По мере приближения к Парижу росла уверенность Наполеона в успехе. Он даже начал подбирать министров. Первым делом Бонапарт решил вызвать генерала Армана де Коленкура, бывшего министра иностранных дел; генерала Лазара Карно, «организатора победы» революции, он назначит министром внутренних дел, а верховный командующий маршал Луи Николя Даву возглавит военное министерство. Флери де Шабулон, посетивший Наполеона на Эльбе, станет его личным секретарем. В отличие от упертых бонапартистов, так и не снявших синие мундиры, красные эполеты и медвежьи шапки гвардейцев, люди в стане короля Людовика, похоже, растерялись. Маршал Мишель Ней, «храбрейший из храбрых», вначале поклялся привезти Наполеона в «железной клетке», а теперь был готов перейти на его сторону. Парижскую биржу лихорадило. Газеты перестали выходить. Правительственные министры спешно покидали столицу.

Король Людовик XVIII пытался воодушевить своих сторонников, заверял их в том, что даст бой «преступнику» Бонапарту. «Разве я, кому уже шестьдесят лет, не имею права умереть, защищая свою отчизну?» — заявил он перед палатой депутатов. Законодатели аплодировали смелым речам короля, а через три дня, в ночь с 19 на 20 марта, Людовик погрузился в карету и умчался из Парижа.

В целях безопасности из дворца одновременно выехали шесть одинаковых экипажей. На площади Согласия они разделились и выбирались из города разными улицами и дорогами. Карета с королем отправилась на север. Вместе с ним из Парижа отбыли дворцовые сокровища, несколько миллионов франков государственной казны и другие припрятанные ценности. Король предпринял все меры предосторожности. Он не хотел повторить судьбу старшего брата Людовика XVI, чей побег в 1791 году закончился поимкой, заключением и казнью.

Король бежал, над дворцом больше не развевался белый флаг бурбонской Франции. По описанию капитана королевской конной артиллерии Эдмуна Валько, Тюильри моментально опустел, «виднелись лишь одинокие фигуры часовых, и весь город, казалось, затаился в предчувствии катастрофы».

Над миротворцами в Вене нависла угроза новой войны. Возникали тяжелые вопросы. Как остановить Наполеона? Куда направить армии? Кто их поведет? Царь снова почувствовал себя полководцем и вызвался возглавить союзные войска. Веллингтон, в большей мере стратег и тактик, засомневался. Меттерних, хорошо узнавший царя за последние шесть месяцев, категорически не согласился с предложением Александра. Вежливо, но твердо его убедили взять на себя руководство военным советом, в который, как и в прошлый раз, войдут, помимо царя, король Пруссии и австрийский фельдмаршал Шварценберг. Веллингтон отказался составить им компанию, предпочитая «взять в руки мушкет». Конечно, союзникам он был полезнее на полях сражений.

На данный момент представлялось целесообразным, чтобы британские и прусские войска сконцентрировались на севере, где-нибудь на территории Нидерландов, Бельгии и Люксембурга, а австрийские армии дислоцировались в центре и на юге, по Рейну. Русские войска все еще находились в Польше, далеко от конфликта, и им надо было спешно двигаться к местам предстоящих битв, поближе к Франции. Однако возникал малоприятный вопрос: ввиду недавних притязаний царя на Польшу надо ли позволять, чтобы русские войска пошли еще дальше — через Германию и Западную Европу?

Одно из самых важных решений союзники приняли 25 марта, возобновив соглашение, подписанное в Шомоне в конце войны, и официально создав так называемую седьмую коалицию. Великие державы обязались не вести с Наполеоном сепаратных переговоров о мире и предоставить по 150 тысяч солдат; Британия, как всегда, зарезервировала за собой право заменить квоту дополнительным финансированием. Соглашение должно действовать двадцать лет или до тех пор, пока Бонапарт не будет окончательно лишен возможности нарушать спокойствие.

Нескончаемые вечеринки в салоне мадам де Саган в особняке Пальма, как докладывал агент «Нота», «беспутные и беспечные увеселения», не прошли для нее бесследно. К марту герцогиня обросла долгами, и ей позарез были нужны деньги для того, чтобы расплатиться с кредиторами.

Поскольку Меттерних раньше проявлял интерес к сапфировому ожерелью, она завернула дорогое украшение в шелковый платок и послала его князю в министерство. Герцогиня просила помочь продать драгоценность, надеясь получить за нее приличную сумму. Меттерних с радостью согласился оказать бывшей любовнице маленькую услугу. Еще недавно он писал ей: «Вы не захотели разделить со мной мою корону, но вы по-прежнему остаетесь королевой в моем королевстве».

Всего три дня потребовалось Меттерниху для того, чтобы найти покупателя сапфиров герцогини. Камни достались мадам де Монтескью, бывшей гувернантке сына Наполеона, уволенной по обвинению в попытке его похитить. Цена была не маленькая, 3000 дукатов, но счет оплатил император Франц. Меттерних уговорил австрийского императора раскошелиться на подарок мадам де Монтескью в знак благодарности за проявленную заботу о внуке. Сделка состоялась, послужив еще одним доказательством ловкости Меттерниха, приносившей время от времени и нужный результат.

На Пасху Талейрану тоже пришлось столкнуться с неординарной ситуацией. В Страстную пятницу во французское посольство заявилась нежданная гостья — герцогиня Курляндская, мать Доротеи и метресса Талейрана. Следуя примеру других аристократов, пятидесятичетырехлетняя герцогиня спешно покинула Париж и решила приехать в Вену, которая за последнюю четверть века стала прибежищем для многих французских эмигрантов.

Однако прибытие герцогини ставило многих людей, мягко говоря, в неловкое положение. Многоопытной женщине было совсем нетрудно уловить, что Талейран относится к ее дочери не только как к хозяйке посольских приемов.

Можно представить, что испытывал даже Талейран, привыкший к неудобным пассажам. Сплетники не могли не нарадоваться новому поводу для перешептывания: состязанию матери и дочери, уже с прохладцей относившихся друг к другу, за внимание лукавого француза. И герцогиня де Саган не удержалась от того, чтобы не высказаться по поводу увлечения Талейрана ее младшей сестрой. «Великий человек наконец обрел семью», — иронически заметила она.

По легенде, Наполеон во время отречения пообещал вернуться во Францию, когда зацветут весенние фиалки. Во вторник, 28 марта Вена узнала, что Наполеон на самом деле снова пришел к власти. На это ему понадобилось двадцать три дня. Более того, Наполеон действительно взял власть без единого выстрела. Побег с Эльбы был, пожалуй, самым авантюрным и дерзким предприятием среди многочисленных наглых и вызывающих поступков Бонапарта. Фиалки стали для бонапартистов символом своего кумира.

Намеренно или нет, но Наполеон вернулся в Париж 20 марта, в день рождения сына. Его сторонники ликовали. По описанию очевидцев, двор Тюильри заполнили восторженные толпы энтузиастов. Карета не могла проехать, и император вышел из экипажа в «людское море, которое тут же поглотило его». Очевидцы не едины в деталях, но дают красочное представление об эйфории, царившей на встрече с Наполеоном. Кто-то помнит, что императора несли на руках. Кто-то рассказывал, что он шел сам, а перед ним мельтешил один из обожателей и без конца повторял: «Это вы! Это вы! Наконец-то это — вы!»

После того как сбежал король Людовик XVIII, сторонники Наполеона успели подготовить дворец к приезду своего императора. Со всех ковров и портьер были удалены королевские эмблемы с лилиями, нашитые поверх наполеоновских золотых пчел. «Эмоции перехлестывали через край», — вспоминал один солдат. Наполеон тоже не мог сдержать своих чувств. Он говорил о днях возвращения в Париж как о «самых счастливых в жизни».

Уличные торговцы бойко продавали портреты Наполеона, Марии Луизы и маленького принца. Как отметила газета «Кенигсберг цайтунг», портные не справлялись с заказами на пошив наполеоновских имперских униформ. Парижские кафе и рестораны переполнились восторженными людьми, праздновавшими победу.