Боже, как она ненавидела этот город! Ей хотелось уехать как можно дальше отсюда. Здесь все приобретало уродливые формы, люди вели себя странно, совершали непонятные поступки… Все здесь изменились. Кирстен охватило отчаяние. Она пыталась убедить себя, что у нее хватит сил справиться с этим, но сил не хватило…

При мысли об Элен и Кемпбеле она затряслась от рыданий. Предательство Элен было так же трудно перенести, как и любовь Лоренса к Анне.

Она зажмурилась и прижала руки к лицу, словно пытаясь изгнать их из памяти: Руби, боявшуюся, что она сходит с ума, Джейка, нежность которого вдруг обернулась злобой, Элен, чьей дружбе нельзя было верить, и Лоренса… Боже мой, Лоренс… Она вдруг снова увидела, как его руки прикасаются к телу Анны. Несмотря на боль, Кирстен отчаянно хотелось оказаться сейчас в его объятиях. Он был ей так нужен, что она протянула в темноту руки. Но его не было. Она была одна, охваченная ужасом от своего одиночества.

На следующее утро Кирстен встала рано, приняла душ, оделась, заказала кофе в номер и стала снова обдумывать эпизоды, которые предстояло снимать этой ночью. Она не выспалась, глаза с трудом открывались и припухли, но мысли ее сосредоточились на работе. Днем бригада рабочих-декораторов отправится на Скаут-Айленд, чтобы завершить оформление съемочной площадки. Съемочная группа присоединится к ним два часа спустя и начнет устанавливать оборудование. Фургончики, в которых размещались костюмерные и гримерные, грузовики с реквизитом и генераторы были уже на месте, у самых ворот Городского парка. Гримеры были вызваны на десять часов вечера в надежде, что работа закончится к полуночи. Сегодняшняя ночная съемка была самой дорогостоящей, поэтому все волновались, и Кирстен не жалела сил, лишь бы все прошло по возможности гладко.

У нее на столе под сценарием были разложены планы и эскизы Элисон, и Кирстен сверяла по ним каждый кадр, каждое движение, каждую смену освещения и каждую строку текста, которую нараспев произнесет Элен во время ритуального действа.

Чтобы не отвлекаться на телефонные разговоры, она перевела все внутренние звонки на гостиничную регистратуру, где фиксировались сообщения.

Каждый час Кирстен звонила вниз, узнать, нет ли чего-нибудь срочного. Звонили в основном Элен и Лоренс. Кирстен попросила Вики связаться с ними и узнать, имеет ли отношение к фильму то, о чем они хотят поговорить. Узнав, что с фильмом это не связано, Кирстен не стала им отвечать. Они стучали к ней в дверь, но Кирстен сказала, что у нее еще масса работы и просила не беспокоить ее.

Постепенно у нее все больше нарастало нервное возбуждение. Мысль о съемке языческого ритуального действа глухой ночью очень тревожила Кирстен. Она, возможно, справилась бы с волнением, если бы не странные телефонные звонки, которые раздавались с тех пор, как она приехала в Новый Орлеан. Они явно имели отношение к тем звонкам в Лондоне, когда она слышала в трубке мелодию детской колыбельной песенки. Она не могла выяснить, кто ей звонил. Лишь однажды, прерывисто дыша и запинаясь, неизвестная произнесла ее имя, и Кирстен поняла, что она плачет. От голоса плачущей глухой ночью и шепчущей ее имя женщины Кирстен охватывала дрожь — именно этого, как она предполагала, могла добиваться Диллис Фишер.

Кирстен никому не рассказывала об этих звонках и, может, не придавала бы им такого значения, если бы не опасение, что Диллис натравливает на нее Лоренса и Элен, как она сделала это с Кемпбелом, и что все они вступили в заговор против нее. Это абсурдное предположение она приписывала своему состоянию. Лоренс никогда не сделал бы ничего, что поставило бы под угрозу фильм, хотя Элен и Кемпбела это не остановило бы. Впрочем, даже сейчас Кирстен не хотела поверить, что Элен способна на такое.

И все же напуганная и одинокая Кирстен твердо решила контролировать свои эмоции. Она искренне раскаивалась в своем поведении с Джейком, ибо этой ночью он мог бы успокоить ее. Однако теперь было поздно жалеть об этом — она совершила безответственный поступок и ей придется расхлебывать его последствия. Надеясь, что это не отразится на их отношениях, она боялась встречи с Джейком и его отчуждения.

В середине дня раздался стук в дверь, и Кирстен напряглась. Она смотрела на дверь, более всего желая, чтобы тот, кто стоял за нею, ушел. Как режиссер-постановщик, она имела право побыть в одиночестве, и вся группа относилась к этому с пониманием. Услышав застенчивый голос Джейн, Кирстен вздохнула с облегчением. Джейн она позволит зайти, потому что Джейн наивна и простодушна. Даже хорошо ненадолго отвлечься от работы и расспросить Джейн про ее роман.

— Здравствуйте, — смущенно сказала Джейн, опасавшаяся, что ее прогонят. — Я подумала… мне показалось, что вам хочется с кем-нибудь поговорить. Я знаю, как вы загружены работой, но…

— Входи, — с улыбкой пригласила ее Кирстен, — если только тебя не прислал Лоренс.

— Лоренс пошел прогуляться и взял с собой Тома, так что у меня есть время.

— Билли тоже ушел прогуляться? — спросила Кирстен, указав Джейн на низкое кресло.

Джейн кивнула.

— Как продвигаются твои дела?

— Хорошо. Мы вообще-то никого не задеваем, но все над нами смеются.

Кирстен внимательно посмотрела на Джейн.

— Наверное, тебе это неприятно?

— Это не имеет значения. Но я пришла сюда не для того, чтобы поболтать о нем. Я, конечно, совсем не против, но… я вижу, что происходит. Ну, вы знаете, о чем я говорю — Лоренс, Элен, Дэрмот Кемпбел… Я подумала, что вам сейчас нужен друг.

— О Джейн! — воскликнула Кирстен, испытывая желание обнять девушку.

— Это, наверное, глупо, — торопливо продолжала Джейн. — Вы — режиссер и так заняты, что вас все это вряд ли тревожит.

— Джейн, — перебила ее Кирстен. — Я, конечно, режиссер, но как человека меня это не может не беспокоить.

Джейн вспыхнула от радости, поняв, что Кирстен ей доверяет.

— Едва ли я могу что-нибудь сделать, — сказала она. — Но я умею слушать.

— Давай поговорим о вас с Билли, а?

Джейн колебалась.

— Ну что ж, если хотите. Но было бы лучше, если бы вы…

— Если бы я что?

— Ничего, — ответила Джейн, отводя глаза.

— Давай-ка выкладывай, — улыбнулась Кирстен.

— Ну так вот, — нерешительно начала Джейн. — Мне показалось, что вы переживаете из-за поведения Элен… ну, и Лоренса, конечно… и я боюсь, что вы думаете, будто у вас больше никого нет.

— Теперь я знаю, что это не так, — сказала Кирстен, обняв ее. — С чего же мне начать?

— С чего хотите.

— Так ты действительно хочешь выслушать меня? — Да!

— Тогда начну с того, что больше всего беспокоит меня сегодня.

Джейн кивнула.

Вдруг в дверь настойчиво постучали.

— Кирсти! Кирсти! — звала из-за двери Вики. — Пришел хореограф. Он говорит, что ему нужно увидеться с тобой немедленно.

Кирстен взглянула на Джейн.

— Это по поводу танцев для сегодняшней съемки, — объяснила она. — Он порядочный паникер, но мне придется увидеться с ним.

— Ничего, — сказала Джейн. — Если хотите, мы поговорим позднее. Только помните, что я здесь, и если смогу что-нибудь сделать для вас, скажите мне.

— Спасибо, я буду об этом помнить.

Лоренс и Дэрмот Кемпбел медленно шли по направлению к темному углублению в куще деревьев Скаут-Айленд, которое оборудовали для предстоящих ночных съемок. На плечах Лоренса сидел Том. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, падали на сваленное в беспорядке оборудование, а в воздухе стоял запах влажной земли. Повсюду суетились декораторы и бутафоры, помогавшие оформлять съемочную площадку. Для съемки главной сцены ритуального действа здесь предстояло соорудить алтарь, а для двух эпизодов, предшествующих этой сцене, — языческий храм. Эти сцены предполагалось снимать после главного ритуального действа, если же съемка пойдет по графику, останется отснять еще одну сцену на рассвете в полуразвалившейся хижине на берегу заболоченного рукава реки.