Когда она была уже одета и они стояли друг против друга, слегка улыбаясь, еще не оправившись от смущения, он спросил:

— Ну, а… с венчаньем как? тебе уже больше не хочется?

— Нет, что ты. Только… нет, я хочу, — подтвердила Люсьен Мари.

— Тогда ты должна обещать мне одну вещь.

— Ну?

— Не убегать от меня, если с тобой случится что-нибудь плохое.

— Со мной?

— Да, ты-то определенно не оставишь меня в беде, если случится что-нибудь со мной. Дай такую возможность и мне. Подумай о словах в Священном писании: «Ради этого женщина должна оставить тетю Жанну и держаться своего супруга…»

Она посмотрела в серые глаза Давида, в который раз удивилась его застенчивости, его манере шутливо говорить о самых серьезных вещах. В ней вдруг огнем вспыхнула жаркая надежда на их счастье в браке, на такой союз, в который ни он, ни она не решались верить, не осмеливались мечтать.

Через некоторое время Давид сказал:

— Если бы ты знала, как у меня замирает сердце, когда ты перестаешь владеть собой… Была бы ты похитрее, всегда могла бы использовать это для шантажа.

Люсьен Мари пришло в голову, что нежность и заботливость Давида по отношению к ней не что иное как еще одна сторона его же характера, такого тяжелого во время кризиса с Эстрид. Чего он не мог вынести, так это мысли о том, что он причинил кому-то непоправимое зло. Поэтому он и стал по отношению к ней жестким и ненадежным.

— Ну как, готова теперь? — спросил он.

— Да, все в порядке.

— Минутку, — тихо пробормотал он и исчез в своей комнате. И вернулся с букетом. Не с французским букетом для невесты из белых лилий, а с розами нескольких оттенков. В их положении они были более уместны.

Несколько лощеных молодых испанцев любезно провели их в приемную консульства, предложили посидеть, и на ломаном шведско-английском языке по телефону доложили о них консулу. Через некоторое время консул пришел, представился и пригласил их к себе в кабинет.

— Какие-то осложнения с паспортами, насколько я понимаю…

— С паспортами? — удивился Давид. — Да, я, конечно, упоминал, что нам бы хотелось иметь один общий паспорт. Но главное — это то, что мы решили зарегистрировать наш брак.

— Как зарегистрировать? Где? — в свою очередь удивился консул.

Давид ошеломленно показал на пол.

— Здесь. Теперь. В двенадцать часов.

— Это невозможно. Я не обладаю полномочиями для заключения брака. Кто вам назначил время?

— Я позвонил сюда. Спросил того, кто мне ответил — консул, мол, уехал — имеете ли вы право нас зарегистрировать, тот ответил, что да, несколько раз, на нескольких языках, и назначил время.

— Ясно, это Эмилио, — со вздохом произнес консул. — Честолюбив до невозможности, да и вообще слишком уж большой энтузиаст. Когда чего-нибудь не знает, все равно отвечает да — и полагается на провидение.

— А что там у нас не в порядке? — спросила Люсьен Мари, напряженно прислушиваясь к шведским словам и с пятого на десятое улавливая смысл.

— Никакой регистрации не будет, — отозвался Давид. — Оказывается, недоразумение. Консул не имеет права.

— О, — промолвила Люсьен Мари и опустилась на стул. Она посмотрела на свой свадебный букет. — И что же нам теперь делать?

Консул подошел к шкафу и вынул бутылку шерри и рюмки.

— Рановато, конечно, еще день в разгаре, но у нас с вами особые обстоятельства, — он слегка улыбнулся и налил своим гостям по рюмочке для поднятия настроения.

— Есть здесь пастор для шведских моряков? — спросил Давид.

Да, есть. Консул отыскал его по телефону — но тот тоже не имел права их обвенчать.

— А почему нельзя у испанского священника? — предложила Люсьен Мари.

Консул помог и в этом.

Первый вопрос испанского священника был: принадлежат ли и жених и невеста к католической церкви. После их ответа отпал и этот вариант.

— Придется нам съездить в Мадрид, в посольство, — сказал Давид. В его голосе послышалась вопросительная интонация.

— Я не уверен в том, что… — начал было консул, но в этот момент Давид добавил:

— Нельзя ли мне заглянуть в закон?

Консул позвонил и через минуту явился обольстительно улыбающийся Эмилио с толстенным томом, называемым «Законами шведского государства».

Перелистав его привычной рукой, Давид нашел Закон о заключении брака при посредстве шведских властей за границей. «На основании особого решения Его Королевского Величества полномочиями при регистрации браков обладают министры в Анкаре, Берлине, Каире, Париже и Тегеране, а также в Токио и Бангкоке, генеральные консульства в Бангкоке, Гамбурге, Шанхае и Танжере, а также консул в Иерусалиме».

Мадрида там не было. Дальнейшие изыскания в Своде законов привели их лишь к ограничениям: в одном случае разрешение распространялось на одних только шведских подданных, а в Париже, например, жаждущие сочетаться браком шведы могли это сделать лишь в свободный от праздников вторник.

— Так или иначе, а все равно, как ни верти, получается Париж, — резюмировал Давид. — В свободный от праздников вторник.

Люсьен Мари казалась смущенной. Когда консула позвали к телефону, она прошептала:

— Вчера вечером я отправила длиннющее письмо маме, и написала, что мы уже женаты. Я же думала, что мы с тобой на самом деле будем зарегистрированы, когда письмо дойдет. Пришлось мне взывать к ее романтическим чувствам.

Давид сразу все понял.

— Ясно, все дело будет испорчено, если мы вдруг теперь явимся туда, как снег на голову, а сами все еще не женаты?

Давид еще раз просмотрел весь закон.

— Если только прикинуться кочующими лапландцами. Или миссионерами в Китае. Вот для них имеется два-три гуманных исключения…

Наконец консул счел нужным пригласить незадачливых жениха и невесту с собой на второй завтрак.

— Не желаешь ли ты обвенчаться в Тегеране или Бангкоке? Или, может быть, в Иерусалиме? — с горечью обратился Давид к Люсьен Мари. И, обернувшись к консулу: — А что говорит Союз проживающих за границей шведов по поводу того, что только богатые люди имеют право и возможность сочетаться законным браком?

Люсьен Мари вдруг засмеялась.

— Нечего смеяться, — сказал Давид. — Ведь это типичный пример того, как мы тут, в Европе, опутаны законами и предписаниями, относящимися еще к прошлому веку. Мы с тобой европейцы, современные люди. Уж должны бы мы иметь те же возможности, что американцы. Наверняка те не страдают оттого, что один из них из Флориды, а другой, скажем, из Коннектикута.

— Я только подумала, что есть очень простое решение, — улыбнулась Люсьен Мари.

— Хотелось бы услышать, — хмыкнул Давид.

— Давай переедем границу и попросим мэра в первой же французской деревушке нас обвенчать.

И консул, и Давид собрались что-то сказать, но, взглянув друг на друга, сбились и умолкли.

Было как-то даже досадно, как все равно после проигрыша на международных соревнованиях — стоять вот так и смотреть, как Свод Законов бесцеремонно вытесняется Кодексом Наполеона. Но Люсьен Мари была француженка, бумаги у них в порядке, а мэр во Франции действительно имеет право регистрировать бракосочетания.

— Ты права, — согласился Давид. — Едем за границу.

— Я очень огорчен, что не смогу взять на несколько дней отпуск и отвезти вас в своей машине, — вздохнул консул; его забавляли их свадебные неурядицы, и, кроме того, хотелось узнать, чем кончится дело.

— Странно все-таки, что решение нашел человек, менее всех нас сведущий в законах, — заметил Давид.

Консул лукаво улыбнулся, но не сказал того, что думал, пока они не собрались уходить, а Люсьен Мари не скрылась в дамском туалете:

Женщины всегда гораздо хитроумнее и изобретательнее, чем мы, когда дело касается оформления брака, запомните это.

Волна тепла в марте прошла. Апрель явился в плохом настроении. Барселона была затянута дождем, когда они сели в поезд; через полдня они добрались до французской границы. Дождь и холод сопровождали их, когда они шлюзовались в таможенных очередях по ту и по другую сторону границы. Станционный поселок тоже не выглядел веселее от ненастья.