Вытащив последние шпильки, Кейт взяла у него щетку и начала медленно разбирать спутанные пряди.

Джонатан несколько минут наблюдал за ее неловкими попытками и наконец мягко, но решительно отобрал у нее щетку.

— Позволь, я помогу.

Огромные карие глаза удивленно вскинулись на него, и немного погодя она молча повернулась к стене.

Джонатан сел на край постели и начал осторожно ее расчесывать, чувствуя, что это приносит ей облегчение. Держа в руках роскошные густые пряди, Джонатан поражался, как он до сих пор не замечал, что у нее такие прекрасные волосы: под его пальцами они струились как шелк. Они как сама Кейт, подумал Джонатан. Их красота видна, только если присмотреться.

Он надеялся, что Кейт заснет, убаюканная его монотонными движениями.

— Это был мальчик, — вдруг тихо сказала она. — Мы всегда мечтали о сыне.

— Кейт…

— У нас с Брайаном были такие планы… Как нарожаем детей, будем жить на ферме, вместе стареть… Все мои мечты умерли вместе с Брайаном. А потом я узнала, что у меня будет ребенок от него, и показалось, что жизнь еще не кончена, что есть ради чего жить…

— Кейт… — Джонатан осторожно развернул ее к себе лицом. — Не терзай себя так. Я понимаю, какое это горе. Выпусти его наружу! Кричи, плачь… делай, что хочешь, но только не держи в себе.

Кейт целую минуту молча глядела на него, потом глаза ее наполнились слезами, и она разрыдалась, уткнувшись ему в плечо.

— О Боже, Джонатан! Как мне больно.

— Я знаю, Кейт. — Джонатан закрыл глаза и крепко прижал ее к себе.

— Мы пробудем почти весь день на пастбище. Что-нибудь нужно, пока мы еще здесь? — спросил Джонатан, стоя у двери.

Кейт рассеянно теребила одеяло.

— Нет, спасибо. У меня все есть.

Джонатан кивнул и собрался уходить. Вот уже три дня с тех пор, как она разрыдалась у него на груди, Джонатан был безупречно, бесконечно добр. Он обращался с ней очень бережно, старался держать сыновей подальше от ее комнаты и говорил, чтобы она не думала вставать, пока совсем не поправится. Ей же пока хотелось только одного — спать, спать… Может, с ней что-то не то, смежая веки, успела подумать она. Может, нужно…

Когда она опять проснулась, солнце стояло уже высоко. Щурясь на свет, она не сразу узнала Луноцветку, стоящую перед раздвинутыми ставнями.

— Луноцветка?

— Вставай. Плохо много лежать. — Луноцветка наклонилась и сдернула с нее одеяло.

— Луноцветка, я думаю…

— Ты слишком думаешь. — Достав откуда-то пару мягких мокасин, индеанка надела их ей на ноги. — Тело здоровое, дух больной. — Она настойчиво потянула Кейт за руку и заставила ее подняться с кровати, после чего, набросив ей на плечи одеяло, вытолкала на кухню. — Ты меня лечила. Теперь я тебя лечу.

Ослабевшая Кейт не могла противиться напору индеанки, и вскоре та вытянула ее из дома и потащила к ручью. Они спустились вниз по течению до покинутой бобровой запруды. Кейт, ничего не понимая, растерянно озиралась. Тут в зарослях она заметила небольшую поляну, на которой, между двумя раскидистыми ивами, примостилось странное куполообразное сооружение. Сооружение было высотой ей по плечо и покрыто кожами, одна из которых — очевидно, над входом — могла свободно откидываться. Из отверстия наверху купола курился дымок.

— Что это? — спросила Кейт.

— Парильня. Я делала для тебя.

— Для меня? Но я не понимаю, как…

— Когда Кейт меня лечит, я тоже не понимаю, но боль уходит.

— Ты хочешь сказать, что это мне поможет?

— Это поможет вот тут. — Луноцветка ткнула себя в грудь, где находится сердце.

Вскоре, следуя указаниям Луноцветки, обнаженная Кейт оказалась внутри темной парильни. Сидеть было очень неудобно. Посередине возвышалась груда раскаленных камней — Луноцветка время от времени плескала на них водой, и тогда женщин окутывало густое облако. Поначалу Кейт задыхалась в клубах обжигающего пара, но вскоре, как ни странно, привыкла и стала втягивать в себя горячий влажный воздух чуть ли не с удовольствием.

— А почему мне это должно помочь? — спросила она.

— Мой народ делает так, чтобы… — она неопределенно повела рукой. — Как будет — убирать все грязное?

— Очищать?

Луноцветка кивнула.

— Да. Очищать дух. Тогда дух излечится. — И, раскачиваясь взад и вперед, она монотонно забормотала что-то на своем языке.

Несколько минут Кейт следила за ней, но вскоре глаза ее сами собой закрылись. Кейт не знала, сколько прошло времени, но мало-помалу черный занавес над ее сердцем стал медленно приподниматься.

Наконец Луноцветка замолчала и сделала ей знак следовать за ней. Они выбрались наружу.

Кейт полагала, что они сейчас вытрутся и начнут одеваться, но, к ее немалому удивлению и даже тревоге, Луноцветка схватила ее за руку и потащила к запруде.

Ледяная вода коснулась ее распаренной кожи… В первую секунду у Кейт перехватило дыхание, но потом вдруг, так же быстро и неожиданно, она привыкла к обжигающему холоду, ей стало казаться, что вокруг нее не вода, а жидкий шелк, ласкающий ее члены, и она испытала неведомое доселе наслаждение.

Так они плавали в холодной запруде, пока Луноцветка не подала знак выходить. Вытираясь и натягивая свою ночную рубаху, Кейт поразилась происшедшим в ней переменам. Парильня как будто обессилила ее, и все же она определенно чувствовала себя бодрой и обновленной.

Дома Кейт начала благодарить Луноцветку, но та лишь качнула головой:

— Луноцветка тоже очищала свой дух. — И ушла, оставив Кейт гадать, за что судьба посылает ей таких прекрасных подруг.

Джонатан вернулся через несколько часов. Войдя в дом как можно тише — чтобы не беспокоить Кейт, — он поднял голову и застыл на месте. Кейт, вопреки его предположениям, не только не томилась более в затемненной комнате, она не только была одета и на ногах — она вынимала хлеб из печи!

— Ты зачем встала?

Кейт удивленно подняла на него глаза.

— А, Джонатан!.. Я не заметила, как ты вошел. — Она поставила противень с хлебом на стол и выпрямилась. — Вообще-то я чувствую себя гораздо лучше. Луноцветка устроила для меня настоящую индейскую парильню, и мы с ней ходили туда — излечиваться, как она мне объяснила.

— И что, излечились?

— Конечно… Господи Боже мой, опять они дерутся! — воскликнула Кейт, когда из отворенной двери донеслись возбужденные голоса Леви и Коула.

Она поспешила во двор разбираться, и Джонатан отступил в сторону. Слушая, как она увещевает драчунов, он нацепил шляпу на гвоздь и улыбнулся. Хорошо, черт побери, когда все в доме опять встает на свои места.

— Добрый день, Кейт.

— А, Клей! Входи. — Выполняя свое обещание, Клей продолжал бывать у Кентреллов довольно часто, так что даже Кейт в конце концов привыкла «обходиться без формальностей».

— А я за тобой, — с улыбкой сказал Клей. — Хочу пригласить тебя покататься.

— Покататься?.. — Кейт окинула взглядом сверкающую чистотой кухню. Джонатан уехал в поселок, мальчики с Чарли на пастбище, для ужина еще рановато. — Что ж, с удовольствием. Сейчас только оденусь.

Набросив на плечи плащ, Кейт закрыла дверь и взяла Клея под руку.

— Что нового на выборах? — спросила она, взбираясь с его помощью на сиденье черно-красной тележки.

— Я, собственно, затем и приехал. — Клей уселся рядом с ней и взялся за вожжи. — Хотелось, чтобы ты первой услышала радостную весть.

— Радостную? — Глаза Кейт расширились. — Значит, ты все-таки победил?

— Перед тобой полноправный делегат, избранный населением территории в полном соответствии с законом. — Клей напоминал хвастливого мальчишку.

— Ах, Клей, как замечательно! Из тебя получится прекрасный политик, — заверила Кейт.

— Вероятно, в конце следующей недели мне придется уехать.

— Так скоро?

— Думаю закончить к тому времени все дела. У меня, слава Богу, есть надежные помощники — на них я могу спокойно оставить ранчо хоть до весны.