Минман же убеждал меня в том, что машина тоже способна увлечь и затянуть. Это действительно так, когда начинаешь на ней работать (в конце концов мне пришлось это делать). Но это совсем не то увлечение!

У меня появился диктофон, когда достать его можно было только за валюту. Осчастливленный крутым приобретением, я, однако, быстро понял, что диктофон— губительная вещь для журналиста. Потому что существует магия написанного слова. Журналисту все рассказывают, он записывает на диктофон, потом спечатывает, читает и ему нравится. Но он не осознает, что при этом самостоятельно докладывает интонации, ведь только треть информации передается словами, а все остальное — мимика, жесты, паузы и вздохи.

Слепок ноги Майи Плисецкой никогда не станет полноценным скульптурным изображением, получится лишь достаточно мерзкая вещь. Для того чтобы это стало искусством, художник должен подойти творчески, подумать о воплощении... Точно так же и с текстами: их нужно переосмыслить, перевоплотить.

Внедрение электроники в жизнь губительно для цивилизации, на этот счет у меня нет никаких сомнений. Я в этом окончательно убедился, когда купил своему сыну компьютер, а Женька Фейнберг подарил ему компьютерные энциклопедии. Я обрадовался: мой сын живых книг не читает, как и вся современная молодежь, так хотя бы обогатит свою эрудицию с помощью компьютера. В силу своего любопытства я попросил его показать несколько толкований слов. Я был просто потрясен дикостью того, что там написано, все было искажено и извращенно. Потом я понял, в чем дело.

Энциклопедическая статья всегда была самым дорогим видом деятельности в журналистике. Вне зависимости от размера, такая статья проходила бесчисленные советы, комиссии, ее утверждали, согласовывали. В этом всегда участвовали профессионалы, существовала многовековая традиция подготовки такого рода статей. Стоит только посмотреть редакционную коллегию любого энциклопедического словаря. А сегодня— доступность и вседозволенность; каждый неуч, который умеет обращаться с компьютером, может создать и опубликовать любой словарь. Это же губительно для развития!

Мы спорили об этом серьезно с Хащеватским. Он утверждает, что это всеобъемлющая сеть, колоссальные потоки информации, это человеческий прогресс. А я доказываю обратное.

Традиционно считается, что самый интеллектуальный труд — крестьянский. На самом деле крестьянин перерабатывает и усваивает такое количество информации, которое ни с чем несоизмеримо. И это совершенно не поддается никакой математизации. Для того, чтобы вырастить редиску, человек должен много знать. Если попробовать запрограммировать этот процесс, то ничего не получится: невозможно составить программу выращивания редиски. Даже если и удастся составить такую программу, то получится не та редиска: вкусовые качества не моделируются. Этот спор происходил как раз тогда, когда мы ехали на конгресс, и вдруг, на конгрессе, моя точка зрения получила подтверждение. Во время компьютерного телемоста я заржал и сказал:

— А вот это и получится!

Мы разговаривали, а на экране все наблюдали компьютерное изображение, в том числе и свое. Вроде бы все похожи и узнаваемы, но это были не мы! Пройдя процесс математизации и потом восстановления назад, мы получились неживые!

Потом меня, конечно, жизнь заставила принять технический прогресс. По политическим соображениям мне пришлось много работать в Интернете, потому что оказалось, что таким образом можно обойти цензуру (хотя я считаю, что это не всегда благо!) Еще я начал пользоваться мобильным телефоном, более того, через год меня научили программировать утреннее пробуждение. Меня потрясло, когда утром я проснулся от звонка и, не соображая, что происходит, на экране увидел надпись: «Желаете еще вздремнуть?». Я нажал какую-то кнопку, и через пять минут телефон перезвонил, оповещая о том, что пора вставать.

Мы бы знали всю подноготную о Гоголе или Некрасове, если бы у них были мобильный телефон, Интернет и банковские счета! С помощью современных технологий мы бы вычислили каждый их шаг. Я был поражен, как ребенок, когда узнал, как легко можно узнать номер понравившейся девушки: нужно только попросить ее на секунду показать телефон и тут же набрать свой номер...

Нам нужно отдыхать от цивилизованных вещей. Если я еду на дачу, в деревню, отключаюсь от всего и полностью окунаюсь в ту жизнь, я не деградирую. Оказываясь среди простейших вещей, человек не становится менее развитым.

Однажды в Москве, в Доме журналистов, состоялась необычная пресс— конференция. Академики Берг и Либерман встречались только с журналистами, имеющими техническое образование. При входе даже проверяли дипломы. Меня как начинающего технаря (тогда я учился на первом курсе Рязанского радиотехнического университета) провели туда по блату друзья.

По стечению обстоятельств, я и академик, адмирал Аксель Иванович Берг, в перерыве оказались у соседних писсуаров. Естественно, я не мог не воспользоваться ситуацией, и вступил в непринужденный разговор:

— Аксель Иванович, хотите я вас познакомлю со своим другом?

— Если вы имеете в виду это дело, то у меня другая ориентация.

— Нет, нет, я не про это! Здесь присутствует мой друг, который написал реферат о науке творчества.

— О, это очень интересно! — сказал Аксель Иванович. – И где же ваш друг?

— Он срет...

Тогда я был именно такой. И именно так выходил в жизни из невероятных ситуаций, общался с любыми Косыгиными, Брежневыми, Машеровыми.

Например, с Машеровым я познакомился так. Был пленум ЦК комсомола. Машеров только-только получил первую «Волгу», подъехал, вышел из тогда казавшейся огромной машины, и вдруг кто-то из толпы его спрашивает:

— А правда, что на переднем сидении три человека помещается?

— Смотря, какие люди, — ответил он.

Я не удержался и добавил:

— И смотря рядом с кем.

С этого момента он меня запомнил. И общались мы потом достаточно свободно. Вот как важна в нужный момент вставленная фраза!

Мой друг Эдик на тот момент был аспирантом московского авиационного института. Я представил его академику Бергу, и он быстро, в трех словах рассказал Акселю Ивановичу о том, что творчеству можно обучать, что это такая же простая вещь, как и все остальное, чему учат в школе. Берг искренне заинтересовался и предложил моему другу сделать доклад на коллегии министерства электроники. Судьба человека решалась за один день! Аспирант МАИ выступит с докладом на коллегии министерства электроники в кабинете академика Берга!

Вот так прошла наша первая встреча с Акселем Ивановичем.

Жаль, мой друг не пошел на этот доклад, потому что Володьке Кривошееву позарез нужны были текстовки, и он на докладе Эдика нарисовал картинки для сатирического журнала. Таким уж мой друг был человеком, не мог отказать Володьке, не мог подвести товарища.

Во время учебы мне приходилось ходить на занятия по военному делу. Так как организм мой был совсем к этому делу не приучен, на лекциях я просто спал. Однажды я заснул настолько глубоко, что мне даже приснился сон, похожий на сюжет про экспедицию академика Берга: синее море, лазурный берег, выдраенная палуба, выстроившиеся матросы и я среди них. Академик Берг подходит, треплет меня за плечо.

Слышится команда:

— Равняйсь! Смирно!

Сон был навеян, я думаю, тем, что в это время на кафедре проходила генеральская проверка, для чего к нам в институт приехала комиссия во главе с этим самым академиком Бергом.

Так вот, когда в аудиторию зашла комиссия, то все вскочили, и только я блаженно спал, причмокивая губами. Наш полковник в ужасе подскочил ко мне:

— Офицер запаса Будинас, встать! Смирно!

И это в тот самый момент, когда мне снится команда: «Равняйсь! Смирно!», и сам академик Берг подходит ко мне в строю...

Я открываю глаза, вижу реального академика Берга, который к оторопи всех окружающих, вдруг говорит: