Перед мысленным взором одна за другой промелькнули картины, когда отец был равнодушен к ее горестям, когда ругал за мелкие провинности или просто не замечал, погруженный в свои мысли, наверняка мрачные и страшные. «Он никогда меня не любил, – подумала Патрина, – покойники для него гораздо важнее, ведь с ними отец провел втрое больше времени, чем со мной». Она почему-то не сомневалась, что там за потайной дверью целый склад мертвецов. На ресницах набухли две крупные капли.

Карисмус опустился на колени перед покойником, поправил на нем одежду, пригладил волосы и еле слышно пробормотал:

– Если все получится, не хочу, чтобы ты упрекал меня за свой внешний вид.

«Что получится, что должно получиться?» – подумала Патрина и вдруг осознала, что нежная беседа с мертвым – явное безумие. В эту минуту ей стало по-настоящему страшно. Мир повернулся к ней неожиданной гранью, в одно мгновение сделавшись чужим и страшным.

Карисмус закончил приготовления и сотворил первый пас. Напольный рисунок наполнился молочно-белым светом, что преломился в призмах, отразился в зеркалах и образовал причудливый купол из перекрещивавшихся лучей. Патрина захлебнулась болью, ее утробный хрип потонул в звоне посуды, вибрировавшей в такт силе, пульсации которой затопили пространство.

Из-под стола выскочила ошалевшая ярамса, прыгнула в сторону девушки, в попытке спрятаться подальше от нестерпимо яркого света. Патрина стиснула зубы и, превозмогая боль, попыталась поймать зверька. «Ничто не должно нарушать ход эксперимента, иначе это может привести к необратимым и страшным последствиям», – отец часто повторял эту фразу.

Ярамса увернулась и бросилась в обратном направлении. Страшного и необратимого Патрине на сегодня было более чем достаточно. Она ринулась за беглянкой, и руки сомкнулись на теле зверька как раз в то мгновение, когда ярамса пересекла границу светящегося рисунка.

Ритмичное биение силы сорвалось на конвульсивное подергивание, лучи утратили равномерную яркость и начали перемигиваться друг с другом, ехидно намекая магу, что власть его была недолгой и эфемерной. Зеркала и призмы внезапно пошли трещинами, от чего световые потоки окончательно изломались.

Карисмуса пригвоздило к месту; огрызки лучей метались, как обезумевшие твари, и прожигали дыры в его одежде, но он не мог даже пальцем пошевелить. Маг в ужасе и отчаянии смотрел на дочь, заходившуюся в крике. Тело Патрины, ставшее полупрозрачным, штопором завинчивалось в безумном вихревом потоке, разрывалось на миллионы кусочков, собрать которые воедино казалось уже невозможно. Ярамса утратила привычные контуры, расплылась кляксой и начала просачиваться в то, что недавно было человеческой плотью. Через несколько минут от обеих осталась только крутящаяся вертикальная воронка, состоявшая из густого тумана с редкими проблесками, как будто в нем клубится ледяное крошево, отражая свет.

Внезапно это подобие смерча схлопнулось, копьем прошило внутреннее пространство магического круга и лежащее в центре него тело. Затем воронка вновь развернулась. Напольные рисунки поблекли, зеркала и призмы осыпались мелкими осколками, наполнив лабораторию печальным звоном и шорохом. Так могло бы звучать безвозвратно утекавшее время, будь оно материальным.

Карисмуса отбросило назад, он ударился спиной о шкаф и рухнул на пол. Из воронки показалась громадная лапа, а следом и сама гигантская ярамса. Зверь огляделся, громко пискнул и бросился вон из лаборатории, ловко открыв дверь. Для этого ярамса поднялась на задние лапы и потянула ее на себя за ручку.

– О боги, – прошептал Карисмус, – я не знаю, кого невольно пробудил, но защитите от него мою дочь. Спасите ее!

За грудиной внезапно растеклась боль. Карисмус, не обращая на нее внимания, попытался подняться, чтобы последовать за ярамсой, вернее, за дочерью, но свалился без чувств. Один за другим погасли пульсары, и лаборатория погрузилась в кромешную темноту.

Ярамса в несколько прыжков преодолела лестницу и выскочила в коридор. На повороте ее занесло, но острые когти помогли быстро выровняться, оставив на полу глубокие борозды. Дверь во двор оказалась не заперта. Когда ярамса тараном проломила забор, позади раздался истошный крик. Бедная старая Салитэ, она как раз вышла из уборной.

На островах не водилось таких крупных зверей, поэтому для ярамсы оказалось трудно отыскать нору подходящего размера. Наконец ей удалось обнаружить достаточно просторную пещеру, куда она моментально забилась, чтобы затаиться. Некоторое время зверь дрожал, памятую о пережитом страхе, затем волнение улеглось, его сменила усталость. Глаза, некогда выглядевшие как бусинки, а теперь достигавшие размеров кулака дюжего детины, стали слипаться.

Тихие голоса, приглушенный смех, отсветы пламени костра. Патрина проснулась и прислушалась. Медленно пришло осознание – она не дома, а следом припомнились магический круг, боль и небытие. Как она оказалась в пещере, Патрина не знала, но сейчас это не имело никакого значения. Единственное, что было важно – уехать с острова, подальше от отца, подальше от всех этих людей, которые обижали ее или просто косо поглядывали из-за того, что она воспитанница проклятой и дочь мага. «Дочь некроманта», – уточнила для себя Патрина, и горький комок встал в горле.

«Я сейчас вернусь», – донесся до нее знакомый голос.

Патрина встала на четвереньки и подобралась ближе к выходу. На поляне горел костер, возле него сидела Ниса. Движение языков пламени порождало причудливую игру теней на лице девушки, коверкая ее красоту. Ниса с задумчивой улыбкой нюхала букетик страстоцвета. Костер потрескивал, быстро сжирая хворост, и требовал новых подачек. Ниса поднялась, набрала веток и бросила их в огонь. Пламя облизнуло жертвоприношение, вгрызлось в него и взметнулось вверх, ярко осветив поляну.

Патрина попятилась; не хватало еще, чтобы ее заметили, но было уже поздно. Ниса вздрогнула, обнаружив, что в пещере кто-то есть, но узнав свою недавнюю соперницу, выхватила из костра сук и с этим подобием факела энергичным шагом направилась к убежищу.

– Я тебе покажу, как за нами подсматривать! – грозно произнесла она. – Ты у меня пожалеешь!..

Сунув горящую головню в пещеру, Ниса едва не ткнула ею в лицо… О нет, это оказалось вовсе не лицо, а морда какого-то гигантского неведомого зверя, который от испуга подпрыгнул и ударился спиной о свод пещеры. Завизжали они одновременно. Ниса выронила факел, от чего вверх взметнулись гигантские тени: ее и чудовища.

Ярамса визжала, пищала и похрюкивала, но через несколько секунд тональность этих звуков изменилась и в них начали преобладать гневные нотки. Зверь готов был напасть, только страх перед огнем не позволял ему броситься вперед, но факел вскоре погас.

Ниса вылетела из пещеры с воплем, который вмиг должен был разбудить всю округу. Бронтус, прибежавший на крик, выронил котелок с водой и заголосил не хуже подруги. Вместо того чтобы защитить возлюбленную от чудовища, он бросился наутек, но Ниса его быстро догнала и перегнала. Следом за ними неслась гигантская ярамса и верещала, жаль только, что напуганные люди не понимали ее языка, поэтому случай узнать о себе много нелестного оказался ими упущен.

Так они и влетели в разбуженное село. Неразбериха началась невероятная. Зажженные факелы выхватывали жуткие фрагменты происходящего: по улицам металось гигантское чудовище, поэтому все, кто имел глупость выйти из домов, пытались вернуться под защиту родных стен, но в панике не могли отыскать вход. Старая грузная торговка рыбой взбежала по шесту на крышу и заголосила там пуще прежнего; кузнец споткнулся и влетел головой в стог, а в руке у мужика некстати оказался факел. Хорошее было сено, сухое да золотистое, занялось в один миг. В селе сделалось светло, как днем, и шумно. На крупных ярмарках такого разноголосья не услышишь. Только теперь и удалось рассмотреть страшного зверя.

Ярамса тем временем нагнала-таки Нису и цапнула ее зубами за то место, что пониже спины, жаль, кроме юбки ничего не прихватила. Мельканье голых ягодиц показалось ей забавным. Ярамса остановилась, фыркнула, выплюнув выдранный лоскут, и уселась на задние лапы, вполне удовлетворившись содеянным. Затем она осмотрелась. «А что тут, собственно, происходит?» – вопрошал ее удивленный взгляд. Через некоторое время контуры чудовища сделались нечеткими, а потом зверь и вовсе пропал, оставив после себя лишь туманную воронку.