— Ты хочешь сказать, что Чехословакии просто сейчас надо сделать правильный выбор империи? — продолжал иронизировать Карел.
— Империю не выбирают, — покачал головой Ян. — Выбирает империя. Но зато потом империей гордятся. Вспомни, как в детстве мы показывали фотографию деда в форме офицера австрийской армии и гордились этим. И все те годы чехи жили, говорили на своем языке, пели свои песни, плясали свои танцы и при этом гордились империей, к которой принадлежали.
— И что же ты мне предлагаешь?
— Я тебе предлагаю перестать быть игрушкой в чужих руках и зажить самостоятельно.
— Это как? — поинтересовался Чурда.
— Вот посмотри на меня, — предложил Ян, — Я каждый день хожу на службу и вечером возвращаюсь к жене. Я получаю достаточную зарплату, чтобы прокормить не только свою семью, но и помочь родителям. Скоро у нас с Мартой будет ребенок. Я живу так, как жили наши отцы. Ты скажешь, что тяжелые времена, карточки и все такое. Да, но тяжелые времена переживает любое поколение. Наверное, это такой закон истории. А теперь посмотри на себя. Твоя жена не видела тебя считай три года. И на вопрос, когда ты к ней вернешься, кроме мифического «после победы», ты ей ничего не можешь сказать. Родителям от тебя тоже помощи нет, и отцу приходится искать работу потяжелее. Зато ты бегаешь с пистолетом и их освобождаешь.
— Но я сделал свой выбор и назад пути нет, — вздохнул Карел.
— Ерунда, ты еще ничего не успел сделать. Сейчас ты еще можешь придти с повинной и зажить как все нормальные люди. Пока можешь. Но очень скоро твои хозяева постараются привязать тебя кровью или чём-то там еще. И вот тогда уже пути назад не будет. Может и будет, но он будет намного сложней.
— Ты хочешь сказать, что я приду в гестапо, повинюсь и они меня отпустят на все четыре стороны? — уставился на Яна Карел.
— А кому ты нужен? — с каким-то презрением сказал Ян, — Ты им расскажешь, что знаешь и все.
— Ты предлагаешь мне стать предателем! — сказал Чурда.
— Просто ты предашь своих хозяев раньше, чем они тебя, — пожал плечами Ян, — А заодно можешь спросить у своей жены Марты, не чувствует ли она себя преданной, после того, как три года не знает кем себя считать: женой, вдовой или обманутой невестой.
Ян достал из кармана кителя газетный листок и протянул его Карелу.
— Вот смотри, — сказал он, — за сведения об убийцах Гейдриха обещают десять миллионов. За какого-то, такого же, как ты дурака — сто тысяч. Я думаю, что те сведения которыми ты владеешь, имеют ценность пониже первого, но повыше второго. Если ты получишь за них хотя бы двести тысяч, то вполне сможешь устроить себе жизнь. Даже в такие тяжелые времена как, сейчас.
Карел даже не стал брать в руки предложенный ему листок: он прекрасно знал оба эти объявления.
Прага, 14 июня 1942 года
Перед Абендшеном сидел мужчина лет тридцати, крепко сложенный и очень напуганный.
— Итак, вы пришли к нам, чтобы дать показания по поводу вещей, которые были выставлены на витрине магазина «Батя»? — спросил Абендшен.
— Да, — скорее промычал, чем ответил мужчина.
— Ну что же, и что из вещей вы узнали? — поинтересовался Абендшен.
— Один из портфелей, — ответил мужчина.
Абендешен взял трубку телефона и позвонил в следственную часть.
— Принесите, пожалуйста, мне в кабинет портфели для опознания, — попросил он.
Через минуту у него на столе стояло пять портфелей.
— И какой же портфель вам знаком? — поинтересовался Абендшен.
Парень безошибочно и не очень-то всматриваясь указал на портфель с автоматом.
— Очень хорошо, — кивнул Абендшен. — А не можете ли вы сказать, что лежит в этом портфеле?
— Автомат «Стен», — не задумываясь ответил парень.
— Просто прекрасно, — улыбнулся Абендшен, — А теперь расскажите мне, при каких обстоятельствах, где и у кого вы видели этот портфель.
— Этот портфель я видел у поручика Габчика, когда он был в квартире семьи Сватошовых.
— Опишите мне, пожалуйста, этого поручика, — попросил Абендшен.
Карел Чурда подробно описал Габчика, что в общем-то очень хорошо согласовывалось с тем, как описали одного из преступников свидетели преступления.
— Этот поручик Габчик живет в семье Сватошовых?
— Нет, кажется, он там не жил, — покачал головой Чурда, — одно время он жил в Полувсине близь Жилины, но боюсь, что сейчас он скрывается где-то в другом месте.
— А что вы можете сказать на счет второго портфеля? Кстати, вы сможете его опознать?
— Второй портфель я видел только на витрине магазина, — признался Чурда. — Я могу только предположить, что он принадлежит поручику Кубишу, ближайшему другу Габчика.
— Опишите, пожалуйста, этого Кубиша, — насторожился Абендшен и получил точное описание второго преступника.
Несколько секунд Абендшен молча обдумывал сложившуюся ситуацию, а потом наклонился вперед и сказал:
— Молодой человек, давайте будем до конца откровенными. Что вы ожидаете от нас?
— Вообще-то, — начал, заикаясь, Чурда, — я хотел бы получить хотя бы часть вознаграждения и жить спокойно.
— Судя по всему, вы сможете заработать если не всю сумму вознаграждения, то приличную ее часть, — заверил его Абендшен, — Только вот объясните мне понятней, что вы подразумеваете под «жить спокойно»?
— Видите ли, я тоже парашютист, — выдавил из себя Чурда, — Я бы хотел получить документы, вознаграждение для того, чтобы обустроить свою жизнь и жить как все люди.
— Все это вполне реально, — пожал плечами Абендшен, — Вы нам даете правдивую информацию — и мы выполняем все ваши условия. У нас уже есть один такой парашютист. Он пришел к нам сразу же после приземления.
— Кто это? — насторожился Чурда.
— Возможно, мы вас с ним потом познакомим, — уклонился от ответа Абендшен. — Я это вам говорю к тому, чтобы вы поняли, что мы подобные условия принимаем. А заодно вы должны иметь в виду, что мы можем проверить данную вами информацию. Пусть не в полном объеме, но хотя бы частично. Разговор у нас с вами будет очень длинный. Может быть, заказать кофе, чай или коньяк?
— От чашечки кофе и рюмки коньяка я бы не отказался, — улыбнулся Чурда, и Абендшен понял, что его посетитель справился со своими страхами.
Пока дежурный нес кофе, Абендшен разложил на столе несколько папок и конвертов. Потом налил две рюмки коньяка, себе и гостю, и снова сел за стол.
— Ну, начнем с Англии, — предложил Абендшен, — Где расположены курсы парашютистов?
— В Шотладии, в местечке под названием Каммес-Дэррахе, — без запинки тут же ответил Чурда. — Это те курсы, на которые направляют чешских военнослужащих. Есть еще курсы для поляков, французов и англичан, но их местоположения я не знаю.
— Понятно, — ответил Абендшен и приложился к своей рюмке. — А с каких аэродромов производится заброска?
— Меня забрасывали с аэродрома Велесбен, но, насколько я знаю, есть еще запасной аэродром в Нарвике.
Абендшен положил перед Чурдой несколько фотографий.
— Скажите, пожалуйста, кого вы из этих людей знаете и что можете сказать о роде их занятий, — попросил он.
Чурда внимательно перебрал фотографии и ответил:
— Вот штабс-капитан Шустр. Он фактически является командиром для всех парашютистов. Он же лично сопровождает группы на заброску. А это майор Блавиц. Он отвечает за снаряжение. Вот это, кажется, полковник Моравец, шеф разведки Чехословакии. Но здесь я не уверен — полковника я видел мельком и всего один раз. А этих двоих не знаю, хотя у меня такое чувство, что я их где-то видел.
— Просто великолепно. Я начинаю верить в вашу искренность, — заверил Абендшен, — Кстати, вы так мне и не представились. Как прикажете к вам обращаться?
— Ротмистр Чурда, — вскочил Карел с места.
— Сидите, сидите, — махнул рукой Абендшен. — Поищите знакомые лица вот в этой пачке, — протянул он Чурде еще несколько фотографий.
Чурда начал перебирать фотографии — на них были изображены парашютисты, многие из них были довольно старыми и мелкими, очевидно, взяты из каких-то местных архивов. Сначала Чурда хотел было сказать, что почти никого не знает, но потом вспомнил о парашютисте, который уже пришел в гестапо раньше него, и начал называть всех подряд.