Невольно он улыбнулся:

— Звучит крайне нелогично, и я не могу объяснить почему, но, да, я знаю. Мне следовало поверить тебе тогда, мне следовало верить в тебя настолько, чтобы знать, что ты не лгала мне, а теперь верю. Я на семь лет старше тебя; это достаточное основание? Думаю, я изменился за эти годы. Я много думал о нас с тобой, о себе: что я за человек, что по-настоящему важно для меня, что я сделал неправильно в прошлом… Черт возьми, никак не могу увязать все в единый гладкий пакет; а надо ли?

Она смотрела на него, не отрываясь:

— Не знаю, возможно, это поможет мне понять. Ты думаешь, что мне следует просто верить тебе?..

— Тут два пути, — парировал он. — Ты не доверяла мне или не верила, когда мы были вместе. Ты ничего не рассказала мне о своем прошлом или почему ты и Клэй выбрали нашу семью, чтобы устроиться на работу, ты не дала отпора Феликсу, когда он стал оспаривать завещание Оуэна. Если бы ты тогда сказала мне правду, сказала правду всем нам и поверила в нас, мы, возможно, преодолели бы все те невзгоды, мы, возможно, не потеряли бы все эти годы…

Лора молчала, думая о Бене. Она все еще не сказала всей правды.

— Ты не можешь в это поверить? — спросил Поль, голос его ослаб.

— Да. Мне следовало рассказать тебе. Но я не знала как. Я боялась потерять тебя, потерять всех вас, я не могла сделать этого.

Она подняла руки, затем уронила их.

— Видимо, для тайн и секретов всегда находятся веские основания. Извини, мне следовало рассказать тебе… если бы я тогда тебе рассказала…

Последние слова были едва слышны.

— Однако в итоге, — сказала она более отчетливо, — ты веришь в меня… Не знаю… Даже не знаю, что и подумать. Как я могу, когда ты только что рассказал мне про этого человека, его расследование? Если ты прав, он собирается обвинить меня?..

— Не уверен. Не знаю, какой шаг предпримет Сэм; он допускал возможность ошибки. Я только хотел, чтобы ты была настороже…

— Не понимаю, что это значит?

Это был крик о помощи, и на этот раз Поль не смог сдержаться; он обнял ее и прижал к себе. На мгновение она прильнула к нему, затем попыталась вырваться.

— Нет, так делу не поможешь… это лишь все осложнит…

— Все правильно, — сказал он, целуя ее. Его руки крепче сплелись вокруг нее, словно он хотел, если бы мог, вдавить ее внутрь себя. Он прильнул к ней губами, его язык коснулся ее языка, так, как он мечтал об этом мгновении гораздо большее число раз, чем признавался себе.

Лора также дала волю чувствам. Она прижала его к себе, и ее тело устремилось ему навстречу, приспосабливая себя к нему, ближе, ближе, впуская его в то пустое пространство, оставшееся внутри, в тот пустующий участок в своем сердце, который ни разу никем не был занят с тех пор, как она ушла из дома Оуэна. Она скучала по нему, мечтала о нем и вот теперь, сжимая его в объятиях, призналась себе: что бы она ни сделала со своей жизнью, Поль был и всегда будет ее частью. Оуэн вселил в нее гордость и уверенность, помог повзрослеть и отрешиться от своего прошлого; Поль подарил ей любовь, которая позволила ей ощутить себя полноценной личностью и женщиной. Теперь она знала это; она не будет морщиться или отрицать это. Она позволила себе хотеть его и признала, что хотела и раньше, пусть даже на этот короткий миг, когда ничто другое не может вмешаться.

— Я люблю тебя, — сказал он. Его губы касались ее. — Дорогая Лора, я люблю тебя. Я скучал без тебя и никогда не переставал любить…

Судорожно глотнув воздуха, Лора отпрянула от него.

— Но ты женат. У тебя другая жизнь. — Голос ее дрожал. — Все эти годы ты считал, что я…

— Я ошибался! Я сказал тебе… я стараюсь, чтобы ты поняла…

— Не могу!

Она стала нервно ходить по кабинету.

— Что ты от меня хочешь? Считать тебя любовником? Мужем? Даже если бы у тебя не было жены, как бы я смогла? Просто переключить свои мысли? Так, что ли? В эту минуту у меня есть жизнь, в которой я разбираюсь, которую я понимаю и могу планировать — жизнь, которую я сама создала, на которую рассчитываю, которой наслаждаюсь, и в следующую минуту я должна все это переменить только потому, что появился ты и сказал, что хочешь быть частью всего этого? Как можешь ты быть частью этого?

Она стояла около окна, глядя на него. Теперь ее голос был тверд, взгляд спокоен; все другие мысли отошли в сторону, она вновь контролировала себя.

— У меня нет времени подумать о тебе. Ты принес мне новые проблемы, над которыми придется поразмыслить. Кражи… обвинения… Я пыталась отделаться от этого на протяжении одиннадцати лет. А ты хочешь, чтобы я думала о любви?

Его глаза не отпускали ее глаз.

— Я мог бы быть другом, если не любовником, и я мог бы быть тебе полезным, если позволишь. Она глубоко вздохнула:

— Что ты имел в виду, когда говорил, что я должна быть настороже?

— Что ситуация складывается так, словно кто-то намеренно подставляет тебя или использует. У Сэма двое подозреваемых, а не один.

Наступила пауза, затем глаза Лоры потемнели.

— Ты имеешь в виду Клэя? Ты советуешь мне быть настороже от Клэя?

— Правильно. Именно это я говорю тебе. Он имел возможность совершить это; любой на его посту имеет допуск в любую часть любого из твоих отелей, и он мог использовать деньги. Он играет — ты знаешь об этом? Играет по-крупному. Лора, слишком многое указывает на него, чтобы любой разумный человек мог игнорировать…

— Разумный! Кто ты такой, чтобы говорить о разумности? Хочешь, чтобы я поверила в происшедшие с тобой перемены? Ты доверяешь мне, хотя это противоречит всякой логике. Мне не следует обманываться на этот счет. Что ж, я скажу тебе — логически, разумно и веря — что Клэй не вор. Он ничего не крал; он не стал бы делать этого ради меня, даже если бы хотел! Он любит меня и заинтересован в том, что я пытаюсь построить здесь! Он часть моего дела, часть моей компании, он нанесет вред себе, причиняя ущерб отелям, он собирается жениться, он повзрослел, это он изменился, а не ты!

Она знала, что это неправда, даже когда говорила. Но слова вылетали сами, смешанные с любовью и желанием, которые она старалась погасить, пока они горели внутри ее, пропитанные злостью на себя за то, что на какой-то момент она оказалась беззащитной. Холодная ярость, охватившая ее, казалось, была такой же, какой она ее помнила с тех времен, когда Поль, когда вся его семья в первый раз обвинили ее и Клэя в воровстве, лжи и обмане.

— Ты ничего не знаешь о Клэе! — воскликнула она. — Или обо мне! Ты не знаешь…

— Ты права, не знаю. Но хочу знать.

Он пересек кабинет и остановился около нее.

— Черт возьми, Лора, я люблю тебя и хочу наверстать упущенное за эти годы. Я хочу узнать тебя снова; я хочу узнать ту женщину, какой стала ты. Ты права, я ничего не знаю о Клэе. Но если Сэм прав относительно него? Я что, должен отвернуться и сделать вид, что Сэм никогда не говорил со мной, когда я знаю, что он может причинить тебе боль? Тебе уже причиняли боль. Знаю, я сам причинил ее тебе, и пусть я буду проклят, если хочу причинить ее вновь. Я люблю тебя, хочу помочь, защитить, если смогу, от всякого, кто обижает тебя…

— Перестань, пожалуйста, перестань, — голос Лоры был так тих, что ему пришлось нагнуться, чтобы расслышать. Она повернулась, чтобы посмотреть в окно на улицу через узкие щели жалюзи.

— Я знаю, что ты пытаешься помочь мне, но не поможешь, не нападая на Клэя. Пойми, он — моя семья; он был со мной все эти годы, и я не позволю тебе или кому бы то ни было подорвать мою веру в него. Ты хотел, чтобы я верила тебе и твоей семье; хочешь, чтобы теперь я верила тебе. Ты не можешь требовать от меня не верить Клэю.

Наступила длительная тишина. Через окно долетали звуки автомобильных клаксонов; в коридоре за закрытой дверью кабинета Лоры мужской голос пожелал доброго вечера, женский ему ответил. Поль взглянул на маленькие часы, стоявшие на столе Лоры. Было очень поздно.

— Извини, — сказал он таким же низким, как у нее, голосом. — Конечно, ты права. Ты должна верить и доверять ему. — Он колебался. — Но думаю, слепая вера может быть столь же плоха, как и отсутствие всякого доверия. Ты знаешь Клэя, а Сэм и я не знаем, и, может быть, ты совершенно права, Лора…