Доржи Камаевич Камаев ко всей этой публике относился примерно так же, как владе-лец зоомагазина относится к выставленным на продажу, копошащимся в аквариуме неончи-кам, меченосцам, и прочим вуалехвостам — они должны приносить прибыль. Сам он испы-тывал к азартным играм брезгливое неприятие, полагая их занятием недостойным мужчины. Тем не менее, свой кабинет начальник службы безопасности фирмы "Дато" оборудовал на втором этаже здания, прямо над игорными залами.
Собственно, весь второй этаж целиком принадлежал управленческому персоналу фир-мы и являлся центральным офисом. Сверху здание напоминало остроугольный шеврон, в одном луче которого посетители потрошили свои кошельки, оплачивая острые ощущения, а в другом луче между овальными столами, укрытыми снежной белизны скатертями, сновали официанты, подавая изысканные блюда и дорогое пойло. В ресторане кошельки нуворишей облегчались не менее успешно, чем в крыле напротив. Не по прихоти владельца фирмы Ил-лариона Жордания, а по желанию Монаха Камаева служба безопасности накрыла собой иг-ровые площади, оставив ресторанное крыло остальным управленцам. Так и сосуществовали рядом, но обособлено, почти не перехлёстываясь, две ветви одного древа — фирмы "Досуг — Азарт — Технологии Отдыха".
Доржи Камаев из окна собственного кабинета задумчиво наблюдал за вечерней площадью перед зданием казино "Джокер". Уже появились первые посетители. Завсегдатаи подъезжали на дорогих иномарках, степенно выбирались из автомобилей и неспешно следовали к распахнутым зеркальным дверям, где их встречал настоящий швейцар — вся морда в бакенбардах, весь костюм в блескучих позументах — дураки и сороки любят всё пышное и блестящее. Дамы в вечерних платьях, выгодно оттеняющих белые клубные пиджаки кавалеров, грациозно поднимались по ступеням; мужчины придерживали их под локотки и были неимоверно вежливы и предупредительны. Апрель, холодновато, на плечи женщин небрежно накинуты норковые или соболиные манто, мужики же предпочитали покидать тёплые салоны своих авто налегке — это модно, показушно и шикарно, дескать, пусть пальтишко напяливает тот, кто ходит пешком или, не дай бог, пользуется общественным транспортом. Глядя на эту церемонию, можно было и впрямь поверить: вот она — современная российская элита — люди, чьим умом и энергией прирастает благосостояние страны. Не всплакнуть бы от умиления. Разумеется, игорный — не самый социально значимый бизнес, но если эти болваны западают на игру, значит, туда им и дорога.
Одновременно вспыхнули бегучим волнующим светом тысячи миниатюрных фонари-ков, обозначая сияющей строчкой силуэты пластиковых пальм, расставленных по ободу площади, переиначив ухоженный пятачок уральского асфальта в островок Монте-Карло или какого-нибудь Лас-Вегаса. Роскошное убожество. Худощавое лицо Камаева приобрело мед-ный оттенок, проявились резкие морщины от крыльев хищного носа к углам тонкогубого рта, зелёные глаза, отразив электрическое мельтешение, превратились в лужицы фосфора.
Камаев уже протянул руку к витому шнуру, чтобы опустить штору, но тут его внима-ние привлекла фигура человека в светлом плаще. Человек шёл, засунув руки в карманы, по плиточному тротуару вдоль чугунной ограды, обрамлявшей площадь. Камаев узнал его сра-зу, в мозгу затлел очажок беспокойства — Олег сию минуту должен был находиться во Вла-дивостоке, готовить груз, вместо этого… Что-то случилось. Вариант, собственно, всего один, а если так, то…
Не включая освещения, Доржи Камаев прошёл к столу и, взяв мобильный телефон, вернулся к окну. Он вывел на экранчик дисплея забитые в память номера и ткнул кнопку вызова. Человек на тротуаре остановился, вытащил из кармана руку с зажатым в ладони аппаратом.
— Я тебя вижу, — Монах говорил, наблюдая за человеком, — пройди в ресторан, там тебя встретят.
Человек в плаще поднял руку, словно в приветствии, и направился к ресторанному крылу.
Камаев нажал клавишу интеркома.
— Магда, встретьте Керигина у ресторана и проводите ко мне.
После этого он, наконец, задёрнул оконную портьеру и включил торшер, стилизован-ный под высокий арабский шандал.
Монах, опустив голову, с полминуты постоял в центре заполненного мягким матовым свечением кабинета, потом порывисто, словно спохватившись, шагнул к вычурному, обито-му тканью с "азиатским" орнаментом креслу и, погрузившись в него, замер, прикрыв глаза. Случайный посетитель, заглянув в кабинет, мог бы предположить, что хозяин спит. Нет, он не спал, он, если можно так выразиться, "прокачивал" свою нервную систему, настраивая её на размеренный ход. Он психологически "вымораживал" свой мозг. По его глубокому убеждению, только холодная, спокойная работа ума способна подвести к правильному решению. Ошибаться он не любил, не мог себе этого позволить и до сих пор не ошибался.
В течение многих лет он накапливал информацию. На него работали осведомители и аналитики в Турции и Афганистане, Ираке и Пакистане, Иране и в странах Юго-Восточной Азии. В этой стране на него тоже работали на Кавказе и на Дальнем Востоке. Он вкладывал большие деньги. А десять лет назад он приехал в эту страну и, используя накопленную ин-формацию, и снова большие деньги, приступил к созданию сети влияния. Он колесил по расхлябанной реформами России, встречался с попавшими в его картотеку людьми, вербо-вал сторонников, тщательно готовил помощников из числа людей решительных, но осто-рожных, по разным соображениям не принимающих существующее в этой стране положе-ние. Свои отношения с помощниками он строил на принципах строжайшей конспирации, как его когда-то учили. Его учителя могли бы им гордиться. А далее уже помощники по оп-ределённому плану создавали и финансировали не очень заметные фонды и общественные организации, фирмы для отмывания и приумножения капиталов, сектантские поселения, упрятанные за Уралом и в Приморье. Они же покупали чиновников и брали под ненавязчивый контроль мелкие преступные группировки. Такие организованные узелки совершенно не выделялись на общем фоне, не вызывали беспокойства властей, но их было много, и они скрепляли прочную сеть.
К двухтысячному году Камаев осел в Среднегорске, в ранге скромного руководителя службы безопасности успешной, стабильной, неагрессивной фирмы. У каждого из его по-мощников имелась своя зона ответственности, но все управляющие нити Доржи Камаев со-средоточил в своих руках. И вот, похоже, один узелок выгорел. Нужно побеспокоиться, что-бы огонёк не потянулся дальше. Подробности расскажет Олег.
В дверь постучали.
— Войдите, — негромко приказал Камаев и поднялся из кресла. Керигина он встретил стоя — хотя это само по себе ничего не означало — руки не подал, указал на кресло рядом со своим.
— Присядь. Магда, — обратился он к своему секретарю-референту, — посмотрите запись на первой и второй камерах с момента появления Олега Олеговича. Не было ли чего…сопутствующего? Да, и уточните. Что осталось из сырья на складе…Садись, садись, Олег, не стой столбом. В ногах, говорят, правды нет, а мне нужна правда. Ну, рассказывай.
Олег Олегович сел в кресло. Он, будучи одним из самых доверенных приближённых Монаха, имея достаточный опыт общения с главарём, не мог не понимать — если видеокаме-ра обнаружит хвоста, он может и не выйти отсюда живым, однако его лицо не выражало ни робости, ни подобострастия, правда, человек, хорошо его знающий, заметил бы следы расте-рянности. Скорее всего, он побаивался своего жёсткого босса, но у него хватало ума и воли скрывать свой страх под маской уверенного спокойствия.
Большинство и достаточно посвящённых, и ничего толком не ведающих шестерёнок и винтиков, обеспечивающих работу созданного Камаевым механизма, в том числе и Иллари-он Жордания, знали Керигина — этого уверенного в себе вербовщика и организатора, как Алексея Алексеевича или отца Елисея. Они бы сейчас, приглядевшись, наверное, всё-таки узнали его, но при этом основательно бы огорошились — Олег выглядел лет на десять моло-же отца Елисея. Нет, он не чудесным образом помолодел, просто сегодня он был без специ-ального грима. Десять лет назад, сразу после объявления вне закона секты "Аум сенрикё", он, общаясь с людьми, взял за правило использовать высококачественный грим, не зависимо от того, имела ли встреча отношение к его нелегальной деятельности или не имела. Но сей-час в кресле сидел не пятидесятилетний, слегка поседевший и пополневший барин, а подтя-нутый, сорокалетний человек без намёка на седину в коротко стриженых, тёмно-русых волосах.