Вероятно, точно так же вела бы себя земная экспедиция на заведомо необитаемой планете. Сбор информации, пробы атмосферы, побочные явления типа шурфов, взрывов, строительных площадок — полная аналогия с наблюдаемыми пространственно-метрическими явлениями. Если предположить, что «рыжие брюнеты» — просто автоматы для сбора информации, камуфлированные под людей, почему-то только под рыжих, то гипотеза утверждается в качестве исходной. Тогда метрические складки местности — это замаскированные места дислокации пришельцев.
Решение может быть только одно — форсировать контакт. Каким образом? Мы считаем, надо попытаться показать пришельцам, что Земля обитаема, причем, так сказать, на их языке. Проще всего — копирование пространственных эффектов. У них появляется «игла» — и мы втыкаем рядом свою «иглу». В ответ на «складку» сворачиваем пространство в свою «складку». И так далее. Технически это просто, служба оповещения налажена достаточно хорошо.
Почему решено поступить именно так? До сих пор ни один из феноменов не причинил ни малейшего вреда ни одному человеку. К сожалению, это единственное доказательство того, что нас они все-таки замечают. Исходя из этого, решено пока не противодействовать им.
Конкретные задания получите на местах. Все свободны…»
Из дневника Елены Сибирцевой, музыкального архитектора первой категории.
«Чарнополь. Я прилетела сюда еще вчера. Группа уже в сборе. Мой ИГЗ просто великолепен. Такой малыш, а метрики сгибает и разгибает запросто, как старинный рыночный силач подковы. Я зову его Гераклом.
Ждем Сергея Петровича. Нам просто повезло, что мы попали в его группу. Он весьма строг, но зато и работается с ним легко и просто…
Прилетел Сергей Петрович. Сегодня он очень рассеян и, кажется, сердит на что-то. Не заметил даже, что у нас все готово и полностью настроено. Хмыкнул что-то под нос и для начала прочел нам целую лекцию о соблюдении инструкций. Запуск назначен ровно на одиннадцать.
Мой квадрат — 64–09, там, где лужайка вся в цветах. Напарник мой, Всеволод, сворачивается на 63–10, у него там кусты и ручей. А сам Сергей Петрович работает на 63–09, в том самом квадрате, угол которого занимает знаменитая Бескидская складка, буквально в ста метрах от нее. Всеволод считает, что внутри нее спрятан космический корабль…
Я как-то побаиваюсь пришельцев, хотя здесь все тихо, да и людей, говорят, они не трогают. А Сергей Петрович очень спокоен. Я даже видела, как он прошел сквозь складку, совсем как пришелец, равнодушно и не обращая внимания. Возится с планшетами, еще раз доводит приборы, подстраивает к себе большой ИГЗ. До запуска ровно час…
Все кончено. Сергей Петрович лежит в больнице. Сама я его не видела, а Всеволод, который догнал его километрах в трех от станции, рассказал немного. Психический стресс, тоска в глазах… Но лучше по порядку.
В 11.00 прошла команда на запуск. Я стала ловить аккорды в гармониках, а в паузах слушала Всеволода. Он быстрее, чем я, ведет складку, у него очень музыкальные пальцы и слух абсолютный. Сергей Петрович, как и было условленно, отключился от нас сразу же. Свертка мне удалась. Настроение было ровное, даже боевое. Когда я заканчивала, Всеволод уже вызывал Сергея Петровича, но тот не отвечал. Мы поняли, что дело неладно, и примчались на центральный пульт. Там его уже не было. Большой ИГЗ звучал в полный голос, но симфония не заканчивалась. Наоборот, какие-то тревожные ноты дисгармонировали с общей метрической тональностью. Всеволод сообщил начальству о случившемся, а я включила стерео и заметила в углу экрана маленькую фигурку, уходящую к реке. Это был Сергей Петрович, и Всеволод побежал за ним.
Я подошла к клавишам и все поняла. Сергей Петрович не подбирал метрику синхронно со складкой пришельцев, как было сказано в задании. Он сразу же повел контр тему, пытаясь развернуть их свертку. Впрочем, даже не развернуть, нет, он делал гораздо больше! Он очень талантливый композитор, и ему почти удалось то, чего еще никто в мире не делал. Полвека назад великий Спалланци предложил неалгоритмизируемую задачу — симфонию «двойного голоса». Имеется свободно звучащий синтезатор мелодии со случайной программой. От композитора с другим синтезатором требуется так сыграть вторую партию, чтобы в целом получилось законченное произведение: скажем, концерт для двух скрипок. А ведь у Сергея Петровича первым голосом была не просто скрипка, а сложная метрическая структура складки, живущая, дышащая, звучащая в несколько гобоев, валторн и виолончелей, цветущая десятком оттенков. Он не просто вел аккомпанемент, музыкальное сопровождение, как мы с Всеволодом, он боролся с симфонией пришельцев, уводил ее в свое русло, разгибал чужую подкову…
В случае неудачи был неизбежен эмоциональный удар. Удар и был. Он оказался настолько сильным, что Сергей Петрович бросил пульт, бросил работу и ушел… Всеволод сказал, что из больницы Сергей Петрович выйдет скоро, но когда работать начнет — неизвестно…»
Отрывок из фонограммы совещания в ИНКОНе.
Директор Э. Я. Буш: Очевидно, что все нарушения «статус-кво» пришельцев приводят к сильнейшим эмоциональным потрясениям, причем сила их несоразмерна собственным переживаниям нарушителей. Я считаю, что мы имеем дело с явно привнесенными, навязанными эмоциями.
Референт Трубицын: Возможно, у них эмоциональный язык? К примеру, у коллеги Юлиева просто спросили дорогу в ИНКОН, а он этого не понял?
Директор: Случай с Цезарем Юльевичем особый. Не забудьте, что его «рыжий брюнет», в отличие от других, был весьма материален.
Секретарь: Эдвард Янович, вас в приемной спрашивают, попросить подождать?
Директор: Да-да, займите товарища на полчаса…
Секретарь вернулась в приемную.
— Просили подождать минут тридцать — сорок.
Молодой рыжеволосый человек в черном костюме понимающе кивнул, повернулся и с неподдельным интересом стал рассматривать вделанную в простенок молекулярную копию картины «Утро в сосновом бору».
Через несколько минут в приемную вышел Юлиев.
— Зинаида Сергеевна, стаканчик «акта вита», пожалуйста. Что-то в горле пересохло…
Тут Цезарь Юльевич повернулся и увидел посетителя. В глазах у замдиректора мелькнуло изумление, и он буквально упал в жалобно скрипнувшее кресло.
— Вы… вы к кому? — выдавил он.
— Здравствуйте, Цезарь Юльевич! Я к вам. Ко всем вам, к землянам!
Контакт наконец состоялся.
Интервью замдиректора ИНКОНа Юлиева корреспонденту «Всемирных Известий».
Корр.: Цезарь Юльевич, расскажите нашим зрителям, в чем причина неудач первых попыток контакта? Почему пришельцы так странно вели себя? В чем все-таки дело?
Юлиев: Знаете, дело оказалось в скафандре! У пришельцев нет защитных скафандров в нашем смысле этого слова. Их заменяют тончайшие слои особой биоплазмы, в которых и происходит процесс газового обмена — дыхание. Эти же слои задерживают и опасные для жизни микроорганизмы… Но зато у них есть общий для всех эмоциональный скафандр, предохраняющий их от эмоциональных перегрузок и слишком сильных психологических воздействий. Эмоскафандр руководит внешней стороной их деятельности и поведения, формирует привычный для землян внешний облик. Ведь мы еще даже не знаем, как они выглядят на самом деле. Управляющий комплекс скафандра, кстати, находится в Бескидской складке.
Поясню сказанное такой иллюстрацией. Представьте, девушка: вы перенеслись в прошлое, скажем — в средние века. Что бы вы стали делать?
Корр.: Это так неожиданно… Ну, я бы обратилась к прохожим с просьбой сообщить мне, как пройти к директору… точнее, к главному феодалу…
Юлиев: Ну-ну! В средние века девушка в такой неприличной одежде, с открытым лицом, да еще одна, без спутника, да еще сама заговаривает с мужчиной… Для вас бы даже суд инквизиции не собирали, сожгли бы тут же без всякого! Вы не смущайтесь, я думаю, что и со мной сделали бы то же самое, хотя и по другим причинам.
