— Нет, — Тея протянула ей стакан с джином и уселась на диван.

— Даже не пыталась?

— Конечно, пыталась. Он не хочет со мной говорить.

Лицо Руби вытянулось.

— Со мной тоже, — вздохнув, призналась она. — Так что же нам делать? Пойти туда?

Тея подняла брови.

— Если ты хочешь выставить себя на посмешище, Руби, то отправляйся одна. Я с тобой не пойду, не надейся.

Руби с грохотом поставила стакан на стол.

— Что с тобой происходит? — грозно спросила она. — Я знаю, что ты не одобряешь мое поведение, но ведь ты вырастила мальчика. Неужели тебе безразлично, какое зло все это ему причиняет?

— Конечно, нет, — ответила Тея. — Но он взрослый мужчина, Руби. Я старалась, как могла, вырвать его у Кирстен, но все оказалось бесполезно.

— Так что же теперь? Ты готова сдаться?

— Сейчас я не вижу иного выхода. И ради твоего душевного спокойствия советую тебе поступить так же.

— Ну что ж, он — моя плоть и кровь, и потому я так быстро не отступлю. Я знаю, все вы потешаетесь над тем, что мне нагадала та девица, но даже сам Господь не убедит меня в лживости ее предсказаний, за исключением слов о ребенке. Правда, я думаю, что этот ребенок — Том, вот потому-то я и не буду сидеть сложа руки.

— Но ты и понятия не имеешь, что происходит, — возразила Тея, задетая словами о том, что дела Лоренса ее не слишком беспокоят.

— Я? Не имею понятия? — удивилась Руби. — В этом ты заблуждаешься. Возможно, я не совсем правильно оценивала события, не заметила чего-то такого, что бросалось в глаза… — Она погрузилась в глубокую задумчивость, уставившись на лучи зимнего солнца.

— Возможно, — сказала Тея, — тебе следовало бы взять еще несколько сеансов у психоаналитика, которого я тебе нашла, надеюсь, он тебе поможет.

Руби не сразу поняла, о чем говорит Тея. Осознав это, она презрительно скривила губы.

— Ты? — фыркнула она. — Это Лоренс нашел для меня психоаналитика…

Тея покачала головой.

— Этого психоаналитика нашла я, у Лоренса и своих проблем хватало. А ты, как мне ни горько об этом говорить, только усугубляла их. Потому-то я и решила тебе помочь.

Заметив надменность ее тона, Руби прищурилась.

— Я, — воскликнула она, поднимаясь, — намерена спасти сына и внука, вырвать их из когтей блудницы, пытающейся создать семью, которая никогда не была ее семьей. И если ты собираешься стоять в стороне и наблюдать, как разлетится вдребезги младенец, это твое дело…

— Руби, о чем ты говоришь? — теряя терпение, воскликнула Тея.

— Кокосовая девица предупреждала меня, что младенец разобьется на куски. Но мы-то с тобой знаем, что это за младенец, не так ли? Это младенец, которым беременна вавилонская блудница…

— Кирстен беременна? — изумилась Тея.

— Да, и, как пишут газеты, — продолжала Руби, — она умеет расправляться с нежеланными детьми. Она знает уникальный способ делать это. С тем, который у нее в животе, она может поступать, как пожелает, но клянусь моим сыном и внуком, у нее ничего не выйдет. Я пришла к тебе заручиться поддержкой, но вижу, что, разрываясь между маникюршей и коктейлями, ты просто не выкроишь на это времени.

— А ты разрываешься между бутылкой джина и сеансами психоаналитика, но у тебя времени хватает, — заметила Тея.

— Для Лоренса у меня всегда есть время, — процедила Руби.

— Тогда предоставь ему самому во всем разобраться, — заметила Тея. — Две мамаши, которые суют нос в его дела, сейчас ему совсем не нужны. Он любит эту женщину.

— Ему кажется, что он ее любит. Он не понимает, что для него хорошо, а что плохо. И никогда не понимал.

Тея вздохнула.

— Руби, не вынуждай меня говорить такое, о чем я предпочла бы умолчать. Ты довольно долго не принимала участия в жизни Лоренса и не имеешь права вмешиваться. Не отрицаю, он совершал ошибки…

— Ты могла бы вовремя остановить его.

— Руби, — сказала Тея страдальческим тоном, — он не ребенок. Я старалась делать все, чтобы ему было хорошо, но он должен жить своей жизнью. Я, как и ты, была не в восторге, когда он вернулся к Кирстен, но нам придется смириться с тем, что он любит ее. Он любит ее больше, чем нас, и то, что он делает сейчас, подтверждает это.

— Нет, это только подтверждает лишь то, что он заблуждается. Как сказано в Библии, он упился вином ее блудодеяния. Мы обязаны отрезвить его, иначе он потеряет сына, а ты не можешь утверждать, что он любит эту женщину больше, чем Тома.

— Я и не пытаюсь этого утверждать. Я только говорю, что он сам должен сделать выбор, а нам, Руби, останется принять его решение, каким бы оно ни было. Сейчас он пытается сохранить и Кирстен, и Тома — возможно, ему это не удастся, но кого бы из них он ни любил больше, его ждут тяжелые времена, и мы обязаны помочь ему пережить их. Так что не вмешивайся сейчас, Руби. Не суди его и, ради Бога, перестань без конца рассказывать всем об этом дурацком кокосовом предсказании. К тому же ни ты, ни я не знаем, беременна ли Кирстен. Так что откажись от своих предубеждений, забудь о том, чего хотелось бы тебе, и подумай о Лоренсе.

— По-моему, именно это я и делаю, — ответила Руби. Допив джин, она взяла свою сумочку и, закурив сигарету, нетвердой походкой вышла из комнаты.

После ухода Руби Тея взяла оставленную ею газету. Она сегодня уже несколько раз перечитывала эту статью, но что-то заставило ее сделать это еще раз. Она и хотела бы не реагировать на это, но не могла, потому что знала, как будет страдать от этого Лоренс. Если бы только она не отнеслась непримиримо к Кирстен и не совершила бы из-за этого необдуманного поступка, ей, возможно, сейчас удалось бы помочь им. Тея прекрасно понимала, почему Лоренс не хочет с ней разговаривать: он пытается оградить Кирстен от жестокости и несправедливости. Но, Боже милостивый, как он справится со всем этим? Сам Кемпбел спрашивает в конце статьи: чем все это кончится? Тея вдруг вспомнила строки из «Откровений», которые читала Руби. Отождествлять Кирстен с вавилонской блудницей, конечно, смешно, но Тея вдруг подумала: что же стало с вавилонской блудницей? Может, ее сожгли на костре? Сердце Теи екнуло, и ей вдруг захотелось заглянуть в Библию. Но она вовремя остановила себя, решив не уподобляться Руби.

— Эй, что случилось? — Дон только что вошел в комнату и удивился, когда увидел, что Тея застыла над газетой и обхватила руками голову. — Отложи газету. Ты напрасно себя мучаешь. Что сделано, то сделано, и ты теперь ничего не можешь изменить.

— Не могу? — спросила Тея срывающимся голосом. — Если бы не я, этого не случилось бы.

— Это еще не известно. И ты поступила так, как считала тогда правильным, — успокоил ее Дон.

— Это мы с тобой так считаем, но что скажет Лоренс, когда узнает об этом?

— Ты еще не говорила с ним?

— Нет. К телефону подходит бедняжка Джейн. Одному Богу известно, каково им сейчас. Я хотела бы, чтобы Лоренс привез Тома к нам.

— Я сам позвоню Лоренсу, — сказал Дон. Но, набрав номер, он услышал короткие гудки. Так продолжалось до конца дня.

Телефон звонил беспрерывно: адвокаты, репортеры, родители Джейн, требовавшие, чтобы она немедленно вернулась домой, Руби, угрожавшая прийти к ним. Лоренс сказал Руби, что они уходят, и повесил трубку. Кирстен уговаривала Джейн подчиниться требованию родителей, но та наотрез отказалась уехать, заявив с несвойственной ей решительностью, что сейчас она нужна здесь. Джейн так хотела быть полезной им, что Кирстен и Лоренс отступились. Несколько раз звонила Пиппа, но Лоренс отказывался говорить с ней. Чувствуя что-то неладное, Том ни на шаг не отходил от Лоренса.

Прочитав статью, подписанную Кемпбелом, Кирстен постаралась не поддаться панике, понимая, что ей надо поддержать Тома и Лоренса, но боялась утратить контроль над собой. Теперь она знала, что потеряет их и это лишь вопрос времени. Она не сомневалась, что Лоренс думает так же, хотя он держался и продолжал борьбу. Ему, как и ей, не хотелось признать, что Диллис удастся разлучить их, но когда Кемпбел сообщил, что полицейские поехали в офис Диллис допросить ее, они поняли, что время их истекает.