительной ментовской братии, он старался оружия не носить. Другое дело - затрапезный пакет, да еще с выглядывающими наружу зелеными стрелками лука. На таком ни один взор не задержится. Бежит себе мужик из овощного - всего и делов…

Скомканной газетой Лумарь протер подоконник, аккуратно прикрыл окно. Приблизившись к двери с глазком, на мгновение прислушался. Удовлетворенно кивнув самому себе, отклеил полоску скотча и не спеша двинулся вниз.

Он знал, что настоящая тревога поднимется примерно через минуту или две, минут через пять или десять в кольцо попытаются взять чердачок ближайшего дома. Ну а там, найдя заранее подброшенную гильзу, вовсе поуспокоятся, решив, что обнаружили место, с которого положили бизнесмена. И можно поставить сто к одному, что в эту девятиэтажку они даже не сунутся. Разве что объявится среди сыскарей новоявленный Шерлок Холмс, но и тот промолчит в тряпочку, поскольку премиальные нынешним холмсам платят за раскрытия, а не за версии. Раскрытия же Лумарь не опасался. В крайнем случае особо прозорливых холмсов всегда можно взять на мушку.

Погода вновь демонстрировала женский норов: то начинала сыпать слезами, то разгоняла ненадолго тучи, золотя землю скуповатым сиянием осеннего солнца. По дороге в Челябинск, не доезжая километров двадцати до города, Стас заехал в деревню Лебяхино, где предусмотрительно оставил Наталью. На встречу с наркокурьерами ей являться не следовало, а денек-другой в тихой деревеньке пошел бы девушке на пользу. Стасу оставалось только надеяться, что за это время с ней ничего не случится. Оплату сдаваемой комнатенки за неделю вперед он вручил симпатичной старушке с простым русским именем Антонина Васильевна, которую и попросил присматривать за Натальей и кормить так, чтобы за ушами трещало.