Далее было короткое расследование и Женька, не желая отпираться, быстро сделал чистосердечное признание. Но оно его не спасло. На Будинаса имели уже не зуб, а акулью пасть, и моментально отчислили из РРТИ.

А Вознесенский был прав: время действительно наползало отвратительное.

Домой он не ринулся, и от родных скрывал свой вылет. Да и в Рязани ему было комфортно.

Я тоже с четвертого курса покинул институт. В те времена и до 1990-х годов действовал изобретенный при социализме капкан. Чтобы поступить на работу, нужна местная прописка. А прописаться на съемной площади можно, если есть место работы или учебы. Короче, проблемы были. Мы искали работу, находили ее, и как-то даже работали на одном «почтовом ящике», но в разных цехах (а там строго) и встретиться могли только после работы. В эти периоды денег было уже больше, чем стипендия. Позволяли себе посидеть и в ресторане, это Женька любил, ведь вырос в Вильнюсе. Не подумайте про разгул (завтра на работу к 8.00). Просто чашка кофе с коньяком и порция сыра на двоих, т.е. по рублю с клиента, но сидеть можно долго и в тепле.

И вот случился в какую-то весну великий разлив Оки. Вода подступила вплотную к городу. Троллейбусная трасса к реке и мосту была затоплена, как и автовокзал на заречное направление. Вышли мы с Будильником на набережную и увидели, что до самого горизонта — вода. Через Трубеж (малый приток Оки) на низком берегу реки был небольшой массив из деревянных домиков, которые чудом не были затоплены.

Вспыхнула идея, завелись с пол-оборота и решили поплыть к горизонту. На этом теперь островке у каждого была если не моторка, то весельная лодка.

Быстро сбегали в пункт проката и взяли палатку. Купили хлеба, консервов, чаю. Я принес кружки, фонарь и топорик. Далее пришли на этот остров, оставили какому-то удивленному хозяину часы, какой-то документ и аванс. И все! Весла на воду, юнги!

Мы спокойно гребли в неопределенном направлении и вдруг во что-то уткнулись. Посмотрели за борт, а там под водой рельсы. Вспомнили, что на берегу Оки начиналась узкоколейная однопутка. Она была, как и положено, на небольшой насыпи, что приподнимало ее в этом редкостном потопе. Будильник, конечно, тут же разулся, перелез через борт и начал прохаживаться по шпалам.

Фотоаппарат бы тогда! А современную легкую видеокамеру?.. Такое бы там насочиняли! Позже, в фильме «Бриллиантовая рука» Андрей Миронов эффектно шел «по воде аки посуху» (пардон, Андрей, Вы опоздали...)

Развеселившись этим случаем, поплыли дальше и запели:

Уже солнце клонилось к горизонту, когда достигли мы тверди земной. Это оказался плоский унылый берег с редкими и жидкими кустами. Никаких пальм с кокосовыми плодами, никаких бананов и ананасов. «Господи, почему нам досталась Россия?».

Но палатку поставили, взяли все необходимое (точнее, очень скудное) для костра, запалили, вскипятили воду, зачерпнув у природы, заварили чай, набросали сахар для калорийности и уселись у костра, потягивая напиток и сигарету.

Женька был непривычно молчалив. Тишь была великая, воздух чистейший, безветренный. Блаженство и Вселенская печаль (в одном флаконе) — такое вот было настроение.

Необычно быстро устав от мыслительной деятельности в непрокуренном пространстве, без стен и потолка и при декорациях из звезд и Луны, мы умиротворенно заснули.

Утром следующего дня мы осознали, что еды взяли легкомысленно мало. Оставалось только плыть обратно. Но пошли другим курсом. Через Луковский лес, что стоял на низком берегу и был затоплен: стволы под водой, а ветви изображали большие кусты. Очень красиво, не хуже чем берег с пальмами. Один был на носу лодки и раздвигал ветви, давая команды гребцу, который вертел головой и веслами, получая одновременно пружинистыми ветками по шее, голове, по носу. Так мы медленно и с удовольствием прошли лес.

«Мореплавание» было нашим последним совместным случаем самодеятельности. Родные навалились на Женьку, а серьезной мотивации для жизни в Рязани у него не было. Кажется, за ним приехал старший брат, и Евгения этапировали на родину.

Однажды Женька нагрянул в Рязань, и не один, — а с другом детства, Валерой Кузьменко. Явились они с большими рюкзаками. Оказалось, Женька придумал показать Валере не только любимый город, но проехать дальше — по узкоколейке, на уникальном поезде с миниатюрным, умилительно пыхтящим паровозиком и маленькими вагончиками через бескрайние леса Мещеры на Владимир, а потом автостопом — на Суздаль, Ростов.

И ребятам все удалось. А могли бы греть пузо под скупым балтийским солнцем в Паланге или Юрмале.

Но у литовца Будинаса единственной любовью на всю жизнь был «великий и могучий» русский язык, неоспоримо пригодный, по его мнению, для поэзии и любой литературы. Хотя он частенько возвышал в бытовом смысле Литву, но старину Руси, ее историю и культуру искренне уважал. В графе «родной язык» писал — русский.

У Будинаса была магическая способность сдернуть человека с привычной жизненной колеи и куда-то заманить.

Позвонил он как-то и сразу: «Ты хочешь увидеть Окуджаву?». Я ответил: «В любое время я могу послушать его с магнитофона». — «Чудак, Окуджава и Григорий Горин приезжают к нам в редакцию газеты «Знамя юности» на эти выходные дни!». Был четверг. И что вы думаете? Я попросил жену сообщить на работу насчет отгула, и в субботу уже был в Минске.

Когда гости появились в редакции, у журналистов случилось легкое замешательство. Евгений и его коллеги не ожидали, что Булат будет без гитары. Вот что значит стереотип. А он спокойно объяснил, что в поездки гитару с собой не берет. Пока гостей угощали коньяком, Евгений сердито шипел в коридоре: «Ну, достаньте гитару, придумайте что-нибудь!» Потом предложили Горину почитать его прекрасные юморески. Не прошло и двадцати минут, как гитара появилась. Окуджава настроил гитару «под себя» и спел несколько песен, которые, по его словам, не разошлись широко по кассетам. Отвечал на вопросы. Все это писалось на магнитофон.

Состояние у меня было необычное. Я сижу в одной небольшой комнате с человеком, который уже вошел в Историю. С естественной скромностью, не придавая этому значения. И никакие властители, никакие политбюро его оттуда не вытолкнут, как это случилось с Есениным, Гумилевым, Мандельштамом, Ахматовой и другими.

На следующий день пошли к Окуджаве в гостиницу попрощаться, Булат вручил Евгению листочки со стихами, о чем-то тихо поговорили, далее он пожал нам руки, и дверь за ним закрылась. Руку я не мыл до возвращения домой.

Будинасу я сказал, что «не жалею о том, что прискакал, но больше, Женька, так не делай — я сознательно изживаю впечатлительность и хочу стать нормальным обывателем».

Он расхохотался.

Как-то получился у меня отпуск в сентябре, и я знал, на что он уйдет. И опять возник Будинас с явным намерением отпуск мне испортить,

Для нас его завлекаловка выглядела примерно так. «На севере Тюменской области (близко к Полярному кругу) строится еще один городок с названием Светлый. Там все по-другому, там строят сначала комфортные дома, а потом поселят нефтяников, там молодежь хорошая, там сухой закон и замечательные руководители. Построили вечернюю школу, нужно ее организовать и запустить, но это моя забота. Ты и Осокин нужны мне для моральной поддержки, и еще для открытия в тайге модернового кафе. Развеетесь немного, ну дней десять, обратную дорогу оплатят», и т. д.

Агитации поддался и Саша Осокин, которому, кроме изложенных выше картинок города светлого будущего, Женька пропел о стадах непуганого зверья в первозданной природе. И этот примерный семьянин (редкая сейчас специальность), пообещав жене бросить к ее ногам шкуру лисицы, медведя, на худой случай волка, шагнул за порог. Меня же заинтересовала возможность увидеть непьющий рабочий класс.