Сухов ткнул пальцем в клавишу опускания бокового стекла.

— Здравствуйте. Вы от Петра Сергеича? — Спросил дядька, заглядывая в салон. Лицо брыластое, неулыбчивое, глаза цепкие.

Фёдор, немного потеснив Павла, придвинулся к окошку.

— Да, — ответил он, — здравствуйте. Пётр Сергеич кланяется. На словах просил передать, что днями будет. Дословно.

Лицо у мужика чуть расслабилось. Он кивнул и, помаячив рукой, типа: следуйте за мной, отправился к автомобилю, притёртому между милицейскими тачками. На этот раз для разнообразия — серебристая "Субару". Салон на пару секунд осветился, когда дядя, открыв дверцу, влезал на водительское сиденье. "Субару" подвижной ртутной капелькой обтекла пограничные столбики, выкатилась на трассу и, набирая скорость, помчалась в сторону зарева. "Мазда" следом.

— В чём прикол? — Спросил Паша.

Сухов правильно понял вопрос.

— Личность в городе известная, бывший силовик, нынче в администрации. Сильно ува-жает контр-адмирала. Вопросов задавать не станет, покажет квартиру, и на том спасибо. А признал за своих по паролю, оговорённому загодя. Я ведь в Интернете на всяких уровнях поработал, ба-альшие, доложу тебе, переговоры провёл. Утречком узнаем результаты. Да, — Фёдор пристукнул ладонью по колену, — вернёмся к нашим сектантам. Схема у них — примитивнее некуда. Вообще, по моему мнению, самый примитивный план отличается от самого хитрожопого только суммой привлечённых средств. Где обманом, где дурманом они сколотили группу полностью потерявших волю, зависимых людей, поселили их в лесу подальше от ненужных глаз и используют, как рабов. Натурально. Эти самые рабы засеяли лесные делянки индийской коноплёй. Знаешь, сколько можно срубить конопли с одного га? Три-четыре тонны. В тех краях, по моим прикидкам — я данные аэрофотосъёмки раскопал — гектарчиков десять будет, а то и поболе. С урожая получается до двадцати пяти процентов конопляного масла, содержащего наркоту. Посчитай. Жмых тоже в дело. Въезжаешь, какая прорва дури расходится по России? То-то! Сейчас неважно, каким образом они откупились от властей, однако, факт. Допускаю, что мотивация самая, что ни на есть банальная, типа компактного проживания религиозной общины. А что: арендовали земельку лет эдак на пятьдесят, обустроились, налоги платят. Убогие в свою защиту ни слова не скажут. А то, что их такими сделали да в рабов превратили, кого волнует? Ага, наш провожатый, кажись, сворачивает во двор. Знать, прибыли. Ладно, потом доскажу.

"Субару" действительно нырнула в арку. Внутренний двор, образованный единым, замкнутым в периметр, жилым домом, сам по себе небольшой, уютный, коммунальными услугами не обижен, жильцам есть, чем гордиться: мусорные баки прямо под окнами, рядок чахлых кустиков, детская песочница, прямо возле баков спонтанно возникшая автостоянка — в целом не слишком отличается от множества старых московских двориков. Во дворе пусто и тихо. На весь дом светятся всего несколько окон.

Машины остановились в метре одна от другой. Стёкла поехали вниз. Дядька, не выхо-дя из-за руля, протянул в окошко ключи, Сухов принял.

— Второй подъезд, первый этаж, номер восемнадцать. Платная охраняемая стоянка за углом. Разберётесь? Извините, — мужчина попытался улыбнуться, — за нерадушный приём, жену сегодня прооперировали, беспокоюсь, еду в больницу. Если нет вопросов…?

— Спасибо, вам. Разберёмся.

Дядька укатил.

— Я думал, — Паша потрогал свой нос, словно только что получил щелчок, — он по жизни такой бука.

— Бывает, — Сухов дёрнул плечом, — Давай, выгрузим из машины всё, что нам принадле-жит, обезличим, так сказать, чужой транспорт и уберём с глаз долой под охрану. В квартире разговоров по делу не ведём.

— Думаешь?

— Не знаю, и знать не хочу, но…сам понимаешь.

— Угу, — Павел согласно кивнул, — тогда договаривай здесь, что не успел.

Фёдор развёл руками.

— Да ты и сам всё понял.

— Есть пробелы, — Павел качнул головой, — маслице, предположительно, путешествует вместе с рыбьим жиром. Так? А рабы, как я понимаю, сами наркоманы, так чего же…?

— Ошибочка. Они не наркоманы, они люди, "искренне верующие". Другое дело, что ве-ра внедрена в их сознания искусственно, с использованием психотропных препаратов, по-давляющих волю. Вероятно, в общине регулярно проводятся моления, где пастыри неза-метно подкачивают паству психотропами для укрепления веры. Ещё вопросы?

— А, как же! Ты уловил, к чему я веду? — В голосе Павла звучало аккуратно дозирован-ное ехидство.

— Ну, давай, веди, — Фёдор с недовольным видом отвернулся к окну.

— Вижу, — Паша удовлетворённо вздохнул, — что уловил. Молчишь? Тогда спрашиваю конкретно: если рабы такие "искренне верующие", то увещевания на них не подействуют, и они по первому знаку адептов растащат нас на фрагменты. Чтобы самим выжить, нам при-дётся защищаться, значит, мочить неповинных одурманенных людей. Это торжество спра-ведливости да? В жисть не поверю, чтоб ты, да этот вопрос не обмозговал заранее. Колись, чего уж.

Сухов молча поднял правую руку к лицу, большим и средним пальцами помассировал уголки глаз, уронил руку на обтянутую кожей панель приборов, выбил короткую дробь.

— Мы, — начал он, словно в раздумье, — можем вернуться и купить билеты на самолёт, как законопослушные…

— Неправильный вариант, — отрезал Павел.

Фёдор встрепенулся.

— Ну, уел ты меня, Пашка, уел! Не знал я, с какого боку к тебе подойти. Там на берегу, когда я того зверя финкой, ты мне ничего не сказал, но я-то видел твоё недовольство. А кто надысь уверял, мол, "на войне, как на войне"?

— То есть мочить всех пастырей на месте, чтоб никто не успел поднять общину в шты-ки?

— Да! Иначе в аэропорт.

Паша откинулся на спинку сиденья.

— Надо, значит, надо, — пробормотал он, — потащили шмотьё в квартиру.

Сухов облегчённо перевёл дух, кажется, вот-вот перекрестится, но креститься он не стал, тронул приятеля за плечо.

— Ты меня, бывало, фруктом величал, так ты тоже…того — не лучше.

Паша расплылся в улыбке.

…На исходе ночи два человека покинули квартиру, расположенную на первом этаже трёхэтажного жилого дома, невидимые и неслышимые пересекли замкнутый двор, минова-ли арку и очутились на неосвещённой в целях экономии улице. Одеты они были неброско, универсально и демократично. В такой одёжке, одинаково пригодной, как для дальних по-ходов, так и для повседневной носки, постоянно щеголяли нынче миллионы провинциаль-ных россиян. На плече у молодого болталась спортивная сумка, за спиной прилепился то-щий мини-рюкзачок, тот, что постарше, шёл налегке. Они уверенно повернули налево и до-вольно быстро вышли к железнодорожному вокзалу.

Город на полторы сотни тысяч жителей, это, конечно, не многомиллионная Москва, но единственный вокзал, хоть и не выглядел переполненным, однако и не пустовал даже по такому раннему времени — всегда и везде найдётся десяток-другой-третий непосед, которым срочно куда-нибудь нужно. И выглядят непоседы в большинстве своём примерно так же — затеряться даже в небольшой толпе сравнительно легко, особенно если ты в принципе нико-му не нужен.

Павел с Суховым перво-наперво направились к автоматическим камерам хранения и избавились от обременительной сумки, в которой до поры упокоились обременительные цивильные шмотки и обременительный, обложенный этими шмотками, ноутбук. Если бы портативный компьютер был наделён сознанием, он бы, безусловно, обиделся на такое обхождение, ведь во многом благодаря его помощи Фёдор сумел — Паша узнал об этом минутами позже — обрушить лавину законных репрессий на региональную структуру секты, лавину, похоронившую под собой мощный наркотический источник.

До самого утра Павел ни о какой, такой-сякой лавине ведать не ведал, но зато он знал Сухова и намотал на уши его вскользь брошенную фразу, что, мол, "утречком узнаем ре-зультаты". Поэтому он ночью вовсю отдыхал и плохих снов не видел. А "утречком", точнее, в четыре после полуночи, Фёдор связался по Интернету с Москвой. С учётом разницы во времени там был самый разгар рабочего дня. Паша не стал заглядывать через плечо и любо-пытствовать, с кем Сухов "чатится". Созреет — скажет. Он успел проделать комплекс обяза-тельной разминки и даже почистить зубы и побриться, а когда, благоухая пастой и кремом, вышел из ванной комнаты, увидел уже упакованную сумку и довольную физиономию друга. Павел вопросительно глянул на Фёдора, тот, молча, поднял кверху большой палец, а потом медленно повернул его вниз жестом римлянина — "пиндык проигравшему".