Ноа постарался сосредоточиться на картах, но непрошеные мысли никак не уходили. Да, брак с нею мог бы стать великолепным решением. Это избавило бы Сару от всех трудностей — как финансовых, так и любых других, и таким образом он бы выполнил свой долг перед Тони, сдержал бы своё обещание всегда заботиться о его сестре. Но когда он брал Сару за руку, прикасался к ней в поцелуе и пытался думать о ней, как мужчина должен думать о своей жене, то не чувствовал ничего, кроме привязанности и братской заботы, которую всегда испытывал к ней. Он просто не мог выбросить из памяти картину, когда ей было семь лет и она пила чай со своими куклами на южной террасе Кили-кросс. Она всегда взирала на него, как на кого-то героя. Но теперь, когда она смотрела на него, в ней появилось нечто отличное. Её лицо, её глаза по-прежнему всегда были полны тем же самым обожанием, но помимо того, чем-то ещё… неприкрытой и очевидной надеждой.

Какой же странной стала его жизнь. Не далее как два года назад мысль о браке без любви, без страсти не пришла бы ему в голову. Он сам упрекал собственного брата, Роберта, когда тот сговорился о браке с женщиной, к которой, как он сам открыто признавался, не испытывает любви. Слава Богу, тот брак так и не состоялся, и когда Роберт встретил свою любовь в лице Катрионы, это только укрепило Ноа в намерении никогда не жениться без такого же чувства. Вскоре после этого Ноа впервые встретил леди Джулию Грей и поверил, что его холостяцкие дни счастливо закончены.

Джулия была всем, что он мечтал видеть в своей жене — возлюбленную и мать своих детей. Блондинка, обладающая классической красотой. С того момента, как она обратила на него взгляд своих голубых кукольных глаз, его начало снедать желание добиться её, единственной его целью прошлого сезона стало сделать Джулию своей женой. Но почти в самый последний момент Ноа обнаружил ужасную правду о Джулии, правду, которая в конечном итоге привела его одним ранним летним утром на дуэльное поле. Все его надежды на будущее, его и его детей, сгорели в чёрных клубах порохового дыма, последоваших вслед за выстрелом из пистолета.

Так почему бы не связать себя узами брака с Сарой? Он узнал отношения, полные страсти, но нашёл только отчаяние. Почему бы не попробовать вместо этого отношения дружеские? Он определённо знал Сару много лучше, чем всех остальных женщин, он знал её мягкость, врождённую доброту. С Сарой ему никогда не нужно будет сомневаться в её вере, никогда не нужно будет бояться того, что произошло с Джулией. Но сможет ли он действительно провести остаток жизни с женщиной, к которой не испытывает физического влечения? Просто мысль о том, чтобы делить с Сарой постель, казалась ему кощунственной. И представив себе эту картину, он осознал, что не важно, как он посмотрит на это, неважно, как это сможет ужиться с его нарушенными принципами, он никогда, по сути, не сможет довести дело до конца, сделав этот брак действительным. Он отказывается обрекать Сару на такое будущее, она заслуживает гораздо большего. Сара заслуживает счастья. Она заслуживает поклонения, обожания, нежной любви. Она заслуживает большего, чем он в состоянии ей предложить. У неё будет это «большее» — любовь, более нежная, более чудесная, чем та, которую, как ей кажется, она испытывает к нему. Ноа был решительно настроен проследить, чтобы так оно и произошло.

Но этого не случится, если она продолжит прятаться.

— Что ж, заканчиваем сет, — неожиданно сказал Роберт, отрывая Ноа от его мыслей и возвращая к картам. — И я полагаю, что мой брат не откажется от бренди. Конечно, если я всё ещё могу себе это позволить. Посмотрим, удастся ли найти дворецкого… или, возможно, вон тот мальчик сумеет помочь.

Ноа бросил мимолетный взгляд на фигуру, которая пробиралась в тени у дальней стены комнаты. Наблюдая за движениями мальчика, он готов был поклясться, что заметил проблеск чего-то… чего-то знакомого… прядь полуночно чёрных волос на бледной, как лунный свет, коже, очень похожей на…

Милостивый Боже, неужто он потерял разум?

Роберт начал было подниматься в своём кресле:

— Если вы извините меня, джентльмены.

— Нет, — сказал Ноа, взмахом руки останавливая его. — Я сам схожу.

Проигнорировав любопытный взгляд Роберта, он поднялся и направился через комнату. В углу Ноа заметил лорда Белгрейса за портвейном, разговаривающего с приятелем. Ноа старался опровергнуть то, что уже заподозрил — это Августа выследила графа здесь, в «Уайтсе». В «Уайтсе», подумать только! Он старался убедить себя, что ошибается, но тем не менее, продолжал идти к мальчику. Куртка тому была велика, бриджи — мешковаты, да, но он, конечно же, понял, если бы эта одежда скрывала женские формы, разве не так?

К тому моменту, когда Ноа дошёл до паренька, он почти убедил себя, что это не может быть она.

Но тут увидел изящные, округлые изгибы и маленькие стопы в туфлях.

Милостивый Боже! Августа нашла способ пробраться в «Уайтс», настоящее убежище мужского населения Лондона, одно из мест, в которых присутствие женщин было категорически запрещено. Неужели её наглость не имеет границ?

Ноа остановился прямо позади неё. Такой знакомый запах, пряно-цветочный, наконец-то достиг его, наконец-то убедил, что это была именно Августа. Он старался не замечать, как чертовски привлекательно она выглядит в паре бриджей, когда проговорил:

— Немного бренди для меня и моих друзей, мальчик, и поторопись с этим!

Он видел, как она вздрогнула, потом мгновенно замерла, очевидно, стараясь решить, что ей сейчас делать. Ноа намеренно понизил свой голос, чтобы она не поняла, что это он стоит позади неё. Не поворачиваясь, она кивнула головой и постаралась отойти к дальней стороне стола.

Ноа последовал за ней, останавливая её на полпути:

— И немного хлеба и сыра.

Она ответила ещё одним кивком и, опустив голову, постаралась пройти другим путём. Он вновь встал перед ней, добавив:

— И одно золотое яблоко.

Она оказалась загнана в угол. Он знал это. Она знала это. И поняла, кто стоит позади неё. Место, в котором они находились, позволяло Августе оставаться в тени, защищённой его фигурой от глаз остальных посетителей клуба. Она медленно подняла подбородок. У неё не было особого выбора, и поэтому она просто смотрела на него.

— Вы закончили? — прошептала она, заглядывая ему за спину. На ней не было очков, и он видел, как она, прищурившись, всмотрелась в темноту, изучая гостей клуба, сидящих за его спиной. Ноа подождал, пока не убедился, что она заметила Белгрейса, выражение её лица убедило его, что именно в поисках графа она и явилась сюда.

— Не каждый день встретишь леди, одетую мальчиком, в клубе, который предназначен исключительно для мужчин. Уверен, вы не можете винить джентльмена за желание немного повеселиться.

Она нахмурилась.

— Я бы и не стала, если бы здесь присутствовал джентльмен.

Ноа улыбнулся её язвительной остроте.

— Вы ранили меня. И это, когда я вёл себя с вами, как самый что ни на есть благородный джентльмен.

— Ах, да, Благородный лорд Ноа, с того самого момента, как вы натолкнулись на меня на террасе на балу у Ламли. Как я припоминаю, в тот вечер вы вели себя, как истинный джентльмен.

— Я возместил вам потерю шляпки.

— Конечно, после того как вы же и уничтожили её.

— А вашей лошади понравилось яблоко?

— Нет. Оно оказалось червивым.

Улыбка Ноа стала шире. Ни одна другая леди из общества не смогла бы стоять перед ним, одетая в мальчишеские бриджи и пальто, в центре эксклюзивного мужского клуба «Уайтс» и критиковать подарок, который он сделал её лошади. Ни одна леди, кроме Августы.

— Скажите, миледи, вы хотя бы представляете, как глупо было…

— Он здесь!

Когда позади Ноа раздался резкий голос, Августа отступила глубже в тень.

— Какого дьявола, ты делаешь, парень? Я велел тебе принести перчатки лорда Уолфтона! Я намереваюсь позвать сюда Рэггетта и бросить тебя к…

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — холодно произнёс Ноа, перебивая помешавшего их разговору. Повернувшись, он заслонил Августу от двух фигур, подошедших к ним.