Примерно такие мысли не очень бодро пошевеливались в голове Виктора Сергеевича Шершнева. Надо отдать должное: мысли двигались, хотя и вяло, но упорядоченно, Виктор Сергеевич давно дисциплинировал процесс собственного мышления. Стоя перед зеркалом в туалетной комнате и оттянув пальцами кожу под глазами, генерал лейтенант в отставке, де-путат ГД и сопредседатель СОТОФ без удовольствия рассматривал своё отражение. Он от-крыл холодную воду, выбрал небольшое махровое полотенце, подержал под струёй, отжал и приложил к лицу, согнувшись над раковиной. Постояв так с минуту, аккуратно продёрнул мокрое полотенце сквозь хромированное кольцо, поводил руками под тихо жужжащим фе-ном и направился в рабочий кабинет, минуя закуток с диваном — комнату отдыха, прозывае-мую "плацкартой" за соответствующие размеры.
Лет этак шесть с половиной-семь тому, группа отставных военных, все в немалых чи-нах — от полковника до полковника с приставкой "генерал", повязанная общей судьбой и общей бедой, взлелеяла идею создания общественной организации, способной объединить под своим знаменем всех тех, кто ещё недавно носил погоны. Так родился СОТОФ — Союз Отставных Офицеров. Программный лозунг выдвинулся сам собой — ясный и понятный, как безоблачное небо над всей Испанией: "Бывшим защитникам Отечества — достойную пен-сию, достойное жильё, достойную жизнь!" Казалось бы, чего уж тут непонятного? Солдат, четверть века мотавшийся по глухим весям нашей необъятной Родины по принципу "куда пошлют"; иногда годами не имевший возможности жить вместе со своей семьёй; как пре-данный пес, недрёманно оберегавший радиоактивное жерло — ядерный щит страны; первым встававший под пули в горячих точках — заслуживает, как минимум, уважения. Кукиш без масла под нос!"…ваше сердце под прицелом…". Циничная технология лихорадочного де-лежа "народного достояния" принципиально не учитывала интересы Армии, что не удиви-тельно: тех, кто заказывал музыку, никак не устраивала обороноспособная Россия, а устраивала гигантская куча дерьма на одной шестой — нет, после Беловежской уже поменьше — части суши. Если при этом загнобить офицерство — можно реально сформировать пятую колонну. Почти удалось. Польша, в лице Збигнева Бжезинского, жестоко мстила за более чем двухвековое унижение. Идеологические внутривенные и подкожные финансовые инъекции эффективно перестраивали метаболизм страны, задёрганное народонаселение, вопреки криминальным реалиям и повальному обнищанию, продолжало истово верить в светлое будущее. Шестёрки неожиданно становились тузами, пешки проходили в ферзи, королей сбрасывали с поля с матом или без такового. Кое-кто из новых хозяев попадал не только под меткий журналистский обстрел — помимо чернил в ход шло настоящее автоматическое оружие, а так же подствольные гранатомёты, радиоуправляемые мины и прочие дьявольские штучки. Карта России тлела и обугливалась в районе Северного Кавказа, ветры демократических перемен грозили раздуть пламя, при этом пожар мог перекинуться к соседям.
Вот в таких благоприятных условиях приступил к работе штаб организации отставных вояк. По первому времени хватало энтузиазма и старых связей. Потом понадобились деньги — на великие дела нужны великие бабки. И они появились. Об их происхождении знали только Виктор Сергеевич и дядя Слава — "комбат", пророкотавший по этому поводу класси-ческое: "Заграница нам поможет".
На Старом Арбате в Новомалопесковском переулке приобрели под штаб-квартиру бывший доходный дом — девятнадцатого века постройки зданьице о двух этажах и об одном подъезде, приютившее в коммунальных квартирках некоторое количество пожилых людей. Лишённые перспективы и прав на расширение жилплощади, старички с несказанной радо-стью встретили предложение обменять свои крохотные коммуналки на отдельные одноком-натные и разъехались по персональным квартирам. А домишко перешёл в собственность юридического лица — СОТОФ. Не дворец, конечно, но имелось у здания, помимо всего, ещё одно преимущество, впрочем, характерное для старых арбатских застроек: с тылу к дому примыкал небольшой глухой дворик, огороженный высокой кирпичной стеной. В силу рас-положения и высоты дома солнце здесь было редким гостем, однако это обстоятельство не шибко огорчало господина сопредседателя — с некоторых пор он не жаловал прямые и жгу-чие солнечные лучи.
…В апреле девяносто шестого работник Генштаба генерал-лейтенант Шершнев ему одному ведомым способом раздобыл жесточайший компромат на одно высокопоставленное лицо, имевшее в закрытом кругу кодовое имя — Слон. В закрытом кругу…
Вскорости компромат лёг на стол Генерального прокурора. Тот, основательно изучив документы и состряпав компилятивную вытяжку, не долго думая, испросил у Президента аудиенцию. Гарант Конституции в ту пору недомогал и принял обер-прокурора на даче в Барвихе. Какой там состоялся разговор — никто не догадывался, а вот чем закончился…. Бу-квально через пару недель грянули серьёзные перестановки в Правительстве, повлекшие за собой лавину смещений в ближайшем окружении Слона. Сам Слон с достоинством ушёл в отставку и сел за мемуары. А немного погодя генералу Шершневу было предложено отпра-виться в бессрочную командировку на Северный Кавказ представителем Главного командо-вания — слили его соратники, он стал неудобен в Москве.
…Виктор Сергеевич усмехнулся, вспоминая тогдашние конспирологические изыски. К слову: Генеральный прокурор тоже надолго не задержался, освободил кресло.
…Колёсный БТР сопровождения, военный уазик с цельнометаллическим кузовом, ещё БТР — транспортная связка ходко двигалась по пустой, удивительно прямой для гористой местности, кое-как асфальтированной дороге. Почти по прямой, это если смотреть сверху — плавно чуть влево, чуть вправо, а если сбоку взглянуть — вверх-вниз, с горки на горку, ино-гда, будто по обрамлённой горами пустыне, иногда по краю кручи. В бронетранспортёр можно упаковать до двадцати пехотинцев, но в каждом ехала группа из шести человек, включая водителя. Ребята расположились с комфортом. Поездка считалась неопасной, наши как бы контролировали зону предполагаемой инспекции. Лето. Август. Жара и пыль.
Выполняя распоряжение Ставки, генерал Шершнев выехал из Моздока по направле-нию Назрань — Магас — Владикавказ и далее до границы с Грузией. Какая нужда имелась в этой поездке? По-видимому, руководство Генштаба озаботилось: уж коли в группе войск на Северном Кавказе имеется свой человек, то пусть он лично и проинспектирует эту самую группу на предмет боеспособности. То бишь, охарактеризует моральный климат в частях, реальное состояние боевой техники, тактическую подготовку применительно к местным условиям, снабжение частей, отношения и контакты с населением, и прочее, и прочее. "Свой человек" обязан всё рассмотреть, всё оценить и составить отчёт по пунктам. Задача, мягко выражаясь, для одиночки неподъёмная. В этом были свои резоны. Во-первых: однажды сорвавшийся с кавказских гор, нескончаемый поток военных отчётов и донесений различного уровня и содержания требовал перекрёстной проверки. Во-вторых: отчёт прикомандированного к Северокавказскому Военному Округу генерал-лейтенанта Генерального штаба — серьёзный документ, на который можно ссылаться при постановке и решении различных задач. Ну, и, в-третьих, как понимал сам Виктор Сергеич: подшитая бумага — отпечаток пальца, способный, буде появится такая нужда, изобличить автора в халатном отношении к своим обязанностям, сделав его козлом отпущения. Может, были и другие резоны, но лично Шершневу ранее перечисленных хватало выше самой высокой кремлёвской маковки.
Расстояние по трассе от Моздока до Назрани — километров шестьдесят, из них сорок по территории самопровозглашённой республики Ичкерия — от блокпоста к блокпосту, а там ещё четвертак до Владикавказа. Если просто проехать — пару часов, если инспектировать, и то не шибко въедливо — минимум неделя. Генералу, привыкшему к тиши московских кабинетов — влом по обычаю, но опальный Виктор Сергеич не позволял себе расслабухи и горестного нытья, избрав манеру волевого, жёсткого, готового к любым трудностям командира. Да и не настолько уж он изнежен — Афган прошёл, правда, сей факт — дело давно минувших дней, но факт же…, и боевые награды — не бирюльки по случаю какого-нибудь юбилея. После Афганистана по настоящему воевать больше не довелось — он делал карьеру, а карьера делала его.
