— Мы у вас, товарищ Качур, — начал начальник милиции, — прощения за столь длительное для нас следствие просить не будем. Мы выполняли свой долг. Всякое было. Выводы, надеюсь, правильные сделаете сами. А вот Алексей Аверьянович Гулько, редактор районной газеты, сам пожелал поговорить с вами.

При упоминании фамилии Гулько Гришка встрепенулся, покраснел, всем телом повернулся к редактору.

Алексей Аверьянович снова внимательно посмотрел Гришке в глаза и неожиданно спросил:

— Вы, конечно, сами описывали случившиеся события?

— Сам… Как приказали.

— Приказали… — улыбнулся редактор. — А приказали, оказывается, не зря. И вашим крестным в этом деле является Сергей Иванович. Редкая удача, — редактор говорил медленно, будто обдумывал каждое слово. — Насколько я понял правильно, у вас есть желание стать журналистом?

Гришка стушевался, втянул голову в плечи, растерялся.

— Да.

— А как вы, Григорий Павлович, смотрите на то, если мы вашу автобиографию опубликуем в районной газете?

— Мою автобиографию?! — краска густо залила лицо парня, его охватил ужас.

Напечатать его писанину? То, что он так подробно и старательно выкладывал на бумаге все эти дни? Там же фамилии, характеристики Оксаны и ее родителей, там суждения о друзьях, его душевное, личное. И все это на всеобщее обозрение? Немыслимо!

— Нет, нет… Только не это, — внутренний голос Гришки из души самовольно вырвался наружу, задрожал, затрепетал.

Редактор и начальник милиции переглянулись, на их лицах мелькнуло недоумение, а затем улыбки…

— Ко многим качествам журналисту нужна и смелость, — медленно проговорил Алексей Аверьянович.

— Но я еще не журналист.

— Ты уже журналист. Не кривя душой скажу, что автобиография твоя получилась оригинальная, своевременная, свежая… Кстати, Сергей Иванович сам дописал концовку на основании своего расследования, — улыбнулся Гулько, глядя на несколько свернутых в трубку листов в руках у Гришки. — Сверите со своими записями… Насколько он оказался прав…

Гришка повернулся, посмотрел на спокойно сидящего Кравца. Что значит «дописал»? Неужели следователь, заранее раскрыв его невиновность, заставил до конца работать над автобиографией?

— Не волнуйтесь, — продолжал спокойно Гулько, — мы очень оперативно превратили ее из документальной в художественную повесть. Все имена и фамилии изменены. Разумеется, кроме фамилии автора.

Гришка вздохнул с облегчением. Это другое дело. Все, конечно, догадаются, о ком идет речь, но многие художественные произведения имеют своих прототипов… А значит, взято из жизни. Что ж, при таком условии…

— Мне можно прочитать ее? — осмелел Гришка.

— Можно.

Редактор поднес Гришке отпечатанный на машинке увесистый экземпляр его труда. На титульной странице вверху заглавными буквами было напечатано: «ГРИГОРИЙ КАЧУР», а чуть ниже — «Автобиография. Повесть». Гришка боялся перелистывать страницу, боялся нарушить тишину, установившуюся в кабинете начальника милиции. Только смотрел на объемную папку, о которой втайне мечтал.

— Этот экземпляр передадите в деканат факультета журналистики заведующему кафедрой Григорчаку, — доброжелательно и тихо сказал редактор. — А вот это — рекомендательное письмо нашей редакции… Желаю удачи!

Гришка с трепетом взял в руки фирменный бланк, на котором красными буквами выделялось название районной газеты, и не читая встал, посмотрел на сидящих перед ним двух человек.

— Спасибо!

— Не за что, — улыбнулся редактор. — Благодарите следователя, старшего лейтенанта Кравца.

Гришка снова повернул голову назад, но Кравца там не было. Он даже не успел заметить, когда следователь вышел из кабинета…