– Глянь, как жвалами вцепились, – шепнул ему Сеня. – Вот ведь воля к жизни, а!

– Ага-а-а, – удивленно протянул мужик в черной футболке.

– Я вас ща урою, если не скажете, что там! – взревел Михалыч.

– Да тихо ты… мирмеколог, – осторожно отцепляя что-то крошечное от его ягодицы, успокоил Сеня. – Зырь, какие у тебя поклонники!

Он показал гневно сопящему Михалычу двух больших рыжих муравьев, нежно зажатых между пальцами. Те сучили лапками, вертели усиками и шевелили жвалами.

Михалыч, увидев насекомых, скрежетнул зубами, окончательно натянул штаны и молча пошел к стоящей у обочины машине. А Сеня достал из кармана коробок, вытряхнул из него спички и, аккуратно запустив туда муравьев, плотно закрыл.

Мужик в черной футболке обалдело уставился на него.

– Не, я все понимаю, но на кой ляд ты их с собой берешь? – спросил он после паузы. – Пивас на солнышке по мозгам шандарахнул, что ль?

Сеня усмехнулся и подмигнул приятелю.

– Вряд ли у этих двоих есть хотя бы проблеск разума, но я считаю, такая жажда жизни достойна поощрения, – проговорил он. Развернулся и тоже двинулся к машине. Добавил на ходу, через плечо: – Хоть мир им покажу. А то копошатся всю жизнь в своем муравейнике, строят, хворост таскают, света белого не видят. А вдобавок ко всему какой-нибудь дебил вот отлить остановится, поспорит с другими дебилами да и усядется ни с того ни с сего на их дом голой жопой. Обидно, чо.

– Да, мощный был пивас, – констатировал мужик в черной футболке и следом за компаньонами по автопробегу пошел к оживленному шоссе.

Туда, где широкая асфальтовая полоса рассекала плавно гнущиеся на ветру стебли ковыля. Где постоянно мелькали силуэты машин, словно призрачные тени на фоне синего неба. Где круглые сутки не стихал гул двигателей и шорох шин. Где земля дрожала от проезжающих грузовиков…

Туда, где по воле и вине человека уже давно не росла трава.

Июль 2012, Москва

Генерал Чебурашка умер на рассвете 4 июня 2012 года. Он долго боролся со смертью, кровавыми комками выхаркивая ее из простреленных легких. Он умирал так же, как жил, – трудно, люто, красиво.

В багровых лучах восходящего солнца мы стояли на скале над пропастью, сжимая в руках мятые каски и покрытые пылью стволы «калашей». Полковник Мурзилка сказал короткую речь. Многие не скрывали слез. Прощание с погибшим другом (а для многих из нас – отцом родным) длилось недолго – по нашим следам шел безжалостный враг. Могилу тщательно укрыли ветками и камнями, чтобы ее не осквернили диснеевские твари.

Когда мы, вымотанные бессонной ночью и подавленные потерей, подтягивались к опушке леса, далеко позади заухало, тяжело заворчало. Из последних сил мы перешли на бег. Привычно втягивали головы в плечи, слушая нарастающий свист.

– Тикаемо, хлопцы! – медведем проревел лейтенант Колобок.

Мы не вбежали – влетели, подхлестываемые ударной волной, в заросли ежевики, куманики и берестяники: из этих растений состоял традиционный подлесок Воронежских рощ. Хвала Союзмультфильму, я все еще жив!

Я поправил свою круглую голубую шляпу и отряхнул от пыли оранжевый галстук. Рядом со мной под кустом зеленики обнаружилась медсестра Кнопочка. Внезапно я забыл о том, что по роще работает артиллерия Микки Мауса, – обо всем забыл я, друзья и братья мои, когда увидел на расстоянии вытянутого галстука гибкий девичий стан, чуть прикрытый летней униформистской юбочкой. На голой Кнопочкиной коленке красовалась родинка в виде мотылька.

– Сейчас или никогда, Кнопочка, – сказал я и положил руку на ее левую грудь.

– Что ты делаешь, Незнаечка? – ее изумительные зеленые глаза широко распахнулись, щечки замело стыдливым румянцем.

Где-то рвалось и ухало. Пулеметная очередь срезала ветки, и нам на головы посыпалась сухая хвоя со щепками.

– Будь моей, Кнопочка, – говорю.

– Ну Незнаечка, – яростно зашептала она, – ну я так не могу. А вдруг увидят?

– Что ты ломаешься, как школьница? Я ведь тебе нравлюсь, я знаю.

– Куда, куда ты лезешь… куда ты суешь…

И вот – вдали словно ветер побежал над золотыми полями ржи. Нет, то не земля вспучилась, то идет-наступает на Русь поганая вражья рать из Голливуда.

– Да… да… Незнаечка, – сладко стонет Кнопочка.

То не туча черная затянула небо – то вражья аэропланы, как тысячи поганых мух, заполняют собой русский воздух! И сыплются на светлые наши головы бомбы и пустые бутылки из-под виски. Йес, факин шит, мазафака, глумятся гномики-пилоты.

– Да, вот сюда, Незнаечка… вот так, хорошо, – стонет Кнопока и царапает мне коготками спину.

То не море вскипело, то с бурлением поднимаются из глубин глумливые черепашки-ниндзя с хвостатыми аватарскими уродцами – на подводных лодках. И сжимаются от тоски сердца, и темнеют наши лица, и Родина готовится к последнему бою. И посреди всего этого мы с Кнопочкой под кустом зеленики. Вы скажете, друзья и братья, как такое возможно? Уж поверьте мне – возможно. Я же вас не стану обманывать.

– Да! – закричала Кнопочка.

И в этот момент увидели мы странное. Над курганами из погибших тел двигались два больших мохнатых уха, до боли знакомые нам всем! И стихла пальба, и замерли в небе мухи-аэропланы, и распахнулись в изумлении тысячи ртов.

Он шел, как живой, суровый и грозный, весь покрытый шрамами, с забинтованной рукой и густою бородой на плече.

– Что вы зарылись в землю, как мыши? – громогласно воскликнул Генерал Чебурашка. – Али перевелись на русской земле богатыри и богатырицы? Внуки Суворова, Кутузова, Дмитрия Донского! Вставайте на последний бой.

И в страхе замерли враги, видя, что он не идет, а парит над кровавой баней. Но в наших сердцах вспыхнула надежда. О, тогда натянул я штаны и выхватил из-за пазухи гранату.

– За Родину! – закричал я, и ответным криком многих бойцов наполнился густой лес. – За Союзмультфильм! Ура!

– Голубой вагон бежит, качается, – ударил по клавишам гармошки Крокодил Гена, – скорый поезд набирает ход. Ах, как жаль, что этот день кончается, пусть бы он тянулся целый год!

И хором грянул лес:

– Скатертью, скатертью, дальний путь стелется…

Окровавленные, бинтованные-перебинтованные, вставали бойцы из своих окопов. Как прекрасны были их покрытые копотью лица!

– …и упирается прямо в небосклон…

И заколебалась вражья рать. И вытянулись холеные лица диснеевских генералов.

– …каждому, каждому, в лучшее верится, катится-катится, голубой вагон!

Роняя оружие, обмочив портки, бежали по ржаному русскому полю чертовы микки маусы.

Когда МаКЗ заметил, что температура воздуха повышается, он включил встроенный термометр: ртутный столбик поднимался на полтора градуса в час; вкупе с повышенным атмосферным давлением это говорило о вероятных осадках. Пришлось переходить в экстренный режим, что увеличивало скорость работы, но быстро разряжало аккумуляторы.

По огромному карьеру неторопливо ползли другие малые кирпичные заводы, зарывались бурами в глину и всасывали ее. МаКЗ был МКЗ третьего поколения, из самых юных и функциональных, снабженных барометром, термометром и большим объемом памяти. Раз другие не перешли в экстренный режим, значит, о грядущей непогоде догадался он один. Программа велела поделиться информацией, сознание – придержать ее и выполнить план первым, чтобы первым же успеть в Храм Создателей. Возникшая дилемма едва не привела к системному сбою, но МаКЗ нашел выход: двадцать минут он работает в экстренном режиме, а потом сигнализирует остальным механизмам.

Запас глины достиг оптимума, и отяжелевший МаКЗ, слив информацию о своих наблюдениях в общий чат, пополз в пустыню за песком, отмечая, как засуетились другие заводы в карьере.

Набрав достаточно сырья, МаКЗ выбрался на каменистую почву и втянул колеса, замерев на гусеницах. Все лишние функции он отключил, оставив только сенсоры: начался самый энергоемкий этап работы – перемешивание, а затем прессовка и обжиг сырья.