Первое, что бросилось в глаза… Значит, так: я опять увидел этот кашемир. Все того же лета, что остыло. Спутать кашемиры я не мог. Я его узнал бы даже ночью. Не говоря уже с закрытыми глазами. Кашемир стоял и ждал свой поезд. Клетчатые брюки очень классные. Кожаная сумка с ремешком. Еще не веря, поднимаю я глаза: это он! Снова модник элегантный и старательный!
«Другой раз»? Не может быть! Не может! Но куда мне деть живого Рейна, здесь, на «Пролетарской», в полседьмого?!
Я, конечно, тут же растерялся. Учитель Бродского и близкий друг Довлатова, тоже не остался он в долгу: он меня узнал – и отшатнулся. Пронзительно так зыркнул – а еще бы! Он подумал: я за ним слежу. А я вообще подумал, что вообще…
И как в той сказке, детское кино «Варвара – что-то – длинная коса», пальчик там из омута: «Должок!». Вот так и я, потупясь скромненько, с ненавязчивой улыбкой незатейливой, выдаю ему на ухо как пароль. Всего два слова, больше и не надо:
– Другой раз!
Мол, так вот же он, другой! И что теперь?
Я точно помню: Рейн о-ка-ме-нел. Как под гипнозом, выпучив глаза, он просто обмер. Я даже испугался: еще немного – и литература понесет… Но нет, ожил Евгений наш Борисович. И меня интуитивно хвать за руку! Друг этого и близкий друг того. Очевидно, полагая: я – мираж. Но миражом не промышлял я никогда.
Я снова: мол, не обессудьте, «другой раз». Не мстительно, а так, индифферентно. Он говорит… Он ничего не говорит! А начинает шарить по карманам. Думаю: как человек экстравагантный он, чего доброго, меня еще пристрелит!..
Наконец в себе он разобрался. И, малость не в себе, дрогнувшей рукой он извлекает. Из сумки на ремне через плечо… Верно, книгу – «После нашей эры». Квадратного формата. Синий томик, выпущенный «Временем». И:
– Ваше имя? – так встревоженно.
Я тоже не без дрожи. Но, молодец, нашелся тут же:
– Вячеслав.
Примостившись кое-как к стене и подумав: что за наваждение?! – он выводит ошарашенной рукой. И что он пишет мне, Евгений Рейн, на этом титуле? Так, я сейчас открою, чтоб дословно: «Вячеслав! Другой раз?.. – причем «другой» подчеркнуто. – Не может быть? А может!!!» Он пишет мне и боязливо косится: что еще ему я отчебучу. Да, ситуация, конечно же, нештатная. Подумал так немножко, помечтал – и: «Озадаченный всерьез Евгений Рейн». В сладостном предчувствии я ждал. Он подумал и еще проставил дату: «1.XII.05».
Я торжествовал. Он вручил и озабоченно раскланялся. Подали – из туннеля – его поезд.
Тонкий человек, я обернулся. Спиной к вагону. Не реагируя на «Осторожно… закрываются!». Рейн. На меня. Во все глаза смотрел в упор. Подводя черту, он переваривал…
Больше в этот день мы с Рейном не встречались никогда.
С ликованьем я отправился домой, к московской тетке. Отчитываюсь о проделанной работе. С воодушевлением. А она… Она так смотрит на меня скептически:
– Значит, так: брехня! От первой точки до последней запятой! – и ехидно: – А ты случайно Путина? В метро…
Я, конечно, оскорбленно тут же вспыхнул:
– Да, я брехун, а как же! Вне сомнения!
И молча ей протягиваю книгу. Она читает: «Вячеслав!» – ну и далее по тексту, вплоть до даты. Поднимает на меня глаза, уже другие:
– Это ж надо! Теория вероятности гласит: такого быть не может никогда! – она, задумчиво. – И только жизнь диктует нам обратное… А Рейн такой… Он уже распишет, не упустит!
И я ее заверил:
– Не волнуйся!
Я, кажется, его опередил, хотя… Она не поленилась и специально позвонила мне домой, уже в Донецк. Чего-то мнется. Что такое, тетя?!
– Ты написал? А мог не торопиться! – тетя хмыкнула, и я похолодел. – Мы по Рейну тут посовещались (а у нее подруги – профессура), и у нас возникли подозрения…
Из груди моей исторглось:
– Что еще?!
– Это мягкое, цвета остывшего лета…
– Ну, остывшего… И дальше, говори!
– Ты не обидишься?
– Ну говори уже!
И она, как на духу:
– Скорей всего, совсем не кашемир!
Ну тетечка!
И с облегченьем я вздохнул:
– Вполне возможно!..
Моя философия…
…НЕСЕРЬЕЗНОГО
Чем умные отличаются от дураков? Умные дурачатся несерьезно, а дураки – серьезно.
…СПРАВЕДЛИВОСТИ
Мы не скучаем по тем, кому хорошо и без нас.
…БЕЗЫСХОДНОСТИ
Страна, где израсходованы все запасы приличия…
…ПОСТОЯНСТВА
В прошлой жизни она была дурой. В этой – она хорошо сохранилась.
…ОПТИМИЗМА
Не сгущайте краски: всемирный потоп – это всего лишь чаша терпения, которую мы переполнили.
…САМОСОХРАНЕНИЯ
Наступить на горло собственной песне, почувствовав, что она лебединая.
…БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
В музее было так чисто, что посетители переходили на шепот.
…ИНТЕРЕСНОЙ МЫСЛИ
Чтобы мысль не выбрала другого, я предпочитаю одиночество.
…ТРУДОГОЛИКА
В отпуске я устал отдыхать, вернулся – и теперь отдыхаю работать.
…ХОРОШЕГО ТОНА
Давая взятку, сдачу не проси.
…ЖИЗНЕУСТРОЙСТВА
На вопрос, почему я до сих пор не устроил свою личную жизнь, я отвечаю: если я жив, значит, я вполне ее устраиваю.
Клочья
* * *
Как можно повалить человека? Дать такую сумму, чтоб он не смог устоять!
* * *
А для кого-то Земля – всего лишь пробный шар.
* * *
Он так храпел, как будто ел морковку…
* * *
Смешно вешаться из-за какой-то мелочи, когда впереди ожидает действительно самое страшное.
* * *
Я знал человека, который так спекулировал своим честным именем, что дай Бог каждому…
* * *
37-й: шили-били…
* * *
Я против коммунистов: лучше будь что будет, чем будь что было…
* * *
Человечество – это живая очередь на тот свет.
* * *
О, эти руки, ласкающие мыло!..
* * *
Ваня Зайчик. Сделать что-нибудь плохое – он бессилен! Такой фамилией он связан по рукам и ногам…
* * *
Вот так всегда: докопаешься до истины – ляжешь рядом.
* * *
Зиму вызывают на ковер. Из желтых листьев…
* * *
Донжуан – это разновидность грибника: нашел гриб – ищи рядом.
* * *
Если правительство идет нам навстречу – столкновения неизбежны.
* * *
Когда в доме мыши, за рукописи можно быть спокойным: не сгорят!..
* * *
Машина времени нужна? А как же! Чтоб учиться на ошибках будущего…
* * *
Людей никогда не занесут в Красную книгу. Будет некому.
* * *
Второй муж ей нравился меньше. Если не сказать больше.
* * *
В целях экономии уходя гасил свет и останавливал часы.
Розу жалко
Старая коммунистка
В донецкой филармонии работала старушка – администратор первого порядка Эсфирь Моисеевна Качан. Она была такая активистка, что могла и книгу настрочить: «Моя жизнь в президиумах города». Все говорили: Качан – старая большевичка с рождения. Но, конечно, ни с какого там рождения, а только с девятнадцатого года. Когда ей было… Кстати, ровно столько же.
Теперь вопрос: зачем она вступила? Она же вроде не идейная, Качан. Тогда зачем? Но молчит, как на допросе, и не колется. И лишь со мной она заговорила. Оказалось, в Юзовке (прежнее название Донецка) в год безвременья на всех столбах висело объявление: «Горклуб. Записываем в партии». Она примчалась. Что она увидела. Ко всем тянулись очереди: к эсерам, там, кадетам и другим. Почти ко всем. К кому-то так вообще не протолкнуться. А к этим – ни одной живой души. Стоять Эсфири было недосуг. Так она и стала коммунисткой.
