— Третий вовсе не обязателен, — возразил Вальчик. — Он меня только свяжет. Давайте подумаем. Если все удалось хорошо, то мне надо будет возвращаться на угол за велосипедом. Если мне придется вас прикрывать, то возвращаться за велосипедом будет еще трудней. Во втором случае мне удобней сделать несколько выстрелов из толпы и, как только вы начнете отходить, снова смешаюсь с толпой. Учтите, что вы в любом случае привлечете к себе большее внимание, чем я.

— Хорошо, на этом тогда и остановимся, — кивнул Габчик. — Остается получить подтверждение Лондона на проведение этой операции и выяснить точные дату и время выезда Гейдриха.

— А зачем подтверждение приказа? — удивился Вальчик. — Насколько я понимаю, вы именно для этой акции сюда и заброшены.

— Так-то оно так, — нехотя ответил Габчик, — но все руководство местного подполья, вплоть до Объединенного комитета Сопротивления, считают эту акцию не только преждевременной, но и вредной. Они боятся, что после нее от подполья останутся ничего не значащие крохи. В Лондон послано уже несколько радиограмм с просьбой отменить эту операцию. И я дал слово Индре, что не буду ничего предпринимать, пока не получу подтверждение из Лондона. Пока Лондон молчит. На днях Бартош должен уже от моего имени запросить подтверждение.

— Понятно, — кивнул Вальчик.

Полковник Моравец закончил свой доклад и застыл в какой-то выжидательной позе.

— У вас ко мне что-то еще? — поинтересовался Бенеш.

— Да, пан президент, — вздохнул Моравец, — у меня есть к вам один серьезный и неприятный разговор. Я уже вам говорил, что мы получили несколько радиограмм с просьбой отменить ваше распоряжение о покушении на Гейдриха. Последняя, полученная мной радиограмма по этому поводу подписана Объединенным комитетом Сопротивления. Это достаточно серьезный орган. Хотя не все прислушиваются к его решениям, как к обязательным, он имеет очень большой авторитет среди антифашистских сил. Комитет выходит на нас впервые, и я бы не хотел так сразу портить с ним отношения.

— Это все происки коммунистов, — взорвался Бенеш. — Это им выгодно отговорить нас от проведения этой акции, а потом под тем предлогом, что настало подходящее время, осуществить эту акцию самим. Нельзя поддаваться на эту провокацию. Акция имеет необычайную важность.

— Я не думаю, что за всем этим стоят только коммунисты, — покачал головой Бенеш, — Объединенный комитет представляет всех, кто борется с немцами. Решения принимаются совместно. К тому же, первые две радиограммы исходили не от комитета, а от руководителей подполья, которые работают непосредственно с нами. И делают они это потому, что не приемлют коммунистические взгляды.

— Значит, они просто не понимают, что ими манипулируют, — настаивал Бенеш, — И вообще, мне непонятно, почему об этой операции знает так много народа? Мы же с вами говорили о соблюдении строжайшей секретности! А теперь эта операция обсуждается, как последняя базарная новость!

— Мы просто вынуждены были посвятить в суть операции тех, кто должен был помочь в ее осуществлении, — пожал плечами Моравец, — Учтите, эти люди не отказали нам в помощи: они просто просят нас обдумать наше решение.

— Это решение было рассмотрено со всех сторон на заседании правительства, — нахмурился Бенеш. — Почему они, сидя там, считают, что лучше нас понимают международную ситуацию?

— Они как раз и не заикаются об этом, — покачал головой Моравец, — они говорят о ситуации в Протекторате, а что происходит там, вы уж меня извините, они знают лучше нас с вами.

— Давайте прекратим этот бесполезный спор, — строго сказал Бенеш. — Я просто вам приказываю осуществить эту акцию. Немедленно дайте радиограмму группе «Антропоид» приступить к выполнению поставленной перед ними задачи. Вы можете дать эту радиограмму так, чтобы о ее содержании знали только они?

— Да, они имеют свой собственный код, который больше никому не известен.

— Вот и дайте радиограмму этим кодом, — приказал Бенеш, всем видом подчеркивая, что на этом разговор закончен. — Надеюсь, что в ближайшее время я услышу или об успешном выполнении этой задачи, или об ее провале. Выполняйте.

— Слушаюсь, — сквозь зубы ответил Моравец и развернулся к выходу.

Габчик и Индра сидели за столиком в пивном баре «У кота». Вид у Индры был очень недовольным, Габчик тоже сидел нахмурившись.

— Так значит, Лондон не хочет отказаться от этой операции? — задумчиво, не то спрашивая, не то делая вывод, сказал Индра.

— В том-то и дело, что не отказывается, а настаивает на ее скорейшем осуществлении, — уточнил Габчик.

— Наверное, до них тоже дошли слухи о переводе Гейдриха, — вздохнул Индра.

— А что это за слухи? — насторожился Габчик.

— По непроверенным данным, Гейдриха хотят в ближайшее время отозвать из Протектората и отправить во Францию, — ответил Индра, — Не знаю, насколько это верно, но я слышал об этом из совершенно разных источников.

— Тогда действительно нам надо поспешить с этой операцией, — кивнул Габчик, — во Франции нам будет его уже не достать.

— Я вчера встречался с Опалкой, — сказал Индра, — он мне ничего не сказал про радиограмму о покушении.

— Он просто о ней не знал, — пояснил Габчик, — радиограмма пришла именно для нас. Она была зашифрована кодом, который знаем только мы с Яном. Бартош тоже не в курсе содержания этой радиограммы.

— А почему такая конспирация? — грустно улыбнулся Индра.

— Лондон очень недоволен тем, что в суть операции посвящены очень многие, — ответил Габчик, — они боятся, что это может привести к провалу. Лондон живет своей жизнью и не хочет и слушать о том, что здесь все далеко не так, как они себе это представляют.

— Ну что же, будем выполнять приказ, — кивнул Индра. — У вас, как я понимаю, все готово. Дело только за сигналом.

— Мы уже думаем даже о том, чтобы попробовать осуществить покушение без сигнала, — признался Габчик. — Хочется поскорее со всем этим покончить. Мы тоже устали от неопределенности.

— Я вам сказал, что хоть я и противник этой операции, я окажу вам любую посильную помощь, — напомнил Индра. — Подождите еще недельку: я уверен, что в ближайшие дни все решится.

Около полудня на витрине часовой лавки пана Новатного начали тикать большие настенные часы «Морис-Лонкрус». А около двух часов дня перед этой витриной остановилась уже немолодая дама. Она долго разглядывала витрину и даже сказала остановившемуся рядом с ней мужчине:

— Часы с маятником просто завораживают. И никак нельзя догадаться: то ли они смело идут в неизвестное будущее, то ли отсчитывают оставшееся время до известного только им события.

— Да, пани, простое тиканье совсем не то, — вежливо согласился мужчина.

А уже около девяти часов перед самым заходом солнца в дверь мастерской позвонил Индра.

— Насколько я понимаю, у вас есть для меня хорошие новости, — сказал он, когда пан Йозеф провел его на кухню и, усадив за стол, поставил кофейник.

— Да, я узнал то, о чем вы просили, — кивнул пан Новатный. — Гейдрих должен вылететь в Берлин в среду. Время вылета самолета где-то около полудня, поэтому из Паненске-Бржежан протектор выедет часов в десять.

— Это точно? — спросил Индра.

— Ну, насколько вообще что-то может быть точным в этом мире, — философски заметил часовщик. — Я сегодня заводил часы у него в кабинете и прочитал пометку у него на настольном календаре.

— Очень хорошо, — кивнул Индра. — Вы нам очень помогли.

На самом деле, он был несколько разочарован: у него все еще теплилась надежда, что Гейдриха срочно и неожиданно переведут, и покушение не состоится.

— Я примерно догадываюсь, зачем вам эти сведения, — сказал часовщик, снимая с плиты закипевший кофейник. — Поэтому я скажу вам большее: Гейдрих поедет на доклад к фюреру, и с ним будут очень важные документы. Думаю, он будет с этими документами работать и дома, поэтому по дороге из Паненске-Бржежан в Град они должны быть у него.