С губ Оуэна сорвался резкий звук, и Паркинсону потребовалась целая минута, чтобы понять, что тот смеется.

— Нет времени. Вы глупец. Я умираю. Последняя возможность… — Неожиданно его слова прозвучали четко и ясно: — Сделайте это!

— Да, разумеется, если вы настаиваете. Я подготовлю документ, чтобы вы подписали. Подписать вы можете? — Оуэн кивнул. — Все будет готово через неделю.

— Боже! — Его лицо гневно вспыхнуло, Оуэн пытался приподняться в постели, и Паркинсон, до смерти испугавшись, что он может умереть и все будут винить адвоката, который был с ним, быстро сказал:

— Завтра. Это подойдет? Я смогу сделать все к завтрашнему дню.

Лицо Оуэна стало спокойным. Закрыв глаза, он показал ему на дверь.

— До завтра, — сказал адвокат и поспешил удалиться. Он видел, как Лора спускалась по лестнице и проскользнула в комнату Оуэна, когда он уходил, и ему стало интересно, где она была, пока они разговаривали, и не подслушивала ли. Но он спешил и не остановился, стремительно пройдя по дому мимо библиотеки, где увидел членов семьи, сидящих за чаем. Чертовски странно, думал он по дороге в офис, проезжая по улицам, забитым автомашинами.

Оуэн много лет размышлял над тем, чтобы изменить завещание. Если он действительно хочет сделать это, почему бы ему не позаботиться об этом. Он всегда поступал так: конечно, долго размышлял перед тем, как принять решение, но потом бросался вперед, чтобы выполнить все задуманное, что бы он ни решил. Но он был серьезным бизнесменом и знал, что важные решения никогда не следует принимать в тумане болезни. Он едва говорил, едва двигался, едва мог разумно размышлять, но все же настаивал и настаивал на радикальном изменении завещания в пользу человека, которого на самом-то деле еще никто не знал, даже теперь. Чертовски странно. Можно было сказать, бессмыслица.

«Ради самого Оуэна Сэлинджера, — сказал себе мрачно Паркинсон, — мне следует больше узнать об этой молодой женщине, пока еще не поздно».

Семья снова собралась за чаем, когда на следующий день приехал Паркинсон и прямиком направился в комнату Оуэна. Опять Лора оставила двоих мужчин одних, и как только дверь за ней закрылась, адвокат стал говорит настойчивым, тревожным шепотом:

— Оуэн, у меня есть информация об этой молодой женщине, вы измените свое мнение, это изменит все, я выяснил, что у нее есть…

— Завещание, — сказал Оуэн, и слово почти застряло в горле.

— Да, да. Оно у меня с собой, оно было закончено до того, как позвонили из Нью-Йорка, но вы не должны подписывать его, вы не захотите, когда узнаете, кто она.

— Заткнитесь! — Оуэн сверкнул глазами на Паркинсона, губы двигались, когда он пытался сказать что-то, преодолевая свой гнев. — Завещание. Читайте его.

— Почему? Говорю вам, вы не захотите подписывать.

— Читайте!

Паркинсон со злостью достал единственный листок бумаги из портфеля и прочитал его. В тот момент, когда он закончил, Оуэн потребовал:

— Ручку! Ручку!

— Подождите! Послушайте меня. Эта женщина — воровка, воровка, вина которой доказана, она охотится за пожилыми мужчинами.

Губы Оуэна двигались:

— Нет!

— Это правда, у меня есть информация, я говорил с офицером полиции в Нью-Йорке.

— Нет! Нет… нет… другое. Глупец. — Он надрывно выдохнул. — Свидетель. Позовите Лору.

— Я не понимаю, что вы сказали.

— Позовите Лору.

— Я хочу знать, что вы… — Паркинсон увидел, как перекосилось лицо Оуэна, как он судорожно пытался вздохнуть, и опять подумал, что старик вот-вот умрет. «Он умрет, — подумал он, — но не наедине со мной в комнате. Я сделал все, что мог, черт с ним, со всем остальным». — Нам нужен кто-нибудь еще, — предупредил он, — дополнение не будет иметь силы, это должен подписать кто-то еще. Это могут сделать медсестры. Если вы подождете минуту… — Он прошел через холл и вернулся с ними.

— Я просил вас выслушать меня, — быстро сказал он Оуэну. — Я сделал все, что в моих силах, чтобы вы согласились послушать. Никто не обвинит меня… — Он увидел глаза Оуэна и судорожно сжатые пальцы.

— Да, да, да. — Он вложил ручку в пальцы Оуэна.

— Помогите… — Оуэн выдохнул, и сестры приподняли и посадили его достаточно высоко, чтобы видеть документ, который он положил на книгу. Оуэн подписал. Его наклонный почерк был едва узнаваем в дрожащих каракулях внизу страницы. Потом он издал долгий вздох, почти стон. — Чуть не опоздал, — сказал он Паркинсону с тенью усмешки, когда медсестры подписались как свидетели. — Последняя победа. — Он закрыл глаза. — Лора, — прошептал он.

— Я предупредил вас, — сказал адвокат сквозь сжатые губы. Он опустил документ в конверт и положил в свой портфель. — Надеюсь, что в это поверят.

— Лора, — снова прошептал Оуэн, когда Паркинсон выходил из комнаты. Одна из медсестер поправляла одеяла, а другая закатывала рукав, чтобы измерить давление.

Он нашел Лору на площадке рядом с дверью, коротко сказал:

— Он хочет вас видеть. — Ледяной злобный голос настолько поразил Лору, что она с изумлением взглянула на него. — Он же больной человек, — выпалил Паркинсон, но когда произнес это, увидел, как изменился взгляд Лоры, боль была настолько глубокой, что он почти пожалел ее, но остановил себя. Более вероятно было, что она просто ждала, когда он уйдет.

— До свидания, — попрощалась Лора и вошла в комнату Оуэна, закрыв за собой дверь. Медсестра скатывала манжетку аппарата для измерения давления. Когда Лора села у кровати, они вышли.

— Он очень странный человечек, — обратилась она к Оуэну, лежавшему с закрытыми глазами. — Он, кажется, был чем-то очень рассержен. Вы накричали на него?

Не открывая глаз, Оуэн сделал знак, который, как знала Лора, означал смех, и протянул руку. Она сжала ее обеими руками, и он слегка кивнул головой.

— Вы хотите поспать?

Он снова кивнул. Она поднялась и зашторила окна тяжелыми бархатными шторами, закрыв вид на розовый сад. В комнате было темно и печально. — Хотите, чтобы я осталась?

— Здесь.

Она села рядом с кроватью.

— Что вы хотите?

— Сказать тебе. — Глаза были все еще закрыты, лицо пепельного цвета. — Дорогая Лора… Оставил тебе… немного… в моем завещании.

Глаза Лоры наполнились слезами.

— Не говорите об этом. Вам становится лучше. Сегодня утром я видела, как вы шевелили другой рукой.

— Нет. — Он открыл глаза, и было такое впечатление, что он смотрит откуда-то изнутри себя. — Люблю тебя, дитя мое. Ты дала мне столько радости. — Смех задрожал в горле. — Иногда… Я хотел быть на месте Поля. Быть в его возрасте. Столько любви…

Лора плакала:

— Не уходите. Я люблю вас, Оуэн. Я буду заботиться о вас. Я думаю, что вы поправитесь, я обещаю. Я люблю вас. Не покидайте меня, я столько всего хотела рассказать вам… пожалуйста, не уходите.

Она склонилась над ним, и Оуэн протянул руку и ощутил ее слезы. Его рука гладила ее мокрую щеку.

— Дорогая Лора. Закончи… наши планы. Теперь — твои. Я хотел бы… я мог увидеть… это. — Он закрыл глаза. — Закончи.

Пальцы скользнули по щеке. Лора схватила его руку, прежде чем она успела упасть, и сжала обеими руками.

Она целовала и держала его руку, а слезы текли по лицу потоком, который она не могла удержать.

— Вы дали мне жизнь, — сказала она сквозь слезы. Она опустила голову и прикасалась губами к спокойному лицу Оуэна, чувствуя неровное, прерывистое дыхание, которое едва слетало с его усов. — Дали все, что я представляю собой. Вы научили меня гордиться собой. Я не отблагодарила вас в полной мере. Я даже не рассказала вам всей правды о себе, чтобы вы узнали, сколько сделали для меня. Я собиралась рассказать вам, я хочу рассказать сейчас. Вы меня слышите? Вы дали мне жизнь, вы часть моей жизни… Пожалуйста, скажите, что вы слышите меня. Я не отблагодарила вас, не объяснила, как много вы для меня сделали и что это значит для меня…

В комнате было темно. Лора плакала, слезы падали на лицо Оуэна, и казалось, он тоже плачет.

— Я люблю вас, — прошептала Лора. — Я знаю, вы слышите меня, потому что мы всегда слышим, когда говорят о любви. Да, дорогой Оуэн, я люблю вас.