– Победили! – в ответ обрадовался Ваня.

Ревнует, что ли? Перса?

– А можно, я еще поиграю, Вань? А? Немного, только до Сердца твоим схожу, чтобы посмотреть, как там? Можно?

– Знаешь… – Ваня коснулся ее голого, липкого от пота плеча. – А возьми перса себе. Я нового прокачаю. Возьмешь?

Аленка не смогла отказаться от такого щедрого подарка. Конечно возьмет! Не будет недель нудного «кача», она сразу вольется в клан, и не последним нубасом, а героем, проникшим за спины Бомжей и гибелью своей открывшим путь к Сердцу.

– А хочешь, я тебе мамину книжку подарю? Любую? Или несколько? И все – с автографом, а?

Ваня гулко сглотнул, взгляд его заметался по книжным полкам.

– Слушай! А что за Стругацкие такие? Вон, прям рядом с Куражом?

Во дает! Алена еле сдержалась, чтобы не заржать, но решила обогатить Ванины знания:

– Ой, ты что, не знаешь? Они крутые! Типа, тоже про «Свалкер» писали, то есть, про сталкеров. Неужели не читал? Давай дам почитать, а?

– Давай, – неуверенно согласился Ваня, видно было, что читать незнакомых авторов его не прет. – И Куража давай. «Во имя Свалки». И «Данила Смерти».

Позвонили в дверь. Мария, теряя тапочки и чуть не роняя очки, кинулась открывать.

Это был мальчишка, который руку сломал. Уже без гипса, с пакетом и сверточком.

– Здравствуйте, – он явно (явно! явно! явно! Мария Ковалевская ненавидела это наречие) не знал, как к ней обращаться.

Не «тетя Маша» же называть великого писателя Вэ Куража?!

– Мария, – подсказала она, – и без отчества.

– Я вот… Того… Я книжки принес. Это.

Ничего не понимая, Мария приняла у него пакет с книгами и удивилась: неужто малец решил вернуть ее труды, подписанные, между прочим? Но в пакете лежали Стругацкие. «Пикник на обочине», естественно, «Обитаемый остров», куда же без него, и «Трудно быть богом». Все – из собрания сочинений.

– Мне бы это… – пройдя вслед за Марией в коридор, пробубнил мальчик. – Мне бы можно еще Стругацких? И что-нибудь такое? Качать не хочется, бумажные, – он замялся, подыскивая слово, и по этой паузе Мария поняла: мальчишка сам начал писать, пока что, наверняка, наивные рассказы, эпигонские и третичные, но вдруг через несколько лет… – Бумажные вкуснее. Они – настоящие. Посоветуйте мне, пожалуйста, что еще почитать.

– Конечно-конечно, – засуетилась Мария. – Конечно, посоветую. Ты Чехова читал? А Бунина? Начинать надо с классики, ведь каждый автор опирается на предыдущих… Погоди, ты, наверное, к Аленке, не ко мне?

– А она дома? Я ей звонил несколько раз, но она не хотела гулять идти. Говорила, занята.

Да, Алена была занята. Уже четыре недели Алена была занята почти круглосуточно, и В. Кураж теперь мог черпать вдохновение, не выходя из дома. Мария шмыгнула и кивнула. Дома. Аленка – дома.

– Я ей подарок принес, – мальчишка принялся распаковывать сверток, – как думаете, ей понравится?

В хрусткой бумаге лежала заколка. Изящная, ручной работы, бронзовая штучка с завитками…

Вместо ответа Мария распахнула дверь в комнату дочери.

Алена в растянутой камуфляжной майке сидела за столом. Сегодня она была без шлема – играла по монитору. И бритая ее, с наколкой «Свалкер», голова отблескивала в свете настольной лампы.

Киев, 2012

В демократическом царстве, в толерантном государстве, не-жил да был вампир Джованни. А может, Теодор. Или – Жан-Луи. Но уж точно не Антип. Разумеется, в мегаполисе, в небоскребе и в пентхаузе. Работал, как и положено благородному вампиру, на крупнейшей местной киностудии суперзвездой. В промежутках участвовал в ток-шоу или давал интервью девичьим глянцам, иногда изменяя им с таблоидом для гей-элиты «Obajashka-Revju». В общем, на кровь с молоком и прочие невинные шалости хватало.

Из-за них-то, шалостей этих, все и случилось.

Понятное дело, истинный вампир у слабого пола завсегда нарасхват. Еще с ветхозаветных, досумеречных времен так повелось. Сам Байрон, говорят… впрочем, о нем как-нибудь потом. Вот и наш Джованни на отсутствие внимания не жаловался, а скорее даже наоборот: график его рандеву был расписан приблизительно лет на сто двадцать вперед. Пришлось даже секретаря нанимать из низших, шустрого мальчонку Эдди по прозвищу Баклажан. В смысле – «бледный до синевы». Вот этот-то самый Эдди и вел строгий учет и контроль всеразличным няшечкам и пусечкам: чтоб без очереди не лезли, и чтоб кровь с молоком строго в нужных пропорциях. Ну, и характер чтоб покладистый: куда положили, там и лежи, дуреха, жди команды трепетать. Только накладки все равно случались.

Как-то раз вызывает патрон Эдди чуть тьма перед свои красны очи. Сам в кресле сидит, в гневе великом, подлокотник ногтями полосует, маникюра не жалея. На ложе – очередная виргина распростерлась. В теле – ни кровинки, сплошное молоко, да и то уже скисает. Горло – в лохмотья. Платье от кутюр, шелковые простыни и антикварные ковры восстановлению также не подлежат.

– Это что такое?! – шипит Джованни, указывая на новопреставленную особенно длинным ногтем на левом мизинце (говорят, в России подсмотрел, у какого-то афромосковита). – Ты ее где взял?

Баклажан сверился с молескином и отрапортовал: так, мол, и так, в картотеке числилась под нумером семь тыщ сто семнадцать-прим, топ-модель, дворянка в седьмом поколении, одна из лучших выпускниц частного пансиона в Суррее, семь иностранных языков, включая суахили, и горела прям-таки афрр-риканской страстью…

– Страстью?! – взревел патрон, точно колом ужаленный. – Да ты знаешь, что эта страстная мне тут выдала? Я, говорит, на все согласная, однако взамен желала бы, чтоб вы, mon cher ami, отныне кусали только меня! В крайнем случае – по нечетным дням! Каково?!

– Может, ей еще дать ключ от склепа, где предки лежат? – тоскливо прошептал секретарь, предчувствуя, что синевы на его породистом лице скоро прибавится. И как в воду глядел…

– …Ладно, юноша, – через некоторое время кивнул Джованни, выпустив пар и слегка подобрев. – Надеюсь, урок ты усвоил и впредь будешь относиться к служебным обязанностям более ответственно.

– Да, патрон, – всхлипнул Баклажан, поправляя изрядно пожеванное жабо.

– Bene[2], – милостиво кивнул Джованни, любивший при случае козырнуть знанием благородной латыни. – Какие новости в высшем свете? Чем увлечен бомонд? Помимо нас, я имею в виду?

Слегка припухшие глаза секретаря радостно засияли:

– Ой, патрон! – затараторил он. – Я ж как раз собирался доложить! Вам прислали именное приглашение на промо-тур! Изысканное развлечение! Тренд сезона! Только для Высших! Охота, о которой можно только мечтать!

– Охо-ота? – скривилась звезда экрана. – Признаться, я уже как-то отвык от вульгарной необходимости… И вообще, с моей точки зрения, это явный regressus…

– Нет, патрон! – испуганно сжался юноша. – Как вы могли подумать, что я… Никакого регресса, поверьте! Сплошной благородный vintage! Ведь охота-то…

– Какая-то она у вас… неказистая, – задумчиво протянул Джованни, в третий раз обходя вокруг агрегата, более всего напоминающего душевую кабину. – Да и тесная. На вид не сильно комфортнее того ящика с апельсинами, в котором я прибыл в Старый Свет. До сих пор ненавижу все оттенки оранжевого!.. И что же, оно в самом деле столь необычно, как…

– Да! – точно китайский болванчик, закивал старший менеджер туристической компании, носящей несколько претенциозное название «Все лучшее – после!». Кстати, сам менеджер тоже носил весьма звучное имя: Абрахам Райс-Майер. – До сих пор никому из Высших не доводилось испытывать даже румяного подобия!