— С братом? — недоуменно обернулась к нему Кейт. — С каким братом?

— Можешь не смотреть на меня своими невинными глазами, — заметил Джонатан. — Прошлой ночью мы с Филдингом немного побеседовали…

— Ах вот откуда все эти ссадины и синяки!

Когда утром мужчины вышли к завтраку изрядно потрепанные, Кейт догадалась, что между ними что-то произошло, но ни Патрик, ни Джонатан не сказали ей ни слова.

— Сперва мы уладили кое-какие разногласия, потом выяснили, кем вы друг другу доводитесь… Но больше он говорил о войне.

Кейт заволновалась. Неужели Патрик передумал и решил все же довериться Джонатану? Или Джонатан просто берет ее на пушку?

— Что он рассказывал о войне?

— Ну, много чего… Говорил о людях, о сражениях.

— А точнее, ровным счетом ничего не говорил. Так?

— Так, — помедлив, признал Джонатан.

— Пожалуйста, Джонатан, не расспрашивай меня о брате, я все равно ничего не скажу, — со вздохом попросила Кейт. — Я не вправе выдавать его тайны. — Кейт накрыла его руку своей. — Но поверь, мой брат не имеет никакого отношения к тому, что я задумала. Он не знает моих планов, а знал бы — скорее всего рассердился бы не меньше твоего… Я переезжаю, потому что я так решила.

— Могу ли я узнать, что тебя заставило принять такое решение? — глядя прямо перед собой, осведомился Джонатан с ледяной вежливостью.

Она убрала руку.

— Эту мысль мне подал Клей. Когда он говорил о новых правах женщин, я вдруг поняла, что теперь я и без мужа смогу получить участок и иметь свое собственное хозяйство. Я хочу попробовать сделать то, о чем мы с Брайаном так мечтали.

— Ты хоть понимаешь, как это трудно?

— Понимаю. Не знаю, может, все это лишь пустые мечты — у меня ведь нет никакого опыта в делах. Но выйдет что из этого или нет — винить мне будет некого, кроме самой себя…

— Ноябрь — не лучшее время для переезда.

— Возможно, но ведь дом уже стоит. У меня будет крыша над головой и — спасибо тому раннему снегопаду — довольно обломанных веток на дрова: как-нибудь, когда мальчики будут свободны, попрошу их наготовить мне запас дров. Глядишь, они за это время меньше напроказничают.

— Не понимаю, зачем такая спешка, — сказал Джонатан. — Почему нельзя подождать до весны?

— Ты знаешь почему, — тихо сказала она, отводя глаза. — Если мы останемся под одной крышей, рано или поздно это кончится так же, как тогда, в Чикаго.

— Ты такого невысокого мнения обо мне? Думаешь, я не смогу перебороть в себе желание? Да будет тебе известно, я еще ни разу в жизни не спал с женщиной, если она была против. Одного твоего «нет» будет вполне достаточно, чтобы я даже не приближался к твоей постели.

— Боюсь, я не смогу сказать тебе «нет».

— Кейт, черт побери! Ты так говоришь, будто я всю зиму собираюсь посвятить твоему совращению. Обещаю тебе, что ноги моей не будет в твоей комнате, особенно после захода солнпа. С моей стороны тебе ничто не грозит!

Кейт опустила глаза и смотрела теперь на свои руки. Вцепившиеся в колени пальцы побелели от напряжения.

— А с моей? — прошептала она. — Мы ведь оба знаем, что никто меня не соблазнял. Я сама… — Она в смятении умолкла. — Скажи я тогда «нет», ты бы остановился.

— Не уверен. Никогда не отличался особым великодушием.

Джонатан взглянул на ее лицо, покрывшееся предательским румянцем, и у него непривычно защемило внутри.

— А если я пообещаю орать как резаный, чуть только ты позволишь себе со мной какую-нибудь вольность? — спросил он в надежде, что шутка хоть немного облегчит ее страдания.

— А ты сдержишь слово? — слабо улыбнулась Кейт.

Джонатан хотел было уверить, что от его воплей обрушится потолок, но что-то в ее взгляде остановило его.

— Нет, — тихо сказал он. — Скорее всего я не пророню ни звука. — В ответ в карих глазах вспыхнули зеленые огоньки, и на сердце у него тотчас потеплело.

— Джонатан, мне тоже нелегко было принять такое решение.

— А если я тебя не отпущу?

— Я ведь не спрашиваю у тебя позволения, — со вздохом сказала Кейт, — я просто сообщаю тебе о том, что намерена делать. Ты, конечно, можешь сколько угодно вставлять мне палки в колеса, но я уже сделала выбор.

— Ты твердо решила?

— Да.

— И не передумаешь, что бы я ни говорил?

— Нет.

Джонатан хлестнул лошадей. Она снова дотронулась до его руки.

— Не сердись на меня, пожалуйста. Я делаю это не тебе назло, а потому, что мне очень нужно иметь что-нибудъ свое. — Она улыбнулась. — Хотя бы свою радугу.

— Это еще как прикажешь понимать? — не понял Джонатан.

— Мой муж был неисправимым оптимистом. Он любил говорить, что в конце грозы бывает радуга, а в конце радуги золотой горшок. И, что бы ни случилось, он всегда и во всем умел видеть хорошее. — Кейт задумчиво смотрела вдаль. — Перед самой смертью Брай велел мне искать свою радугу.

— И поэтому ты хочешь поселиться в собственном доме?

Кейт пожала плечами.

— Это именно то, ради чего мы с ним ехали в Орегон.

На Джонатана вдруг нахлынули сменяющие друг друга картины последних месяцев. Мучительнее всего было воспоминание о том, как Кейт после выкидыша рыдала у него на руках, оплакивая одновременно ребенка и отца. Да, начиная от того момента, когда ей пришлось работать в салуне, до недавних недоразумений между ними обманчивая радуга Кейт Мерфи все время ускользала от нее.

— Па! — издали крикнул Леви, приближаясь к повозке на полном скаку. — Там, впереди какая-то мебель!

Леви развернул лошадь и поскакал обратно по дороге.

— Мебель? — удивилась Кейт. — Как она сюда…

— Тут это не редкость. Иногда переселенцам, которые едут по Орегонской дороге, приходится перед перевалом выгружать из повозок часть вещей. Правда, обычно это бывает несколько выше, перед подъемом на Цепляй-Тащи.

— Какое странное название!

— Странное, пока не увидишь своими глазами, что это за гора, — усмехнулся Джонатан. — Склоны такие крутые, что приходится цепляться за какое-нибудь дерево на вершине и по веревке вытягивать повозки наверх… Да, там, у подножья, осталась не одна семейная реликвия. — Он покачал головой. — В основном все гниет под дождем, но иногда кто-нибудь проезжает мимо, когда вещи еще не успели окончательно испортиться.

— И что тогда?

— Тогда он забирает их и везет к себе домой, — пожал плечами Джонатан.

— То есть — ворует? — Кейт не на шутку встревожилась.

— Почему же ворует? Ведь хозяева не собираются за ними возвращаться. И потом, мне всегда казалось, что те переселенцы, которые выгрузили у перевала свой секретер, были бы рады узнать, что он цел и невредим.

— Ах, вот откуда у тебя этот секретер! — Все начало становиться на место. — И ванна тоже? И плита? То-то она была такая ржавая.

— Наверное. Я, правда, этого не замечал, пока ты не показала.

— И огромные окна оттуда же?

— Нет, — улыбнулся Джонатан. — За их доставку пришлось втрое переплачивать Быкфорду. Зато теперь он мне каждый раз напоминает, как трудно было довезти их до Конского Ручья.

Через несколько минут они поравнялись с Патриком и мальчиками.

— Па, тут только какой-то дамский столик с ящиками и спинки от кровати, — разочарованно сообщил Коул.

Джонатан привязал вожжи к тормозному рычагу и спрыгнул с козел.

— Кейт, идем посмотрим, — пригласил он. Кейт спустилась вниз и подошла к мужчинам.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула она при виде туалетного столика вишневого дерева. К столику были прислонены две кроватные спинки на гнутых ножках, явно из того же гарнитура. Мебель была превосходной работы, но все же не удивительно, что она оказалась брошенной на дороге: все три предмета поражали своей громоздкостью. Следы от буксовавшей на подъеме повозки свидетельствовали о том, что хозяева положили немало сил, прежде чем отказаться от милых сердцу вещей.

— Наверное, им нелегко это далось, — пробормотала Кейт, вспоминая, как ей самой пришлось расстаться со своим имуществом.