Наконец, Бартош пришел в себя от неожиданности, прошел в комнату, сел напротив Вальчика и сказал:

— А рация?

— И рация здесь, — засмеялся Вальчик.

Наконец вокруг стола собрались и остальные.

— Рассказывай, как ты здесь очутился, — попросил Бартош.

— Наверное, так же, как и ты, — ответил Йозеф. — В общем, приземлился я в том лесу у дороги. Еще в воздухе я заметил один парашют и старался держаться к нему поближе. Его я нашел довольно скоро — это был грузовой, с рацией. Потом пошел искать вас, но ни вас, ни ваших следов так и не нашел. Смотрю, уже рассветает. Пошел прятать парашюты и рацию. Сначала я хотел закопать рацию вместе с парашютами, но меня словно остановил кто-то. Нет, думаю, перетащу-ка я ее поближе к дороге. И как позднее оказалось, правильно сделал. Потом пошел к деревне, дошел до указателя и понял, где я нахожусь.

— Во сколько это было? — поинтересовался Бартош.

— Наверное, где-то полшестого, а что?

— Мы с тобой разошлись минут на пятнадцать, — прикинул Бартош.

— Ну вот, прошел я эту деревеньку и пехом направился в Подебрады. Пришел туда около восьми. Взял такси и поехал на явку в Хрувим. И опять мне повезло. Подхожу к явке — нет никаких условных сигналов. Ни что явка действует, ни что явка провалена. Смотрю, дом вроде как кто-то и навещает, но не живет. Побоялся я туда идти. Да и машина там поблизости странная стояла — черный «Опель». Помнишь, как нас на курсах этими «опелями» пугали? Пошел в Микуловице, на запасную явку. Там пешком не очень далеко. Пришел я к пану Швадленке. Ну, наш первый диалог я тебе после как-нибудь расскажу. Умора полная. Я ему и пароль, и все остальное, а он мне — докажи, что ты парашютист. Тут, говорит, провокаторы стаями шляются, может и ты один из них. В конце концов, уговорил я его. Накормил он меня и уложил спать. Я так до следующего утра и проспал.

— К какому же времени ты туда добрался? — удивился Бартош.

— К какому добрался, не помню, — признался Вальчик, — а вот спать завалился в три часа дня. Наутро встал, и пан Швадленка отвел меня сюда, в Пардубице, к учителю Яначеку. Вот он сидит перед вами, — Йозеф кивнул головой в сторону хозяина квартиры, — Устроили мы тут военный совет — как нам перевезти рацию. За рацией поехали на следующий день все трое. Приехали в Подебрады, купили там санки и пошли за рацией. По дороге еще купили мешок картошки, чтобы спрятать в нем рацию. Это все мы заранее продумали. Пришли на место, откопали рацию, спрятали ее в мешке. И тут я пошел перепрятать парашюты. Даже не перепрятать, а просто проверить, надежно ли они спрятаны. Может что подправить. Прихожу — а парашютов-то там и нет. Вот тут-то я и закрутился.

— Как нет? — насторожился Бартош.

— Так и нет. Вырыл их кто-то. Я быстрей обратно и говорю: «Надо быстрее отсюда сматываться». Мы обратно вернуться хотели на поезде, но тут я говорю: «Нет». Если парашюты нашел кто-то из местных и прибрал их в хозяйство — это одно. А вот если их нашли немцы, то поезда наверняка прочесывают мелким гребешком. Оставили мы пана Яначека с картошкой в корчме, а мы с паном Швадленкой побежали в Подебрады за такси. На такси и сюда вернулись. Потом спрятали рацию у пана Швадленки. А сегодня узнал, что и вы здесь объявились. Вот и все мои приключения. А как вы здесь очутились?

— Ты сам только что сказал, примерно так же, как и ты. Не найдя ни тебя, ни рации, мы решили уходить. До деревни мы дошли тем же путем. А вот дальше я не рискнул сразу идти на явку, и пошли мы в дом к учителю и попросили у него приюта. Поесть, обогреться и немного поспать. Учитель оказался человеком неплохим: вопросов не задавал, накормил, обогрел и уложил спать. А часов пять вечера мы от него ушли. Пошли мы в одну деревушку около Гержманов-Местеца. Там у меня живут еще довоенные знакомые, а дочка у них до войны работала в Пардубецах. Вот я и подумал, попрошу у них ненадолго остановиться, а заодно узнаю обстановку и здесь. Ну, а вчера перебрались сюда.

Полковник Моравец шел быстрым шагом по огромному залу радиостанции и почти не видел сидящих по обе стороны машинисток, что-то читающих или пишущих корреспондентов, разговаривающих за стеклянными перегородками дикторов. Он направлялся в отдел связи разведки, расположенный в самом конце зала. Там, в небольшой комнатке с мощными приемниками и передатчиками сидело всего три человека. Он подошел к старшему, Вацлаву, мужчине средних лет с одутловатым, нездорового цвета лицом и спросил:

— Вы меня сегодня чем-нибудь порадуете?

— К сожалению, нет, — покачал головой Вацлав, — ни один из «Сильверов» на связь так и не вышел. Во вчерашних передачах на Прагу мы опять несколько раз вставляли условные фразы, чтобы дать им понять, что мы их не слышим.

— Продолжайте слушать, — приказал полковник, — и фразы продолжайте передавать.

— Может быть, фразы уже лишнее? — высказал свое предположение Вацлав. — Они и так понимают, что мы их не слышим. А как только выйдут в эфир, то связь установится.

— Нет, передавайте, — строго сказал Моравец, — Мы не представляем, какая у них там обстановка. Может быть, они так до сих пор и не установили связь с подпольем. Тогда у них просто нет возможности ни развернуть свою рацию, ни слушать ваши передачи.

— Я все это понимаю, — согласился Вацлав, — но и они должны учитывать фактор времени.

— А если они чинят рации и проверяют их работу по нашим фразам? — выдвинул очередную версию Моравец.

— Обе сразу? — засомневался радист.

— То, что они оба сразу провалились, вы считаете вполне возможным, а то, что у них у обоих одновременно отказала рация, вы считаете нереальным, — уже с раздражением сказал полковник, — Где тут логика?

— К сожалению, вероятность провала намного больше, чем вероятность отказа рации, — вздохнул Вацлав, — Я тоже за них переживаю, но при этом стараюсь оставаться реалистом.

— В общем, делайте так, как я вам сказал, — приказал Моравец и, не прощаясь, развернулся.

Больше его ничего не интересовало: остальные новости он прочитает позже из полученного стандартным путем рапорта.

В дверь постучали условленным образом: три точки и тире. Потучек встал с койки, отложил книжку и пошел к двери. На пороге стоял Бартош.

— Не ожидал тебя так рано, — улыбнулся Иржи. — Проходи, раздевайся, а я сейчас кофе сварю.

Бартош разделся, прошел в комнату, а когда появился с кофе Потучек, выложил из кармана на стол завернутый в газету пакет.

— Что это такое? — спросил Иржи.

— То, что просил, — улыбнулся Бартош. — Детали к твоей рации.

— Так скоро? — просиял Иржи. — И где, если не секрет, ты их достал?

— Это не я доставал, — покачал головой Бартош, — это местные ребята постарались. Говорят, что из полиции, правда, чешской.

— Отлично, — воскликнул Иржи, развернув пакет и посмотрев на содержимое.

— Теперь дело за тобой, — посерьезнел Бартош. — Связь нам нужна, как воздух. Лондон каждый день в радиопередачах напоминает нам, что он нас не слышит.

— Сегодня же и займусь, — пообещал Потучек, — если больше ничего не полетело, то завтра, в крайнем случае, послезавтра связь будет.

— Это хорошо, — кивнул Бартош. — Как ты тут обустроился? Все нормально?

— Нормально. Только вот рацию я хочу переместить в каменоломню.

— В какую каменоломню? — нахмурился Бартош.

— Здесь недалеко есть заброшенные каменоломни. Пещеры с несколькими выходами. Вести оттуда передачи будет безопасней. Ни один пеленгатор близко к тому месту не подъедет. Всех, кто туда приближается, можно заблаговременно заметить. А здесь на квартире — пеленгатор будет под самым носом, а ты и не заметишь. И дом незаметно окружить можно без особого труда.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Бартош.

— А вы как там устроились? — полюбопытствовал Потучек.

— Вальчик устроился просто замечательно: теперь он работает в ресторане «Веселка» и жить будет в Пардубице. Работа очень удобная: можно встречаться с кем угодно, не вызывая никаких подозрений. А со мной несколько хуже, — посетовал Бартош, — мне нашли квартиру в Дашице, и я в таком случае оказываюсь на отшибе. А мне надо бы быть в самом центре.